Уничтожить школы - уничтожить медицину
Оригинал взят у aquareus в Уничтожить школы - уничтожить медицину
hajdarova
Журналист портала «Интермонитор» Алексей Самохин пообщался с известным хирургом Михаилом Эккельманом и узнал, насколько печально положение дел в нашей городской хирургии, и есть ли еще возможность хоть что-нибудь в ней исправить.
Хирург Михаил Эккельман
Михаил, в скольких больницах Екатеринбурга сейчас оказывают хирургическую помощь?
Хирургическая служба муниципального здравоохранения на сегодняшний день представлена пятью больницами. Они заняты в основном неотложной хирургией. Ее удельный вес в некоторых из этих учреждений составляет 90-95%. Остальное приходится на плановые операции.
А что послужило этому причиной?
Это результат сразу двух событий. Была ликвидирована больница Скорой Медицинской помощи (знаменитая ГКБ СМП), и ее потоки распределились между другими больницами. Одновременно выдавливание плановой помощи из муниципальных больниц (как не слишком рентабельной) возведено в ранг целенаправленной политики.
И что это значит для жителей нашего города?
Получить доступную плановую хирургическую помощь людям сложно, т.к. больницы загружены «неотложкой», а плановую хирургию берут неохотно.
Кроме того, руководители хирургических служб заинтересованы в «вале» неотложной хирургии (этот поток даёт более высокий доход при меньших интеллектуальных и материальных затратах). Это приводит к коммерциализации медицины. Формула для пациентов такова: «Или жди, или плати, или приезжай по неотложке, когда ситуация станет критической».
Чтобы понятнее было, приведу пример. Человек поступает с приступом желчнокаменной болезни. Ему ставят капельницу и, купировав приступ, отправляют домой. Если нет очереди на плановую операцию - ему её сделают. Если есть - он так и будет ездить по «скорой» с болью, и потом возвращаться домой, пока не приедет в состоянии, угрожающем его жизни. Или не подойдет очередь. Есть и третий вариант: приступ может произойти там, где медицины нет. Итог - непредсказуем.
В «большой хирургии» пациенты с серьёзными заболеваниями могут просто не дожить до своей очереди на операцию. Отмечу, что во всем, касающемся «большой хирургии», речь идет о нескольких десятках пациентов в год. Много это или мало? Я считаю, что даже одна спасенная жизнь - это очень много.
А еще, эти очереди в муниципальных больницах приводят к увеличению доходов в частных клиниках - за счёт средств пациентов, которые не могут дожидаться своей очереди для плановой операции в муниципальной больнице. Речь в данном случае не о высокосложных операциях, а о «массовой хирургии».
То есть на этом зарабатывают бизнесмены?
Не только бизнесмены. Структура собственности и отношений собственников некоторых частных клиник с руководством муниципальных больниц говорит о возможной аффилированности этих структур с руководителями муниципального здравоохранения. И это еще не все.
Есть и другие последствия? Можно об этом поподробнее?
Конечно. С уменьшением количества ведущих оперирующих специалистов, теряется квалификация врачей-хирургов среднего звена. Многие из которых уже разучились (а новички никогда и не умели) выполнять высокосложные хирургические вмешательства. Как следствие этого, в муниципальных больницах постепенно перестают оказывать специализированную и высокотехнологичную (с точки зрения сложности хирургических вмешательств) хирургическую помощь.
Как к этой ситуации относится муниципалитет?
«Большая хирургия» неудобна руководству здравоохранения. Специалисты там «с гонором» (хорошие профессионалы редко бывают покладистыми), процент осложнений высок (потому что случаи критически сложные), а на статистике даже успехи позитивно не сказываются (потому что этих больных мало). Возникает соблазн «разобраться» с элитой «большой хирургии» и одним махом решить множество проблем - правда, за счет жизней людей, но кого это интересует, особенно, когда этого никто и не заметит?
На фоне «массовых» операций, уменьшение количества оперирующих хирургов экстра-класса и прооперированных ими больных - незаметно, и на показателях отчетности не сказывается. За это начальников «не заругают» (если, конечно, никто не расскажет о реальном положении вещей).
