Сподвижники Ермака и их потомки в Сибири (1)... Людмила Коншина
Вопрос о судьбе ермаковских соратников- атаманов и казаков, ветеранов «сибирского взятия» до сих пор вызывает большой интерес и споры среди историков. Во многом это объясняется ограниченностью и отрывочностью сведений в сохранившихся до наших дней письменных актовых источников и преобладанием летописных и фольклорных материалов, в которых, главное место принадлежало преимущественно Ермаку. На это обстоятельство обратил внимание почти полвека назад видный ученый-сибиревед А.А. Преображенский, который справедливо заметил, что «Фигура бесстрашного атамана, наделяемого летописями выдающимися человеческими качествами, как-то заслонила собой его сподвижников … на чьи плечи легли неимоверно тяжелые ратные труды зауральского похода и первые шаги мирного освоения Сибири» [1].
С тех пор исследователи Сибири немало сделали по выявлению оставшихся в Сибири соратников похода Ермака и их потомков, участия их в событиях Смуты, изучению роли и вклада в последующий процесс присоединения и освоения громадного Сибирского региона. Сведение воедино, уже имеющихся и полученных новых данных, о пребывании ермаковских казаков в Сибири позволяет составить более полное представление об их составе, служебной деятельности, социальном положении, семейных связях и определить их место в сословно-социальной структуре формирующего сибирского общества и истории России в целом.
Обращение к указанной теме и рассмотрение поставленных вопросов приобретает особое значение в условиях непрекращающихся атак на Ермака и его сообщников, которые вопреки исторической правде и истине обвиняются в захвате чужих земель, истреблении коренных народов, насаждении чуждых российских порядков и других смертных грехах.
. Как уже установлено историками, большая часть дружины Ермака погибла в сражениях с отрядами Кучума, а также от голода и холода во время осады их в Кашлыке. Оставшиеся в живых, казаки вернулись на Русь, но часть их вскоре вновь прибыла в Сибирь уже в качестве служилых людей «по прибору» в составе правительственных отрядов под началом воевод В. Сукина и И. Мясного и других военачальников. Среди них был один из самых известных атаманов Ермака Иван Гроза, конные казаки, ставшие позднее сибирскими начальными людьми: голова тобольских служилых татар Черкас (Иван) Александров, прозвище Корсак, атаман пеших казаков Гаврила Ильин, тюменский атаман Гаврила Иванов, берёзовский атаман Алексей Галкин и другие «государевы» служилые люди.
О социальном и этническом происхождении их, как и самом Ермаке, и его дружинниках, можно лишь только догадываться и высказывать разные предположения, не отличающиеся, впрочем, большой достоверностью. Как известно, в «войске» прославленного атамана был весьма пёстрый, разнородный люд, именовавший себя вольными казаками, за которыми могли угадываться самые разные сословные и зтнические группы. Наряду с явным преобладанием в нем русских (великорусских) имен, встречались названия «черкас» и «корсак», которые имели как украинские, так и белорусские корни, выходцы из Литвы и даже Центральной Европы (Матьяш Угренин - венгр).
Более полно и достоверно в документальных источниках нашла отражение служебная деятельность ермаковских соратников, в судьбах которых нередко переплеталась борьба за установление русской государственности в Сибири, участие в бурных событиях Смутного времени и последующая служба в сибирской «государевой вотчине».
Особенно насыщенным разными событиями был послужной список казачьего атамана Ивана Грозы (Гроза Иванов), которого наряду с другим атаманом Иваном Кольцо, Г. Миллер называет «самыми видными» друзьями Ермака. По утверждению историка, они не только вместе участвовали во многих казачьих походах и сражениях, но и с известием о победе над Кучумом совершили поездку в Москву, где согласно летописному преданию, И. Гроза был даже пожалован шубой с царского плеча [2].
По возвращению в Сибирь, согласно челобитной его сына Гаврилы Грозина, подтверждаемой другими источниками, его отец атаман Иван Гроза, продолжил нести свою прежнюю службу. В составе правительственных войск с первыми сибирскими воеводами соратник Ермака участвовал в новых походах против хана Кучума и его многочисленных потомков, в результате которых, Кучума «погромил», городки его «взял», царевичей поймал и доставил в Москву. Наряду с этим ермаковский атаман «ставил» первые русские города: Тюмень, Тобольск, Тару, Томск и занимался их обустройством [3]. Известно, что в 1600 он вновь был в Москве, откуда привез с тобольским сыном боярским Василием Тырковым в Туринск для нового храма Бориса и Глеба «церковное строение всякое» [4].
В завершающий период смуты И. Гроза был направлен со станицей, состоящнй из 300 казаков для защиты Москвы от поляков и тушинского «вора». Его казаки отличились в походе молодого, но уже прославившегося полководца, боярина М.В. Скопина-Шуйского из Новгорода в Москву, сражались под Торжком, Переяславлем-Залесским, Александровской слободой. За взятие Стромынского острога в октябре 1609 г. и разгроме «воров и литовцев» под Москвой грозинские казаки заслужили особую благодарность воевод М. Скопина-Шуйского и Ф. Леонтьева. Вместе с атаманом сражался и туринский пушкарь Алексей Фролов, который в 1644 г. подтвердил участие Грозы в указанных боях [5]. В конце февраля 1610 г. казачий предводитель был направлен из Москвы в Верхотурье с грамотой В. Шуйского о поиске в Сибири беглых людей и возвращении их прежним владельцам. Как показали историки, этот весьма непопулярный указ не был реализован в сибирских условиях, где, как и на Дону, существовало негласное правило о невыдачи беглых своим хозяевам.
