...Сила этой книги - в силе авторских чувств: презрения, негодования, ненависти; чего здесь нет, так это теплохладности. Кантор ненавидит самодовольство выигравших и презирает самообман проигравших: "обывателю хотелось глядеть на рубку леса глазами лесопромышленников; и вдруг обыватель осознал, что он не промышленник, даже не лесоруб, он всего лишь расходный материал". Кантор хочет, чтобы щепки глядели на рубку леса исключительно своими глазами. И, видимо, это и в самом деле наинасущнейшая задача - но не для прозы.
Потому что прозой текст делается не благодаря темам (они могут быть сколь угодно политическими), сюжету (он может отсутствовать) или языку (он у Кантора уместно схематичный), а благодаря знанию о том, что каждый человек и щепка, и лесоруб, поэтому и щепки могут смотреть глазами лесорубов, и лесорубы - глазами щепок. "Ты есть тот" - это не прекраснодушная мораль в конце прозаических книг, а их исходный - рабочий - пункт, как закон тяготения для архитектуры.
В книге Кантора это знание отменено - и эта отмена тем радикальнее, что в центре книги стоит смерть, то есть всеобщий примиритель и уравнитель. Поначалу даже кажется, что в новой книге найдена верная точка для перевода социального разрыва во внутричеловеческий: говорить от имени проигравших - значит говорить от имени умирающих, мертвых, смертных, то есть от имени той смертности, что есть в каждом. Но оказывается, что у Кантора и смерть, и страдание - не общая участь, а привилегия: "от Татарникова действительно пахло бедой; вот Ройтман, синещекий Ройтман, говорит про холокост, а в воздухе пахнет шашлыком". Проза может начать с таких различий, но не может ими кончить; она не дает таким различиям застыть, потому что знает, что каждый жив ("шашлык") и каждый умрет ("беда"); что и жизнь не вина, и смерть не заслуга...