Но вряд ли надо объяснять, что значит устранение из лечебного и научного процесса всего нескольких ключевых фигур. Чего стоило стране отстранение всего лишь одного генетика Вавилова или всего лишь одного вертолетостроителя Сикорского - думаю, помнят все. С уникальными хирургами, способными создать и развить свои школы - фактически, то же самое.
О каких школах идет речь? Это некие учреждения, или неформальные объединения?
В Екатеринбурге хирургические школы складывались десятилетиями. Всего их к 2001 году стало три: школы Козлова, Прудкова и Ходакова. Различия между ними - в подходах к технике операций и послеоперационного ведения больных. Стратегически, скажем, школа Ходакова делала основной упор на восстановление возможности комфортной жизни прооперированных больных, тогда как школа Прудкова, в большей степени, ориентировалась на спасение жизни. Скажу сразу, что я - представитель школы Ходакова, заслуженный хирург Валерий Васильевич Ходаков - мой учитель, и я горжусь этим.
Фактическое разрушение двух хирургических школ привело к серьёзному дефициту кадров (в качественном смысле) уже на сегодняшний день. Хирургическая школа и связанная с ней «большая хирургия» - это локомотив развития всей хирургии. Есть школа - есть «большая хирургия» - есть развитие всей хирургии. Нет школы - начинается деградация. Нет разных школ - начинается застой у школы-монополиста и опять же деградация.
В Екатеринбурге школы Козлова и Ходакова, по моему мнению, были разгромлены с применением административного ресурса. Причем, как я вижу, последователи разгромленных хирургических школ последовательно выдавливались в «периферийные» больницы. Туда, где просто нет ни потока соответствующих больных, ни соответствующего оборудования для раскрытия потенциала хирурга такого класса.
Т.е., формально, хирург трудоустроен (что позволяет руководителям здравоохранения делать вид, что все замечательно), но реально - отсечен от больных, которые без его помощи могут умереть. И люди наверняка умирают - исходя, каких больных эти врачи спасали раньше, и каких теперь не имеют возможности спасать.
Хуже того, есть прецеденты, когда некоторых высококлассных хирургов пытались выдавить вообще из профессии. Я не голословен, говоря, что руководство муниципального здравоохранения активно воздействовало на представителей оппонировавших им многие годы хирургических школ. Проходили суды, которыми эти процессы сопровождались. Как правило, эти суды врачами выигрывались, но это происходило, что называется, «вдогонку», и сохранить хирургические школы уже не помогало.
Речь, повторюсь, идет об уникальных, штучных специалистах. В хирургии очень многое - почти все - зависит от рук и головы врача. Настолько сильно зависит, что, например, в сталинские времена к репрессированному хирургу Юдину в места его ссылки приезжали партийные боссы из Москвы - оперироваться.
Получается, две из трех школ разогнаны. Но ведь одна то осталась? Может быть, ее хватит?
Гегемония школы Прудкова и фактическое ограничение конкуренции поддерживались административным ресурсом. Никакой антимонопольный комитет в такие тонкие и неоднозначные материи, как неформальные хирургические школы, никогда не полезет. Никакой антимонопольщик не станет искать ответа на вопрос - что правильнее: отрезать немного дополнительных тканей и восстановить человека без последствий за 8 дней, или отрезать несколько меньше - но восстановить его через месяц довольно неприятного и неэстетичного послеоперационного периода?
Кстати, первый вариант - подход «школы Ходакова» по одному из диагнозов, а второй - подход «школы Прудкова». Под каждое решение есть свои обоснования и методики, на которых защищаются диссертации, но именно конкуренция разных подходов, которая ведется структурированными коллективами единомышленников - единственный путь к развитию в практической медицине. Да и единственная возможность обеспечить людям право выбора.
Сейчас профессора Козлов и Ходаков, фактически, вытеснены из активной работы - соответственно, и последователи их школ остались без объединяющей их научной и практической силы, и без единого информационного пространства.
Да уж, неприятная ситуация. Что-то с этим можно сделать?
