Замечательные люди. Владимир Сергеевич Карпов.
Моей страничкой в "Одноклассниках" вчера посетила Татьяна Карпова (Серченя). Среди её фотографий я увидел знакомое лицо нашего сослуживца Володи Карпова. Обратился к его дочери с просьбой передать папе привет и спросить разрешения поместить в свой Живой Журнал его воспоминания. Получил в ответ грустное сообщение, что Владимир Сергеевич расстался с этим миром в ноябре 2011 года. Татьяна заверила меня, что отец дал бы согласие на мою просьбу.
О ВОИНСКОЙ СЛУЖБЕ В МОСКВЕ-400
Карпов Владимир Сергеевич родился 1938 году в г. Кирове Калужской области. 1956 году окончил среднюю школу в г. Ульяновске, а в 1959 году Ульяновское военное училище связи по специальности ремонт и эксплуатация радиотехнической аппаратуры.
Воинскую службу проходил на Семипалатинском ядерном полигоне. Был членом республиканского Совета белорусского комитета ветеранов подразделений особого риска
и руководителем отделения этого комитета в Первомайском районе г. Минска.
Подполковник в отставке.
13 сентября 1959 года я в группе из 10 человек молодых лейтенантов, выпускников Ульяновского военного училища связи им. Орджоникидзе, пересек контрольно-пропускной пункт номер один войсковой части 52605. Но этому моменту предшествовало заполнение различных анкет и многочисленных бесед как с гражданскими, так и с военными. Как нам завидовали, что служить мы будем в Москве. На самом деле, это оказалась не просто Москва, а Москва-400 - Семипалатинский ядерный полигон.
Прослужил я на полигоне 25 лет, уволился в 1984 году. Был непосредственным участником воздушных, наземных и подземных ядерных испытаний, а также испытаний по использованию ядерных взрывов в мирных целях. В соответствии со справкой, выданной службой радиационной безопасности полигона, провел 1117 дней в особо вредных условиях.
Службу я начинал в группе по изучению электромагнитного импульса (ЭМИ). Датчиками для обнаружения этого поражающего фактора ядерного взрыва были кабели различной длины, экранированные и не экранированные, заземленные и не заземленные. ЭМИ, наводившийся в кабелях, фиксировался шлейфными осциллографами и фотографировался с их экранов. Наводки были такими большими, что иногда сгорали делители напряжения, стоявшие во входных цепях осциллографов.
В большинстве своем воздушные взрывы производились в сентябре и, как правило, в 17.00 по местному времени. Над площадкой, где проводились испытания, появлялись три самолета, один - носитель с ядерным боеприпасом, два другие - сопровождение. Сброс изделия мы не видели, но когда самолеты сопровождения расходились в стороны от носителя, мы знали - сброс произведен.
Мы, испытатели, находились в 10-15 километрах от эпицентра взрыва в выжидательном районе. У большинства были пленки от осциллографа ОШ-9, через которые мы наблюдали за развитием ядерного взрыва. Описать это трудно - надо видеть. Даже через пленку глазам было больно от яркого света. Лицо ощущало тепло от взрыва, по траве было заметно приближение воздушной ударной волны. Потом раздавался сухой треск, не взрыв, а именно треск. А вот сам огненный шар и его развитие кажутся безобидными и даже красивыми, если не знать, что это такое.
Первоначально появлялась ярчайшая точка, которая даже через пленку слепила глаза, а потом начинал расти огненный шар. Сначала это был полукупол, постепенно превращавшийся в шар, на половине высоты которого как бы разлетается кольцо.
У основания «гриба», под огненным шаром, будто в котле, все бурлит, клокочет и втягивается, подсасывается к шару. Окрестности заливаются ослепительным светом, даже солнце меркнет, кажется тусклым, а там, где была земля, все плавится, горит, теряет форму. Здесь правит бал огонь, раскаленные вихри, царство высочайших температур. Огненный клубок постепенно тускнеет и уходит ввысь. А вот «гриб» растет на глазах, и у его ножки дым, пыль, мгла и пожарище.
