Возможно, это самая толстая
книга, которую я читал за последние двадцать или сколько там лет. И самый что ни на есть классический роман, кажется, впервые после окончания школы. Неторопливо развиваются несколько равноправных сюжетных линий. Как это бывает в хорошей литературе, повествование ведется естественно, без принуждения логики и сколько-нибудь заметных авторских усилий. Беседа, льющаяся со страниц, очень скоро становится образом мышления читателя. Взгляд забегает вперед, возвращается в прошлое, отвлекается на воспоминания юности - и так или иначе неумолимо возвращается к основному событию книги: трое взрослых детей (Гари, Чип, Дениз) собираются на последнее Рождество в старом родительском доме (у Альфреда и Инид).
Здесь нет главного героя, вернее, каждый из участников семейной драмы - главный. Поочередно автор трогательно описывает своих персонажей, дает читателю возможность влюбиться, пережить сладкий миг отождествления - а после принимается их методично уничтожать. И все поправки, призванные спасти положение - все поправки оказываются бессильны. Старший сын Гари, вице-президент банка, образец хладнокровной и цельной личности - превращается в слабого ежевечернего пьянчужку, который в панике забивается под женский каблук и не может завоевать авторитет у собственных детей. Чип, романтик и неформал, ученый-гуманитарий, кажется, так и не успевший заметить, когда между ним и студентами выросла пропасть утекших сквозь пальцы лет - безответственно теряет позицию в университете, женщин и, наконец, родину. Дениз, младшая сестричка, самая здравомыслящая и надежная, талантливый шеф-повар, воплощение американской self-made мечты, после пятнадцати лет любимой работы по четырнадцать часов в сутки, без отпуска и выходных, демонстрирует такие неожиданные прибабахи в личной жизни, что вздрагивает не только читатель - вздрагивает и сама Дениз.
Ну, родители, естественно, тоже не отстают :) Вполне предсказуемо терпят крах патриархальные ценности, трогательные ожидания счастья своих детей. Шире: каждому убеждению, каждой надежде предстоит пройти испытания разочарованием и цинизмом.
Одна из замечательных особенностей книги - возможность посмотреть на вещи с разных точек зрения. Это касается не только характеров действующих лиц, но и просто объективных событий. Редкое качество, которого никогда не бывает довольно. Глазами Чипа: он отправил проект киносценария известному продюсеру, тотчас перезвонила секретарь (Джулия), звездный контракт уже практически в кармане, осталось только закончить сценарий. А тем временем Джулия, не в силах избежать чар нового талантливого писателя, одаривает его своей любовью. Именно такой предстает реальность в глазах Чипа - он _действительно_ в нее верит. Десятком страниц позже мы становимся свидетелями и другой версии. Дениз знакомит Чипа со своей студенческой подружкой Джулией, и только _может быть_, когда и если Чип закончит свой претенциозный, академический и, в конечном итоге, совершенно дурацкий сценарий - может быть Джулия рискнет показать его боссу. А внимание любовницы покупается подарками и походами по кабакам в счет денег, занятых у сестры.
В романах действительность приходится слегка усилить. Если только вы не герой шпионского триллера или индийской мелодрамы - вряд ли ваша жизнь сможет стать прототипом увлекательной истории. Поэтому слепая, подростковая жестокость уже давно выросших детей, унизительная болезнь Альфреда, мелочная придирчивость Инид - всего этого чуть больше, чем хотелось. Может показаться, что эпатируя читателя, автор рискует сделать книгу слишком тяжелой, болезненной, трагической. Однако Франзен первым раскрывает карты: «Трагедия превращается в фарс».
«Откровение настигло Чипа в нескольких километрах от польской границы. Напрягая слух - не лают ли в кромешной тьме спущенные с цепи хуторские псы-людоеды, - нащупывая перед собой путь, он осознал смешную сторону случившегося. Внезапно Чип понял, почему его сценарий никому, даже ему самому, не пришелся по вкусу: он писал триллер, а надо было - фарс. Трагический герой превратился в комического дуралея.»
И если вспомнить об этом древнем, стоическом инстинкте самосохранения, который уже почти шесть тысяч лет позволяет человеку не сойти с ума - об умении разглядеть смешное даже в самых безнадежных событиях своей жизни, становится очевидно ясно, что роман Франзена - вовсе не об Америке. Да что там. Как пел Высоцкий: «Про нас про всех, какие к черту волки.»