Я считаю, что «точка невозвращения» еще не пройдена, хотя и катастрофически близка. Возрождение высококлассной хирургии в Екатеринбурге пока еще возможно. Потому что разогнанные с применением административного ресурса хирургические школы физически еще живы, т.к. поскольку живы их носители.
Надо исправить перекос, искусственно созданный вмешательством представителей одной из хирургических школ в строительство научно-практических школ. Надо создать условия для возвращения к продуктивной работе хирургов, способных заниматься «большой хирургией» (как и было десятилетиями раньше, когда власти значительно больше, чем сейчас, отдавали приоритет здоровью населения перед получением материальных благ). Если это сделать - можно запустить процесс возрождения хирургии, эффективно работающей в интересах людей, и дающей импульс развития.
Кроме того, надо предать гласности сами факты гонений на специалистов: назвать их поименно, показать, материальную и личную подоплеку таких гонений. Раскрыть подтасовки в обосновании этих действий, к которым прибегали организаторы травли хирургов и стратегического передела хирургии в нашем городе.
Это позволит общественности узнать, почему и в какой степени результат оказался негативным для населения. Это также предотвратит поползновения чиновников от хирургии манипулировать цифрами, не даст им подтасовывать факты, в попытке замаскировать свою деструктивную роль.
Создать поток пациентов для оказания плановой хирургической помощи. Добиться этого можно, пересмотрев направления потоков неотложной госпитализации для учреждений, имеющих пока еще кадровый потенциал для оказания высокосложной хирургической помощи. После этого, нужно использовать весь ресурс методов для привлечения туда пациентов: консультативные приёмы, работа со специалистами - например, с гастроэнтерологами, инструктивные письма и методические рекомендации, разъяснения в СМИ.
Разумеется, такие шаги реально могут привести к оттоку части больных из частных клиник. Поэтому несложно спрогнозировать, что возможно сопротивление частных клиник.
Ряд владельцев частных клиник, да и некоторые управленцы городского здравоохранения, еще с 90-х имеют устойчивые связи с криминальными структурами, поэтому прокуратуре и полиции потребуется принять меры к профилактике попыток криминального воздействия на этот процесс. А если надо - то и к их пресечению. Кстати, я отдаю себе отчет в том, что эта моя публикация может привести к тем же последствиям.
Затем нужно возродить систему подготовки хирургических кадров. Они делятся на три категории: начинающие, среднее звено и классные специалисты. Первые учатся у вторых, а вторые - у третьих. Требуется вытащить из «ссылки» представителей конкурировавших многие годы хирургических школ, вернуть в лечебный процесс их наставников, восстановить разрушенную, но пока еще живую преемственность в подготовке кадров.
И финальный этап - воссоздание хирургических школ. Хирургические школы всегда строились вокруг кафедр Медакадемии. Появление возможности административного давления городских управленцев на кафедры и привело, на мой взгляд, к их разгрому. Эти попытки надо отслеживать, озвучивать - и пресекать.
Вы предлагаете сделать это во всех городских больницах разом?
Я отдаю себе отчёт, что сделать все разом невозможно. Нужна некая этапность. Полагаю, что лучше всего будет начать с сороковой больницы. Причин к этому несколько:
1. Многопрофильность больницы позволяет вести работу сразу по нескольким направлениям.
2. Там исторически самая развитая в городе диагностическая база, позволяющая дообследовать пациентов, что говорится «с колёс».
3. Там богатые традиции именно в оказании высокосложной помощи. Их быстро убить невозможно, и именно благодаря им процесс разрушения идет не так быстро, как мог бы идти.
4. Именно там до недавнего времени был знаменитый гастроцентр. Он существовал не одно десятилетие и был закрыт приказом нынешнего главврача, но его кадры еще сохранились и могут быть собраны воедино. Разумеется, закрывали гастроцентр - со всеми подобающими случаю бюрократическими «обоснованиями». По сути же, это, на мой взгляд, все тот же вопрос: что важнее - рентабельность или жизнь людей? Если кто-то из читателей сторонник рентабельности, задайте себе вопрос: «Начиная со скольки бюджетных рублей вы сочтете целесообразным отказ от лечения вас или ваших близких?»