Возвратившись после окончания Смуты в Сибирь И. Гроза продолжил нести казачью службу головой конных казаков в Тобольске. В 1623 г. он проживал недалеко от Вознесенского храма на небольшой Никольской улице, населенной людьми различного статуса и занимал высокое служебное и имущественное положение в тобольском гарнизоне, о чем свидетельствует его значительный оклад жалования - 17 руб. 22 чети ржи, 3 пуда соли [6]. Однако в результате преобразований воеводы-реформатора Ю. Сулешева его хлебное жалование резко сократилось до 3 четей ржи. Причиной тому стало владение головой деревней-однодворкой и значительными сельскохозяйственными угодьями. В 1623 г. в его хозяйстве, расположенном на р. Башначе, имелось 12 десятин в поле, 2 десятины «средней» земли, 20 десятин перелога, 4 десятины «поскотиной» дубравной земли, «сенных покосов» на 300 копён за рекой. На его земле трудился половник Фёдор Павлов с женой, которые для работы нанимали ещё двух безземельных крестьян [7]. Наряду с пашней голова имел и «рыбные ловли» в указанной местности [8].
В источниках сохранились сведения о выполнении И. Грозой отдельных ответственных поручений. 10 мая 1624 г. с группой служилых он сопровождал с Тобольска в Тару ссыльных людей- шведа Павлика и немца Карабаима [9]. В мае 1626 г. вместе с тобольским сыном боярским Дмитрием Черкасовым руководил большой экспедицией служилых и торговых людей (600 чел.), с которой ходил на Ямыш-озеро, которое долгое время являлось главным центром соледобычи в Западной Сибири и важнейшим пунктом торговли с калмыками и другими народами. Наряду со сбором самосадочной соли он также получил наказ изучить вопрос о возможности строительства там постоянного острога и заведения пашни. Результаты исследования были представлены воеводе А.А. Хованскому и отправлены в Москву [10]. Атаман скончался в зрелом возрасте в 1635 г.[11]
Указанный выше его сын Гаврила Иванов Грозин начинал свою службу уже в Сибири. Согласно дозорной книге Тюмени 1624 г. Г. Грозин проживал вместе с другими жилецкими людьми на посаде и служил, очевидно, в этот период без пашни, поскольку сведения о занятии его земледелием в источниках не отмечены [12]. В 1623 г. им была подана челобитная на имя царя о назначении его атаманом конных казаков. В ней претендент сообщил, что служил в Сибири 42 года: «А преже до того он служил нам на поле у Ермака в станице с ыными атаманы». После «взятия» Сибирского ханства, по его словам, состоял в отряде тарского воеводы Андрея Воейкова, с которым «Кучюма на Обе реке погромили и его убили, и жены его и дети взяли» [13]. Как уже установлено, служилые люди нередко преувеличивали свои ратные заслуги, известно, что сам Кучум спасся, но его многочисленные жены, дети были пленены и в качестве знатных пленников отправлены в Москву, где с почетом были приняты царем Борисом Годуновым, одарившего их дорогими одеждами [14]. В правление тобольского воеводы М.М. Годунова Г. Грозин участвовал в походе на сына Кучума царевича Алея, который также потерпел поражение, а его семейство попало в плен [15].
Наряду с воинскими делами кандидат на атаманский чин указал на своё участие в строительстве Томска, Тюмени, Тобольска, Тары Пелыма, сборе первого ясака с кузнецких татар [16]. Как уже обращали внимание исследователи, приведенная им в челобитной последовательность в возведении сибирских городов не соответствует дате их возникновения [17]. Но точное название имен и фамилий воевод-градостроителей свидетельствует о достоверности указанных им сведений.
С учетом его ратных достижений царской грамотой от 27 февраля 1623 г просьба Г. Грозина была удовлетворена и он был назначен атаманом конных казаков с окладом 11 руб., 13 четвертей ржи и овса [18]. В новой грамоте от 23 января 1625 г. ему была дана прибавка к жалованию за его заслуги [19]. В окладных книгах 1630, 1641 гг. наряду с атаманским чином он был отмечен и как сын боярский с прежним окладом [20].
В 1630-1640 - е годы вместе с детьми боярскими Б. Аршинским и Д. Черкасовым атаман входил в число наиболее влиятельных представителей тобольской служилой верхушки. Подъячий Савин Кляпиков в своих изветах называл Г. Грозина и его товарищей «ушниками» воеводы П.И. Пронского, находившегося на воеводстве в 1639-1643 г., и не без оснований обвинял их в укрывательстве разного рода воеводских махинаций, в частности в фальсификации выборов атаманов [21].
Как и другие начальные лица Г. Грозин выполнял различные административные поручения. В 1630 г. он отвозил с группой ратных людей с Тобольска на Тару хлебное и денежное жалование служилым людям, 23 июня на пути следования на излучине Иртыша один из дощаников был разбит [22].
С его именем также связаны судебные дела сибирских воевод и других известных опальных лиц. 29 ноября 1645 г. с отрядом казаков атаман догнал сбежавшего из под стражи, замешанного в разных злоупотреблениях, бывшего нарымского воеводу И. Скобельцына, и вернул его назад. При этом вступил в конфликт с поддержавшим воеводу ссыльным дворянином Л. Плещеевым, будущим руководителем Земского приказа и, по словам последнего, якобы стрелял в него из пищали [23]. 25 июня 1650 г. по распоряжению тобольского воеводы был направлен на Самаровский ям для конфискации имущества жены томского второго воеводы И. Бунакова [24].