После взрыва колонна по снятию фотопленок в сопровождении представителя службы радиационной безопасности выезжала из выжидательного района на поле. Для работы испытателям выдавалась спецодежда: резиновые сапоги, комбинезоны и респираторы типа «лепесток». В зависимости от радиационной обстановки устанавливалось строго определенное время для снятия пленок. Направляясь к своим объектам, мы обозревали «поле боя».
В эпицентре взрыва горят танки, автомашины, самолеты. Ударной волной были перевернуты многие танки, с иных сорваны 5ашни, валяются сломанные самолеты со смятыми фюзеляжами и оторванными крыльями. Биологические объекты являют страшную картину. Не сразу понимаешь, то ли это останки животного, то ли куча обгоревшего тряпья: вытекшие или вылезшие глаза, сгоревшая на живом животном шерсть и кожа в виде болтающихся лохмотьев. Подальше от эпицентра попадаются прыгающие орлы с подгоревшими маховыми перьями, которые по этой причине не могут взлететь.
После возвращения с поля все испытатели в обязательном порядке проходили через пункт специальной обработки и подвергались дозиметрическому контролю. Если обнаруживались "грязные" участки тела - обработка повторялась.
И так продолжалось почти каждый день в течение сентября до момента запрещения воздушных испытаний.
В 1960 году моего друга не отпускали учиться в академию связи до тех пор, пока он не найдет себе замену. Выбор пал на меня, и я стал связистом Опытного поля. Узел связи находился на командном пункте в отдельном помещении. На этом командном пункте во время испытания первых образцов ядерного оружия были Л. П. Берия, И. В. Курчатов и другие участники испытаний из числа руководящего состава и конструкторов ядерного оружия. Узел связи был оснащен автоматической телефонной станцией и коммутатором. Мой позывной - "Чайка", позывной войсковой части 52 605 - «Звезда». Основная моя задача после взрыва - забраться на анкер, соединяющий «Чайку» и «Звезду», заменить предохранители и грозозащиту, которые перегорали от воздействия ЭМИ.
В 1961 году проводились опыты с ракетами ближнего радиуса действия «Луна». Место старта находилось на расстоянии 80-90 километров от Опытного поля. Одна из ракет взорвалась в наземном варианте и попала в кабель связи. Так как испытание на поле не прекращалось, мне пришлось сращивать кабель, делая вставку длиной 50-60 метров и сидя прямо на воронке от взрыва. В тот день я получил дозу облучения восемь рентген и выговор за нарушение радиационной безопасности. Облако от этого взрыва прошло через наш жилой городок, и у нас на балконе в общежитии фон был выше, чем на Опытном поле.
Еще шли воздушные испытания, а мы уже готовились к подземным. Поэтому мне как связисту приходилось ездить на обе площадки и готовить связь как для воздушных, так и подземных испытаний. Я работал связистом до тех пор, пока эти функции не передали батальону связи. После этого я перешел во вновь созданную группу телевизионных наблюдений.
Основная задача этой группы заключалась в передаче изображений до взрыва и после него из мест, где нельзя было находиться человеку. Камеры устанавливались в пункте электроснабжения для контроля нагрузки и напряжения, на устье штольни для контроля показаний дозиметрических приборов, в ряде приборных сооружений для контроля прохождения команд («-10 минут», «-20 секунд», «-1 секунда», «О»). Изображения передавались на командный пункт руководства. Но были случаи, когда телевизионные камеры срывало с закрепленных мест и отбрасывало на 15-20 метров, обрывая и вырывая кабели.