А ведь ликвидация гастроцентра будет иметь самые серьезные последствия: сложные диагнозы не могут быть поставлены вне специализированных центров, и теперь люди, которых можно спасти, не попадут на стол хирурга. Это не теория, это описание того, как гастроэнтерологический центр работал. А теперь позвольте добавить к сказанному небольшой штрих: гастроцентр ликвидирован приказом нынешнего главного врача сороковой больницы - человеком, который до этого, был одним из руководителем городского здравоохранения того периода, который наверняка войдет в историю как «период развала свердловской хирургии».
По части сороковой все понятно, спасибо. А как вам видится ситуация в общем по городу?
Хирургия в Екатеринбурге медленно умирает. Сегодня еще есть остаточный импульс советского периода, еще пытаются делать свою работу хирурги старой школы. Но административный ресурс ряда руководителей местного здравоохранения направлен на их вытеснение из специальности, а в идеале - и из страны.
Видимо, чтобы не мешали красиво жить людям, де-факто, подмявшим под себя здравоохранение, при этом неспособных совместить личные интересы (бог с ними - пусть они у них будут, в конце концов) с интересами населения города, и оттого действующим, по сути, вопреки интересам народа.
Но этот, еще советский, импульс «большой хирургии» заканчивается, новые кадры, готовятся в значительно меньших количествах и практически на безальтернативных условиях, а база для их подготовки уничтожается. Близок момент, когда муниципальная «большая хирургия» в городе будет, в значительной степени, «демонтирована», и деградирует. Тогда Екатеринбург окончательно утратит позиции одного из ведущих хирургическим центров страны. За «большой хирургией» неизбежно настанет черед и всей остальной, потому что «большая хирургия» - это всегда локомотив, тянущий за собой «массовую хирургию».
В то же время, пока еще возрождение «большой хирургии» (и спасение, за счет этого, от падения всей остальной) возможно. Только времени в запасе почти нет.
http://www.intermonitor.ru/prichiny-razrusheniya-xirurgicheskoj-sluzhby-v-ekaterinburge-i-puti-ee-vozrozhdeniya-intervyu/
hajdarova
Журналист портала «Интермонитор» Алексей Самохин пообщался с известным хирургом Михаилом Эккельманом и узнал, насколько печально положение дел в нашей городской хирургии, и есть ли еще возможность хоть что-нибудь в ней исправить.
Хирург Михаил Эккельман
Михаил, в скольких больницах Екатеринбурга сейчас оказывают хирургическую помощь?
Хирургическая служба муниципального здравоохранения на сегодняшний день представлена пятью больницами. Они заняты в основном неотложной хирургией. Ее удельный вес в некоторых из этих учреждений составляет 90-95%. Остальное приходится на плановые операции.
А что послужило этому причиной?
Это результат сразу двух событий. Была ликвидирована больница Скорой Медицинской помощи (знаменитая ГКБ СМП), и ее потоки распределились между другими больницами. Одновременно выдавливание плановой помощи из муниципальных больниц (как не слишком рентабельной) возведено в ранг целенаправленной политики.
И что это значит для жителей нашего города?
Получить доступную плановую хирургическую помощь людям сложно, т.к. больницы загружены «неотложкой», а плановую хирургию берут неохотно.
Кроме того, руководители хирургических служб заинтересованы в «вале» неотложной хирургии (этот поток даёт более высокий доход при меньших интеллектуальных и материальных затратах). Это приводит к коммерциализации медицины. Формула для пациентов такова: «Или жди, или плати, или приезжай по неотложке, когда ситуация станет критической».
Чтобы понятнее было, приведу пример. Человек поступает с приступом желчнокаменной болезни. Ему ставят капельницу и, купировав приступ, отправляют домой. Если нет очереди на плановую операцию - ему её сделают. Если есть - он так и будет ездить по «скорой» с болью, и потом возвращаться домой, пока не приедет в состоянии, угрожающем его жизни. Или не подойдет очередь. Есть и третий вариант: приступ может произойти там, где медицины нет. Итог - непредсказуем.