Атаман проявил себя и на дипломатическом поприще. В 1616 г. будучи ещё конным казаком он сообщил тобольским воеводам о приезде в Тюмень «калмацких» послов Четана и Байбагши. При этом указал, что тюменский воевода Федор Коркодинов этих послов «грабил и насилствовал» и поэтому Гаврила боясь «убойства» не поехал «в калмыки» вместе с оскорбленными посланниками [25]. В 1646-1647 гг. находясь уже в чине головы конных казаков, возглавил посольство к внукам Кучума царевичам Бугаю и Девлеткирею, постоянно совершающим набеги на русские владения. Не смотря на холодный прием русских послов им были собраны ценные сведения о положении в улусах Кучумовичей, численности подвластных людей, особенностях их кочевой жизни, торговле с бухарцами. Особенно важной была информация о снабжении царевичей оружием и боеприпасами, которыми, по мнению Грозина, снабжают кочевников бухарские купцы, а также о намерении Бугая вместе с калмыками и татарами воевать Тюмень, Туринск и их слободы [26].
И. Грозин, как и другие начальные лица, занимался земледелием, имел пашню на р. Курдюмке, которую к концу жизни передал Тобольскому Софийскому дому [27].
Ратную службу Г. Грозина продолжили его сыновья Иван, Борис, Василий и внуки. Сведений о их жизни и деятельности, в отличие от отца, сохранилось немного. Грозин Иван Гаврилов, очевидно, старший сын, в 1653 был верстан в место своего отца [28]. В 1659 г. он указан как сын боярский, который подписался под «сказкой» о службе «опальных» детей боярских Шульгиных, потомков известного казанского правителя Никанора Шульгина, сосланного в 1613 г. в Тобольск. В окладной книге денежного жалования1680 г. голова конных казаков Иван Грозин указан уже как умерший. Его сын Грозин Степан Иванов упоминается в 1696 г. среди детей боярских тобольского гарнизона с окладом 7 руб. [29].
Другой представитель этой династии Грозин Борис Гаврилов также служил в Тобольске сыном боярским, был головой конных казаков. В 1669 г. был послан в Бергамацкую (Красноярскую) слободу Тарского уезда на помощь тобольскому сыну боярскому Степану Кобылянскому. В 1670 г. сменив его на посту приказчика немало сделал по организации и устройству новой слободы на Иртыше. При нем был построен острог с башнями и надолбами, приказная изба, караульня, крестьянские дворы, заведена государева десятинная пашня [30]. В 1696 его оклад 4 руб., считался уже «выбылым» [31].
Третий сын Грозин Василий Гаврилов, как и его братья, имел чин сына боярского с окладом 8 руб. О нём известно, что 26 сентября 1672 г. он продал «скотину на убой» за 2 руб., 21 августа 1673 г. продал также «скотину на убой» за 2 руб. [32]. Его имя упоминается в окладной книге 1696 г. в том же чине и окладе [33].
Близким соратником Ермака был атаман Черкас Александров, (Иван Александров сын Корсак), имевший прозвище «Черкас». Его служебная деятельность также нашла достаточно полное отражение в летописных и других источниках. По мнению Р.Г. Скрынникова, именно Ермак послал Черкаса с 25 казаками с ясаком и вестью о победе над Кучумом и «сибирском взятии» в Москву, где царь Федор наградил казаков жалованием: «деньгами и кормом и выходными сукнами», а пленного татарского военачальника Маметкула удостоил торжественной встречей. Ч. Александров находился в Москве с лета 1583 г. по весну 1586 г., когда шло формирование новой экспедиции в Сибирь. Затем уже в качестве «государева служилого атамана» вновь отправился в Сибирь, с которой окончательно связал свою дальнейшую судьбу [34]. Покидая Москву, им был сделан вклад 80 соболей для поминания своих родителей в Чудов монастырь, которых позднее монахи продали за 50 руб.[35]
Черкасу со своими подчиненными довелось участвовать в строительстве ряда сибирских городов. В 1586 г. под руководством, посланных Москвой, воевод В. Сукина, И. Мясного и письменного головы Д. Чулкова, с оставшимися ермаковскими казаками он возводил первый город в Сибири -Тюмень [36]. В 1594 г. в составе большой экспедиции (1500 чел.) под началом воеводы князя А.Ф. Елецкого был направлен на строительство Тары, где руководил командой из 100 тобольских служилых татар [37]. Осенью 1595 г. с отрядом служилых татар прибыл в Берёзов и снял полугодовую осаду города от восставших остяков и самоедов[38]. В 1597 г. в составе сводного отряда служилых людей Тобольска, Берёзова и Сургута под руководством сургутского атамана Тугарина Федорова участвовал в строительстве Нарымского острога [39].
Атаман принимал активное участие в окончательном разгроме Кучума летом 1598 г. В ходе исторического похода воеводы А. Воейкова вместе с сыном боярским И. Беклемишевым и командой конных казаков осуществлял поиск поверженного правителя Сибири, и с помощью языков (проводников) ясачных волостей, обнаружил местонахождение Кучума. 20 августа участвовал с отрядом в решающем сражении с войском сибирского хана на р. Ирмени. 4 сентября вместе с тарским сыном боярским М. Глебовым был послан в Москву с отпиской А. Воейкова о победе над Кучумом [40]. Следующая служебная поездка в Москву состоялась зимой 1601 г., 29 мая с «литвином» Войтехом Кривитцким, стрельцами Петром Вятчанином, Заворохой Ивановым и двумя служилыми татарами был отпущен из Москвы с партией колодников, прибыл на Верхотурье 29 июля, наряду с ссыльными привез в Тобольск три государевы грамоты [41].