Очень запомнились опыты серии «БИО», когда животные фиксировались на качелях по оси трубы КВИ (канала вывода излучении) и на разных расстояниях от нее (до 300 метров от устья штольни). Качелей было 15-20, положения собак: сидя, лежа, стоя, боком, головой и задом к оси КВИ строго фиксировалось. На каждых качелях были установлены телевизионные камеры. После взрыва под воздействием нейтронного потока собаки, расположенные рядом с устьем штольни, даже не успевали поднять хвост, как организм обезвоживался и они мертвыми обвисали в лямках. Собаки, расположенные дальше от КВИ, погибали в течение суток. Все эти картинки записывались на видеомагнитофон и комментировались доктором медицинских наук. Эту пленку увезли в Москву для показа руководству страны.
Подземные взрывы по внешнему виду не так красочны, как воздушные.
В горном массиве проходилась штольня, в концевом ооксе которой размещалось изделие. В концевом боксе и по длине штольни ставились датчики, информация от которых выводилась на приустьевую площадку в приборные сооружения. В штольне делалась забивка, и в определенное время «Ч» производился подрыв изделия. Гора в эпицентре взрыва, а чаще всего это была макушка горы, «вздыхала» и приподнималась, по ногам испытателей били сейсмовзрывные волны. Приборы в сооружении подпрыгивали до метра вверх. При внештатных ситуациях пленки были черными от повышенных уровней радиации.
Подземные взрывы проводились, как правило, один раз в месяц, но были годы, когда их количество доходило до 20 в год.
В 1964 году я принимал участие в опыте по применению ядерного взрыва в мирных целях. В русле речки Чаган был произведен подземный ядерный взрыв для образования водохранилища.
А в 1970 году мы ездили на полуостров Мангышлак, где в 120 километрах от Сай-Утеса проводился ядерный взрыв в целях получения полости («емкости») для хранения нефти.
В 1981 году были обнаружены иностранные подслушивающие устройства. За подводный образ жизни их прозвали «Камбалой». Эти два устройства были обнаружены в Охотском море в заливе Шелихова после пропажи связи, с помощью которой проходила секретная информация об испытаниях советских баллистистических ракет на Камчатских полигонах. Устройства представляли собой пятиметровые цистерны диаметром около двух метров, с обеих сторон наглухо задраенные люками, каждый из которых крепился 64 болтами. Каждая «цистерна» работала автономно благодаря пристроенному портативному атомному реактору. И эти «цистерны» с помощью собственных проводов были подсоединены к нашей засекреченной линии связи.
И вот эти «цистерны» привезли к нам на полигон и поместили в штольню. Для начала взрывом оторвали кабели питания устройств. Потом из Новосибирска привезли аппаратуру, с помощью которой просмотрели внутренности "цистерн" и определили место для сверления отверстия в их корпусах. Вокруг «цистерн» поставили телевизионные камеры, подвесили разные датчики. Изображение от камер передавалось на командный пункт.
К нашему удивлению, никакого самоликвидатора внутри «цистерн» не оказалось. После вскрытия люков мы увидели, что «цистерны» были напичканы сверхсовременными электронными системами прослушивания и записи. «Камбала» записывала все разговоры на линии Магадан - Камчатка.
Я также участвовал в опытах по изучению воздействия поражающих факторов ядерного взрыва на фрагменты шахт стартовых комплексов баллистических ракет и командных пунктов.
Кроме основных работ, наша телевизионная группа занималась обслуживанием и ремонтом телевизионных ретрансляторов, которые принимали телевизионный сигнал из Семипалатинска и передавали его на военный городок и площадку испытаний «Г».
После появления телевизионного ретранслятора системы «Экран» мы сделали передатчик мощностью один ватт, который позволил передавать более устойчивое цветное изображение в городке и на площадке «Г».
Так как мы были единственными «телевизионщиками» в городке, то нам приходилось ремонтировать телевизоры его жителей.
В 1984 году я был уволен из рядов Советской Армии.
С 1984 по 1986 год работал на полигоне в отделе вычислительной техники на должности старшего инженера-электронщика.
В 1986 году переехал в Минск и устроился электромехаником связи на автобазу Совета Министров БССР.