В «большой хирургии» пациенты с серьёзными заболеваниями могут просто не дожить до своей очереди на операцию. Отмечу, что во всем, касающемся «большой хирургии», речь идет о нескольких десятках пациентов в год. Много это или мало? Я считаю, что даже одна спасенная жизнь - это очень много.
А еще, эти очереди в муниципальных больницах приводят к увеличению доходов в частных клиниках - за счёт средств пациентов, которые не могут дожидаться своей очереди для плановой операции в муниципальной больнице. Речь в данном случае не о высокосложных операциях, а о «массовой хирургии».
То есть на этом зарабатывают бизнесмены?
Не только бизнесмены. Структура собственности и отношений собственников некоторых частных клиник с руководством муниципальных больниц говорит о возможной аффилированности этих структур с руководителями муниципального здравоохранения. И это еще не все.
Есть и другие последствия? Можно об этом поподробнее?
Конечно. С уменьшением количества ведущих оперирующих специалистов, теряется квалификация врачей-хирургов среднего звена. Многие из которых уже разучились (а новички никогда и не умели) выполнять высокосложные хирургические вмешательства. Как следствие этого, в муниципальных больницах постепенно перестают оказывать специализированную и высокотехнологичную (с точки зрения сложности хирургических вмешательств) хирургическую помощь.
Как к этой ситуации относится муниципалитет?
«Большая хирургия» неудобна руководству здравоохранения. Специалисты там «с гонором» (хорошие профессионалы редко бывают покладистыми), процент осложнений высок (потому что случаи критически сложные), а на статистике даже успехи позитивно не сказываются (потому что этих больных мало). Возникает соблазн «разобраться» с элитой «большой хирургии» и одним махом решить множество проблем - правда, за счет жизней людей, но кого это интересует, особенно, когда этого никто и не заметит?
На фоне «массовых» операций, уменьшение количества оперирующих хирургов экстра-класса и прооперированных ими больных - незаметно, и на показателях отчетности не сказывается. За это начальников «не заругают» (если, конечно, никто не расскажет о реальном положении вещей).
Но вряд ли надо объяснять, что значит устранение из лечебного и научного процесса всего нескольких ключевых фигур. Чего стоило стране отстранение всего лишь одного генетика Вавилова или всего лишь одного вертолетостроителя Сикорского - думаю, помнят все. С уникальными хирургами, способными создать и развить свои школы - фактически, то же самое.
О каких школах идет речь? Это некие учреждения, или неформальные объединения?
В Екатеринбурге хирургические школы складывались десятилетиями. Всего их к 2001 году стало три: школы Козлова, Прудкова и Ходакова. Различия между ними - в подходах к технике операций и послеоперационного ведения больных. Стратегически, скажем, школа Ходакова делала основной упор на восстановление возможности комфортной жизни прооперированных больных, тогда как школа Прудкова, в большей степени, ориентировалась на спасение жизни. Скажу сразу, что я - представитель школы Ходакова, заслуженный хирург Валерий Васильевич Ходаков - мой учитель, и я горжусь этим.
Фактическое разрушение двух хирургических школ привело к серьёзному дефициту кадров (в качественном смысле) уже на сегодняшний день. Хирургическая школа и связанная с ней «большая хирургия» - это локомотив развития всей хирургии. Есть школа - есть «большая хирургия» - есть развитие всей хирургии. Нет школы - начинается деградация. Нет разных школ - начинается застой у школы-монополиста и опять же деградация.
В Екатеринбурге школы Козлова и Ходакова, по моему мнению, были разгромлены с применением административного ресурса. Причем, как я вижу, последователи разгромленных хирургических школ последовательно выдавливались в «периферийные» больницы. Туда, где просто нет ни потока соответствующих больных, ни соответствующего оборудования для раскрытия потенциала хирурга такого класса.
Т.е., формально, хирург трудоустроен (что позволяет руководителям здравоохранения делать вид, что все замечательно), но реально - отсечен от больных, которые без его помощи могут умереть. И люди наверняка умирают - исходя, каких больных эти врачи спасали раньше, и каких теперь не имеют возможности спасать.