В конце XVI в. Черкас Александров упоминается как тобольский голова служилых татар с самым высоким среди начальных людей Сибири жалованием - 30 руб. деньгами и по 30 четей ржи и овса [42]. Назначению на этот пост он, очевидно, был обязан знанию татарского языка и опыту общения с коренными народами. В отличие от других начальных лиц тобольского гарнизона, Черкас обладал большей самостоятельностью и властными полномочиями: имел свой аппарат управления - татарскую съезжую избу с подьячими, толмачами, приставами. По этому поводу воевода Е. Бутурлин, не без преувеличения жаловался, что атаман «татар у него отнял и слушать его не велел, ибо Черкас принимал от него челобитную на воеводу и письменного головы» [43]. На своём посту голова находился не менее четверти века. Умер он не позднее конца первой четверти XVII в., поскольку в 1626/1627. на его месте указан Константин Частой [44]
Исследователи Е.К.Ромодановская и А.Т. Шашков выдвинули смелую обоснованную гипотезу о принадлежности Черкаса к первым создателям истории «Сибирского взятия». На основе текстологического анализа сибирских летописей они предположили, что он является автором казачьего «Написания како приидоша в Сибирь», переданного первому тобольскому архиепископу Киприану, на основании которого им был составлен Синодик для поминовения Ермака и казаков, «пострадавших за православие». Указывая на ценность этого источника А. Шашков заявил, что тобольский голова «изложил в целостном виде на бумаге историю сибирского похода Ермака и последовавших за этим событий, доведя их до 1587-1588 гг., когда по его мнению, завершилось покорение Сибирского «царства» [45].
Службу Ч. Александрова в Тобольске продолжили сыновья Дмитрий, Афанасий Ивановы Черкасовы, поверстанные в дети боярские; в 1640 г. оклад Дмитрия составлял 12 руб., Бориса - 10 руб. [46]. В 1630-начале 1640-х гг. братья Черкасовы входили в состав служилой аристократии, тесно сотрудничали с воеводами, выполняли важные поручения, связанные с посольскими и ясачными делами, обеспечением служилых людей жизненно важными «запасами», совершали дальние поездки. Нередко эти «посылки» были сопряжены с разными угрозами и большим риском для жизни.
В 1622-1623 гг. Дмитрий Черкасов возглавил посольство к калмыцким тайшам, его сопровождали тобольские служилые татары - «вож» и два «кашевара», и трое тюменских служилых людей. Цель миссии заключалась в «призыве» калмыцких тайшей «на государеве... земле не кочевати, и на государевы волости с войною не приходити», никого из российских подданных «не побивати и не грабити», и на том дать присягу. Успеха эта дипломатическая акция не имела: русские посланники были ограблены и не убиты лишь благодаря заступничеству одного из калмыцких правителей (тайши Зенгула, давшего шерть), о чем Дмитрий Черкасов и его товарищи поведали, добравшись до Тюмени в апреле 1623 г.[47].
В 1626 г. Дмитрий Черкасов с указанным выше атаманом Г. Ивановым руководил большой экспедицией, отправленной за солью на Ямыщ-озеро. По её завершению подал подробный «доезд» (описание) природной среды близ озера: состояния почвы, растительного и животного мира, т.е. условий необходимых для строительства там «жилого острога». Учитывая удаленность озера, расположенном в самом центре калмыцких владений, и сложную обстановку в этом крае в приказе Казанского дворца решено было острог на Ямыш-озере не ставить [48].
В следующем году Д. Черкасов ходил в «Киргизскую землю» для переговоров к воинственному князцу Ишею, где убеждал киргизских владетелей жить в мире, принять подданство московского государя и платить ясак, но его предложения были отвергнуты. Набеги енисейских киргизов на русские владения продолжались до начала нового столетия [49]. Во время восстания барабинских татар в 1628 г. атаман с посольством был послан воеводой А. Трубецким в «верхние волости» Тарского уезда приводить «изменников татар» к шерти. Ему удалось добиться у местного князца Когутая признания своих «вин и шатости» и вновь привести его людей под «высокую государеву руку» [50].
Служба Дмитрия Черкасова, очевидно, завершилась после необычайно тяжелого и во многом трагического похода в Мангазею. 13 июля 1643 г. он вместе с дьяком Григорием Теряевым с семьей, служилыми и торговыми людьми с хлебными запасами и промысловыми товарами был направлен морским путем в Мангазею на двух кочах, мало приспособленных для плавания по «Большому морю» [51]. Проложенный ещё в конце XVI столетия речной и морской ход от Тобольска в Мангазею составлял от двух до четырёх месяцев и был сопряжен с большими трудностями, опасностями и нередко жестокими испытаниями, которые не обошли стороной и экспедицию Теряева.
В Обской губе из-за сильной бури кочи потерпели крушение, но, не взирая на потерю судна, спасшиеся люди (около 70 чел.) на уцелевшем коче продолжили опасное плавание. «Против Черных гор у Столбовой реки» коч вновь попал в шторм и его выбросило на берег, где пострадавших ждали новые испытания. Местные жители - «самоеды» (ненцы) восемь недель осаждали отряд Теряева-Черкасова, который с трудом сумел отбить у них запасы продовольствия и часть сохранившихся товаров. 4 ноября участники экспедиции вынуждены были продолжить чрезвычайно тяжелый и опасный путь на нартах с собачьими упряжками. Через девять недель странствия по зимней студеной тундре, путники с большим трудом достигли устья р. Таз, где у них закончилось продовольствие: «стало нечего ни пить, ни есть». От голода и холода умерло человек «с пятдесят», в том числе, две дочери, племянник и дворовые люди дьяка. Совершив ещё с большим трудом изнурительный десятидневный поход вверх по Тазу, дьяк и его спутники не в силах идти дальше вынуждены были совершить стоянку против «Леденкина шара».