Хуже того, есть прецеденты, когда некоторых высококлассных хирургов пытались выдавить вообще из профессии. Я не голословен, говоря, что руководство муниципального здравоохранения активно воздействовало на представителей оппонировавших им многие годы хирургических школ. Проходили суды, которыми эти процессы сопровождались. Как правило, эти суды врачами выигрывались, но это происходило, что называется, «вдогонку», и сохранить хирургические школы уже не помогало.
Речь, повторюсь, идет об уникальных, штучных специалистах. В хирургии очень многое - почти все - зависит от рук и головы врача. Настолько сильно зависит, что, например, в сталинские времена к репрессированному хирургу Юдину в места его ссылки приезжали партийные боссы из Москвы - оперироваться.
Получается, две из трех школ разогнаны. Но ведь одна то осталась? Может быть, ее хватит?
Гегемония школы Прудкова и фактическое ограничение конкуренции поддерживались административным ресурсом. Никакой антимонопольный комитет в такие тонкие и неоднозначные материи, как неформальные хирургические школы, никогда не полезет. Никакой антимонопольщик не станет искать ответа на вопрос - что правильнее: отрезать немного дополнительных тканей и восстановить человека без последствий за 8 дней, или отрезать несколько меньше - но восстановить его через месяц довольно неприятного и неэстетичного послеоперационного периода?
Кстати, первый вариант - подход «школы Ходакова» по одному из диагнозов, а второй - подход «школы Прудкова». Под каждое решение есть свои обоснования и методики, на которых защищаются диссертации, но именно конкуренция разных подходов, которая ведется структурированными коллективами единомышленников - единственный путь к развитию в практической медицине. Да и единственная возможность обеспечить людям право выбора.
Сейчас профессора Козлов и Ходаков, фактически, вытеснены из активной работы - соответственно, и последователи их школ остались без объединяющей их научной и практической силы, и без единого информационного пространства.
Да уж, неприятная ситуация. Что-то с этим можно сделать?
Я считаю, что «точка невозвращения» еще не пройдена, хотя и катастрофически близка. Возрождение высококлассной хирургии в Екатеринбурге пока еще возможно. Потому что разогнанные с применением административного ресурса хирургические школы физически еще живы, т.к. поскольку живы их носители.
Надо исправить перекос, искусственно созданный вмешательством представителей одной из хирургических школ в строительство научно-практических школ. Надо создать условия для возвращения к продуктивной работе хирургов, способных заниматься «большой хирургией» (как и было десятилетиями раньше, когда власти значительно больше, чем сейчас, отдавали приоритет здоровью населения перед получением материальных благ). Если это сделать - можно запустить процесс возрождения хирургии, эффективно работающей в интересах людей, и дающей импульс развития.
Кроме того, надо предать гласности сами факты гонений на специалистов: назвать их поименно, показать, материальную и личную подоплеку таких гонений. Раскрыть подтасовки в обосновании этих действий, к которым прибегали организаторы травли хирургов и стратегического передела хирургии в нашем городе.
Это позволит общественности узнать, почему и в какой степени результат оказался негативным для населения. Это также предотвратит поползновения чиновников от хирургии манипулировать цифрами, не даст им подтасовывать факты, в попытке замаскировать свою деструктивную роль.
Создать поток пациентов для оказания плановой хирургической помощи. Добиться этого можно, пересмотрев направления потоков неотложной госпитализации для учреждений, имеющих пока еще кадровый потенциал для оказания высокосложной хирургической помощи. После этого, нужно использовать весь ресурс методов для привлечения туда пациентов: консультативные приёмы, работа со специалистами - например, с гастроэнтерологами, инструктивные письма и методические рекомендации, разъяснения в СМИ.
Разумеется, такие шаги реально могут привести к оттоку части больных из частных клиник. Поэтому несложно спрогнозировать, что возможно сопротивление частных клиник.
Ряд владельцев частных клиник, да и некоторые управленцы городского здравоохранения, еще с 90-х имеют устойчивые связи с криминальными структурами, поэтому прокуратуре и полиции потребуется принять меры к профилактике попыток криминального воздействия на этот процесс. А если надо - то и к их пресечению. Кстати, я отдаю себе отчет в том, что эта моя публикация может привести к тем же последствиям.
Затем нужно возродить систему подготовки хирургических кадров. Они делятся на три категории: начинающие, среднее звено и классные специалисты. Первые учатся у вторых, а вторые - у третьих. Требуется вытащить из «ссылки» представителей конкурировавших многие годы хирургических школ, вернуть в лечебный процесс их наставников, восстановить разрушенную, но пока еще живую преемственность в подготовке кадров.
И финальный этап - воссоздание хирургических школ. Хирургические школы всегда строились вокруг кафедр Медакадемии. Появление возможности административного давления городских управленцев на кафедры и привело, на мой взгляд, к их разгрому. Эти попытки надо отслеживать, озвучивать - и пресекать.
Вы предлагаете сделать это во всех городских больницах разом?
Я отдаю себе отчёт, что сделать все разом невозможно. Нужна некая этапность. Полагаю, что лучше всего будет начать с сороковой больницы. Причин к этому несколько:
1. Многопрофильность больницы позволяет вести работу сразу по нескольким направлениям.
2. Там исторически самая развитая в городе диагностическая база, позволяющая дообследовать пациентов, что говорится «с колёс».
3. Там богатые традиции именно в оказании высокосложной помощи. Их быстро убить невозможно, и именно благодаря им процесс разрушения идет не так быстро, как мог бы идти.
4. Именно там до недавнего времени был знаменитый гастроцентр. Он существовал не одно десятилетие и был закрыт приказом нынешнего главврача, но его кадры еще сохранились и могут быть собраны воедино. Разумеется, закрывали гастроцентр - со всеми подобающими случаю бюрократическими «обоснованиями». По сути же, это, на мой взгляд, все тот же вопрос: что важнее - рентабельность или жизнь людей? Если кто-то из читателей сторонник рентабельности, задайте себе вопрос: «Начиная со скольки бюджетных рублей вы сочтете целесообразным отказ от лечения вас или ваших близких?»
А ведь ликвидация гастроцентра будет иметь самые серьезные последствия: сложные диагнозы не могут быть поставлены вне специализированных центров, и теперь люди, которых можно спасти, не попадут на стол хирурга. Это не теория, это описание того, как гастроэнтерологический центр работал. А теперь позвольте добавить к сказанному небольшой штрих: гастроцентр ликвидирован приказом нынешнего главного врача сороковой больницы - человеком, который до этого, был одним из руководителем городского здравоохранения того периода, который наверняка войдет в историю как «период развала свердловской хирургии».
По части сороковой все понятно, спасибо. А как вам видится ситуация в общем по городу?
Хирургия в Екатеринбурге медленно умирает. Сегодня еще есть остаточный импульс советского периода, еще пытаются делать свою работу хирурги старой школы. Но административный ресурс ряда руководителей местного здравоохранения направлен на их вытеснение из специальности, а в идеале - и из страны.
Видимо, чтобы не мешали красиво жить людям, де-факто, подмявшим под себя здравоохранение, при этом неспособных совместить личные интересы (бог с ними - пусть они у них будут, в конце концов) с интересами населения города, и оттого действующим, по сути, вопреки интересам народа.
Но этот, еще советский, импульс «большой хирургии» заканчивается, новые кадры, готовятся в значительно меньших количествах и практически на безальтернативных условиях, а база для их подготовки уничтожается. Близок момент, когда муниципальная «большая хирургия» в городе будет, в значительной степени, «демонтирована», и деградирует. Тогда Екатеринбург окончательно утратит позиции одного из ведущих хирургическим центров страны. За «большой хирургией» неизбежно настанет черед и всей остальной, потому что «большая хирургия» - это всегда локомотив, тянущий за собой «массовую хирургию».
В то же время, пока еще возрождение «большой хирургии» (и спасение, за счет этого, от падения всей остальной) возможно. Только времени в запасе почти нет.
http://www.intermonitor.ru/prichiny-razrusheniya-xirurgicheskoj-sluzhby-v-ekaterinburge-i-puti-ee-vozrozhdeniya-intervyu/