Движение в Мангазею продолжили самые закаленные и выносливые - Черкасов с небольшой группой казаков. Преодолевая огромные трудности и лишения, от голода, дорогой «ели ременья и камасы» (шкуры с оленьих ног), а затем и ездовых собак, потеряв трёх товарищей, спустя шесть дней они сумели достичь промыслового Сухарева зимовья. Крайне оголодавшие и изнеможенные люди лежали в нём трое суток. Здесь их нашел, высланный мангазейским воеводой князем П.М. Ухтомским на выручку, отряд служилых людей, во главе с сыном воеводы Федором.
Пришедшим на помощь спасателям удалось также найти у Леденкина шара оставшихся живых людей дьяка, который по дороге умер, его жену и шесть человек. Последние, находясь на открытой зимней стоянке, в ожидание помощи, чтобы не умереть от голода вынуждены были питаться телами умерших, по их словам, «от великой нужи постели (оленьи шкуры) и ременье и испод лыж-камасы и собак, и людей мертвых ели». Лишь 14 января (т.е. спустя полгода!) с большими усилиями остатки отряда Теряева - Черкасова добрались до Мангазеи [52]. Так завершился тяжелейший, полный драматизма арктический переход в «златокипящую государеву вотчину».
Неизвестно как сложилась дальнейшая судьба Д. Черкасова, в имеющихся в нашем распоряжении окладных книгах Тобольска его имя не прослеживается. В именной книге тобольских служилых людей 1651 г. указан конный казак Василий Дмитриев сын Черкасов с окладом 5 руб., который, по видимому, являлся его сыном....
(окончание следует)
С тех пор исследователи Сибири немало сделали по выявлению оставшихся в Сибири соратников похода Ермака и их потомков, участия их в событиях Смуты, изучению роли и вклада в последующий процесс присоединения и освоения громадного Сибирского региона. Сведение воедино, уже имеющихся и полученных новых данных, о пребывании ермаковских казаков в Сибири позволяет составить более полное представление об их составе, служебной деятельности, социальном положении, семейных связях и определить их место в сословно-социальной структуре формирующего сибирского общества и истории России в целом.
Обращение к указанной теме и рассмотрение поставленных вопросов приобретает особое значение в условиях непрекращающихся атак на Ермака и его сообщников, которые вопреки исторической правде и истине обвиняются в захвате чужих земель, истреблении коренных народов, насаждении чуждых российских порядков и других смертных грехах.
. Как уже установлено историками, большая часть дружины Ермака погибла в сражениях с отрядами Кучума, а также от голода и холода во время осады их в Кашлыке. Оставшиеся в живых, казаки вернулись на Русь, но часть их вскоре вновь прибыла в Сибирь уже в качестве служилых людей «по прибору» в составе правительственных отрядов под началом воевод В. Сукина и И. Мясного и других военачальников. Среди них был один из самых известных атаманов Ермака Иван Гроза, конные казаки, ставшие позднее сибирскими начальными людьми: голова тобольских служилых татар Черкас (Иван) Александров, прозвище Корсак, атаман пеших казаков Гаврила Ильин, тюменский атаман Гаврила Иванов, берёзовский атаман Алексей Галкин и другие «государевы» служилые люди.
О социальном и этническом происхождении их, как и самом Ермаке, и его дружинниках, можно лишь только догадываться и высказывать разные предположения, не отличающиеся, впрочем, большой достоверностью. Как известно, в «войске» прославленного атамана был весьма пёстрый, разнородный люд, именовавший себя вольными казаками, за которыми могли угадываться самые разные сословные и зтнические группы. Наряду с явным преобладанием в нем русских (великорусских) имен, встречались названия «черкас» и «корсак», которые имели как украинские, так и белорусские корни, выходцы из Литвы и даже Центральной Европы (Матьяш Угренин - венгр).
Более полно и достоверно в документальных источниках нашла отражение служебная деятельность ермаковских соратников, в судьбах которых нередко переплеталась борьба за установление русской государственности в Сибири, участие в бурных событиях Смутного времени и последующая служба в сибирской «государевой вотчине».
Особенно насыщенным разными событиями был послужной список казачьего атамана Ивана Грозы (Гроза Иванов), которого наряду с другим атаманом Иваном Кольцо, Г. Миллер называет «самыми видными» друзьями Ермака. По утверждению историка, они не только вместе участвовали во многих казачьих походах и сражениях, но и с известием о победе над Кучумом совершили поездку в Москву, где согласно летописному преданию, И. Гроза был даже пожалован шубой с царского плеча [2].
По возвращению в Сибирь, согласно челобитной его сына Гаврилы Грозина, подтверждаемой другими источниками, его отец атаман Иван Гроза, продолжил нести свою прежнюю службу. В составе правительственных войск с первыми сибирскими воеводами соратник Ермака участвовал в новых походах против хана Кучума и его многочисленных потомков, в результате которых, Кучума «погромил», городки его «взял», царевичей поймал и доставил в Москву. Наряду с этим ермаковский атаман «ставил» первые русские города: Тюмень, Тобольск, Тару, Томск и занимался их обустройством [3]. Известно, что в 1600 он вновь был в Москве, откуда привез с тобольским сыном боярским Василием Тырковым в Туринск для нового храма Бориса и Глеба «церковное строение всякое» [4].
В завершающий период смуты И. Гроза был направлен со станицей, состоящнй из 300 казаков для защиты Москвы от поляков и тушинского «вора». Его казаки отличились в походе молодого, но уже прославившегося полководца, боярина М.В. Скопина-Шуйского из Новгорода в Москву, сражались под Торжком, Переяславлем-Залесским, Александровской слободой. За взятие Стромынского острога в октябре 1609 г. и разгроме «воров и литовцев» под Москвой грозинские казаки заслужили особую благодарность воевод М. Скопина-Шуйского и Ф. Леонтьева. Вместе с атаманом сражался и туринский пушкарь Алексей Фролов, который в 1644 г. подтвердил участие Грозы в указанных боях [5]. В конце февраля 1610 г. казачий предводитель был направлен из Москвы в Верхотурье с грамотой В. Шуйского о поиске в Сибири беглых людей и возвращении их прежним владельцам. Как показали историки, этот весьма непопулярный указ не был реализован в сибирских условиях, где, как и на Дону, существовало негласное правило о невыдачи беглых своим хозяевам.
Возвратившись после окончания Смуты в Сибирь И. Гроза продолжил нести казачью службу головой конных казаков в Тобольске. В 1623 г. он проживал недалеко от Вознесенского храма на небольшой Никольской улице, населенной людьми различного статуса и занимал высокое служебное и имущественное положение в тобольском гарнизоне, о чем свидетельствует его значительный оклад жалования - 17 руб. 22 чети ржи, 3 пуда соли [6]. Однако в результате преобразований воеводы-реформатора Ю. Сулешева его хлебное жалование резко сократилось до 3 четей ржи. Причиной тому стало владение головой деревней-однодворкой и значительными сельскохозяйственными угодьями. В 1623 г. в его хозяйстве, расположенном на р. Башначе, имелось 12 десятин в поле, 2 десятины «средней» земли, 20 десятин перелога, 4 десятины «поскотиной» дубравной земли, «сенных покосов» на 300 копён за рекой. На его земле трудился половник Фёдор Павлов с женой, которые для работы нанимали ещё двух безземельных крестьян [7]. Наряду с пашней голова имел и «рыбные ловли» в указанной местности [8].
В источниках сохранились сведения о выполнении И. Грозой отдельных ответственных поручений. 10 мая 1624 г. с группой служилых он сопровождал с Тобольска в Тару ссыльных людей- шведа Павлика и немца Карабаима [9]. В мае 1626 г. вместе с тобольским сыном боярским Дмитрием Черкасовым руководил большой экспедицией служилых и торговых людей (600 чел.), с которой ходил на Ямыш-озеро, которое долгое время являлось главным центром соледобычи в Западной Сибири и важнейшим пунктом торговли с калмыками и другими народами. Наряду со сбором самосадочной соли он также получил наказ изучить вопрос о возможности строительства там постоянного острога и заведения пашни. Результаты исследования были представлены воеводе А.А. Хованскому и отправлены в Москву [10]. Атаман скончался в зрелом возрасте в 1635 г.[11]
Указанный выше его сын Гаврила Иванов Грозин начинал свою службу уже в Сибири. Согласно дозорной книге Тюмени 1624 г. Г. Грозин проживал вместе с другими жилецкими людьми на посаде и служил, очевидно, в этот период без пашни, поскольку сведения о занятии его земледелием в источниках не отмечены [12]. В 1623 г. им была подана челобитная на имя царя о назначении его атаманом конных казаков. В ней претендент сообщил, что служил в Сибири 42 года: «А преже до того он служил нам на поле у Ермака в станице с ыными атаманы». После «взятия» Сибирского ханства, по его словам, состоял в отряде тарского воеводы Андрея Воейкова, с которым «Кучюма на Обе реке погромили и его убили, и жены его и дети взяли» [13]. Как уже установлено, служилые люди нередко преувеличивали свои ратные заслуги, известно, что сам Кучум спасся, но его многочисленные жены, дети были пленены и в качестве знатных пленников отправлены в Москву, где с почетом были приняты царем Борисом Годуновым, одарившего их дорогими одеждами [14]. В правление тобольского воеводы М.М. Годунова Г. Грозин участвовал в походе на сына Кучума царевича Алея, который также потерпел поражение, а его семейство попало в плен [15].
Наряду с воинскими делами кандидат на атаманский чин указал на своё участие в строительстве Томска, Тюмени, Тобольска, Тары Пелыма, сборе первого ясака с кузнецких татар [16]. Как уже обращали внимание исследователи, приведенная им в челобитной последовательность в возведении сибирских городов не соответствует дате их возникновения [17]. Но точное название имен и фамилий воевод-градостроителей свидетельствует о достоверности указанных им сведений.
С учетом его ратных достижений царской грамотой от 27 февраля 1623 г просьба Г. Грозина была удовлетворена и он был назначен атаманом конных казаков с окладом 11 руб., 13 четвертей ржи и овса [18]. В новой грамоте от 23 января 1625 г. ему была дана прибавка к жалованию за его заслуги [19]. В окладных книгах 1630, 1641 гг. наряду с атаманским чином он был отмечен и как сын боярский с прежним окладом [20].
В 1630-1640 - е годы вместе с детьми боярскими Б. Аршинским и Д. Черкасовым атаман входил в число наиболее влиятельных представителей тобольской служилой верхушки. Подъячий Савин Кляпиков в своих изветах называл Г. Грозина и его товарищей «ушниками» воеводы П.И. Пронского, находившегося на воеводстве в 1639-1643 г., и не без оснований обвинял их в укрывательстве разного рода воеводских махинаций, в частности в фальсификации выборов атаманов [21].
Как и другие начальные лица Г. Грозин выполнял различные административные поручения. В 1630 г. он отвозил с группой ратных людей с Тобольска на Тару хлебное и денежное жалование служилым людям, 23 июня на пути следования на излучине Иртыша один из дощаников был разбит [22].
С его именем также связаны судебные дела сибирских воевод и других известных опальных лиц. 29 ноября 1645 г. с отрядом казаков атаман догнал сбежавшего из под стражи, замешанного в разных злоупотреблениях, бывшего нарымского воеводу И. Скобельцына, и вернул его назад. При этом вступил в конфликт с поддержавшим воеводу ссыльным дворянином Л. Плещеевым, будущим руководителем Земского приказа и, по словам последнего, якобы стрелял в него из пищали [23]. 25 июня 1650 г. по распоряжению тобольского воеводы был направлен на Самаровский ям для конфискации имущества жены томского второго воеводы И. Бунакова [24].
Атаман проявил себя и на дипломатическом поприще. В 1616 г. будучи ещё конным казаком он сообщил тобольским воеводам о приезде в Тюмень «калмацких» послов Четана и Байбагши. При этом указал, что тюменский воевода Федор Коркодинов этих послов «грабил и насилствовал» и поэтому Гаврила боясь «убойства» не поехал «в калмыки» вместе с оскорбленными посланниками [25]. В 1646-1647 гг. находясь уже в чине головы конных казаков, возглавил посольство к внукам Кучума царевичам Бугаю и Девлеткирею, постоянно совершающим набеги на русские владения. Не смотря на холодный прием русских послов им были собраны ценные сведения о положении в улусах Кучумовичей, численности подвластных людей, особенностях их кочевой жизни, торговле с бухарцами. Особенно важной была информация о снабжении царевичей оружием и боеприпасами, которыми, по мнению Грозина, снабжают кочевников бухарские купцы, а также о намерении Бугая вместе с калмыками и татарами воевать Тюмень, Туринск и их слободы [26].
И. Грозин, как и другие начальные лица, занимался земледелием, имел пашню на р. Курдюмке, которую к концу жизни передал Тобольскому Софийскому дому [27].
Ратную службу Г. Грозина продолжили его сыновья Иван, Борис, Василий и внуки. Сведений о их жизни и деятельности, в отличие от отца, сохранилось немного. Грозин Иван Гаврилов, очевидно, старший сын, в 1653 был верстан в место своего отца [28]. В 1659 г. он указан как сын боярский, который подписался под «сказкой» о службе «опальных» детей боярских Шульгиных, потомков известного казанского правителя Никанора Шульгина, сосланного в 1613 г. в Тобольск. В окладной книге денежного жалования1680 г. голова конных казаков Иван Грозин указан уже как умерший. Его сын Грозин Степан Иванов упоминается в 1696 г. среди детей боярских тобольского гарнизона с окладом 7 руб. [29].
Другой представитель этой династии Грозин Борис Гаврилов также служил в Тобольске сыном боярским, был головой конных казаков. В 1669 г. был послан в Бергамацкую (Красноярскую) слободу Тарского уезда на помощь тобольскому сыну боярскому Степану Кобылянскому. В 1670 г. сменив его на посту приказчика немало сделал по организации и устройству новой слободы на Иртыше. При нем был построен острог с башнями и надолбами, приказная изба, караульня, крестьянские дворы, заведена государева десятинная пашня [30]. В 1696 его оклад 4 руб., считался уже «выбылым» [31].
Третий сын Грозин Василий Гаврилов, как и его братья, имел чин сына боярского с окладом 8 руб. О нём известно, что 26 сентября 1672 г. он продал «скотину на убой» за 2 руб., 21 августа 1673 г. продал также «скотину на убой» за 2 руб. [32]. Его имя упоминается в окладной книге 1696 г. в том же чине и окладе [33].
Близким соратником Ермака был атаман Черкас Александров, (Иван Александров сын Корсак), имевший прозвище «Черкас». Его служебная деятельность также нашла достаточно полное отражение в летописных и других источниках. По мнению Р.Г. Скрынникова, именно Ермак послал Черкаса с 25 казаками с ясаком и вестью о победе над Кучумом и «сибирском взятии» в Москву, где царь Федор наградил казаков жалованием: «деньгами и кормом и выходными сукнами», а пленного татарского военачальника Маметкула удостоил торжественной встречей. Ч. Александров находился в Москве с лета 1583 г. по весну 1586 г., когда шло формирование новой экспедиции в Сибирь. Затем уже в качестве «государева служилого атамана» вновь отправился в Сибирь, с которой окончательно связал свою дальнейшую судьбу [34]. Покидая Москву, им был сделан вклад 80 соболей для поминания своих родителей в Чудов монастырь, которых позднее монахи продали за 50 руб.[35]
Черкасу со своими подчиненными довелось участвовать в строительстве ряда сибирских городов. В 1586 г. под руководством, посланных Москвой, воевод В. Сукина, И. Мясного и письменного головы Д. Чулкова, с оставшимися ермаковскими казаками он возводил первый город в Сибири -Тюмень [36]. В 1594 г. в составе большой экспедиции (1500 чел.) под началом воеводы князя А.Ф. Елецкого был направлен на строительство Тары, где руководил командой из 100 тобольских служилых татар [37]. Осенью 1595 г. с отрядом служилых татар прибыл в Берёзов и снял полугодовую осаду города от восставших остяков и самоедов[38]. В 1597 г. в составе сводного отряда служилых людей Тобольска, Берёзова и Сургута под руководством сургутского атамана Тугарина Федорова участвовал в строительстве Нарымского острога [39].
Атаман принимал активное участие в окончательном разгроме Кучума летом 1598 г. В ходе исторического похода воеводы А. Воейкова вместе с сыном боярским И. Беклемишевым и командой конных казаков осуществлял поиск поверженного правителя Сибири, и с помощью языков (проводников) ясачных волостей, обнаружил местонахождение Кучума. 20 августа участвовал с отрядом в решающем сражении с войском сибирского хана на р. Ирмени. 4 сентября вместе с тарским сыном боярским М. Глебовым был послан в Москву с отпиской А. Воейкова о победе над Кучумом [40]. Следующая служебная поездка в Москву состоялась зимой 1601 г., 29 мая с «литвином» Войтехом Кривитцким, стрельцами Петром Вятчанином, Заворохой Ивановым и двумя служилыми татарами был отпущен из Москвы с партией колодников, прибыл на Верхотурье 29 июля, наряду с ссыльными привез в Тобольск три государевы грамоты [41].
В конце XVI в. Черкас Александров упоминается как тобольский голова служилых татар с самым высоким среди начальных людей Сибири жалованием - 30 руб. деньгами и по 30 четей ржи и овса [42]. Назначению на этот пост он, очевидно, был обязан знанию татарского языка и опыту общения с коренными народами. В отличие от других начальных лиц тобольского гарнизона, Черкас обладал большей самостоятельностью и властными полномочиями: имел свой аппарат управления - татарскую съезжую избу с подьячими, толмачами, приставами. По этому поводу воевода Е. Бутурлин, не без преувеличения жаловался, что атаман «татар у него отнял и слушать его не велел, ибо Черкас принимал от него челобитную на воеводу и письменного головы» [43]. На своём посту голова находился не менее четверти века. Умер он не позднее конца первой четверти XVII в., поскольку в 1626/1627. на его месте указан Константин Частой [44]
Исследователи Е.К.Ромодановская и А.Т. Шашков выдвинули смелую обоснованную гипотезу о принадлежности Черкаса к первым создателям истории «Сибирского взятия». На основе текстологического анализа сибирских летописей они предположили, что он является автором казачьего «Написания како приидоша в Сибирь», переданного первому тобольскому архиепископу Киприану, на основании которого им был составлен Синодик для поминовения Ермака и казаков, «пострадавших за православие». Указывая на ценность этого источника А. Шашков заявил, что тобольский голова «изложил в целостном виде на бумаге историю сибирского похода Ермака и последовавших за этим событий, доведя их до 1587-1588 гг., когда по его мнению, завершилось покорение Сибирского «царства» [45].
Службу Ч. Александрова в Тобольске продолжили сыновья Дмитрий, Афанасий Ивановы Черкасовы, поверстанные в дети боярские; в 1640 г. оклад Дмитрия составлял 12 руб., Бориса - 10 руб. [46]. В 1630-начале 1640-х гг. братья Черкасовы входили в состав служилой аристократии, тесно сотрудничали с воеводами, выполняли важные поручения, связанные с посольскими и ясачными делами, обеспечением служилых людей жизненно важными «запасами», совершали дальние поездки. Нередко эти «посылки» были сопряжены с разными угрозами и большим риском для жизни.
В 1622-1623 гг. Дмитрий Черкасов возглавил посольство к калмыцким тайшам, его сопровождали тобольские служилые татары - «вож» и два «кашевара», и трое тюменских служилых людей. Цель миссии заключалась в «призыве» калмыцких тайшей «на государеве... земле не кочевати, и на государевы волости с войною не приходити», никого из российских подданных «не побивати и не грабити», и на том дать присягу. Успеха эта дипломатическая акция не имела: русские посланники были ограблены и не убиты лишь благодаря заступничеству одного из калмыцких правителей (тайши Зенгула, давшего шерть), о чем Дмитрий Черкасов и его товарищи поведали, добравшись до Тюмени в апреле 1623 г.[47].
В 1626 г. Дмитрий Черкасов с указанным выше атаманом Г. Ивановым руководил большой экспедицией, отправленной за солью на Ямыщ-озеро. По её завершению подал подробный «доезд» (описание) природной среды близ озера: состояния почвы, растительного и животного мира, т.е. условий необходимых для строительства там «жилого острога». Учитывая удаленность озера, расположенном в самом центре калмыцких владений, и сложную обстановку в этом крае в приказе Казанского дворца решено было острог на Ямыш-озере не ставить [48].
В следующем году Д. Черкасов ходил в «Киргизскую землю» для переговоров к воинственному князцу Ишею, где убеждал киргизских владетелей жить в мире, принять подданство московского государя и платить ясак, но его предложения были отвергнуты. Набеги енисейских киргизов на русские владения продолжались до начала нового столетия [49]. Во время восстания барабинских татар в 1628 г. атаман с посольством был послан воеводой А. Трубецким в «верхние волости» Тарского уезда приводить «изменников татар» к шерти. Ему удалось добиться у местного князца Когутая признания своих «вин и шатости» и вновь привести его людей под «высокую государеву руку» [50].
Служба Дмитрия Черкасова, очевидно, завершилась после необычайно тяжелого и во многом трагического похода в Мангазею. 13 июля 1643 г. он вместе с дьяком Григорием Теряевым с семьей, служилыми и торговыми людьми с хлебными запасами и промысловыми товарами был направлен морским путем в Мангазею на двух кочах, мало приспособленных для плавания по «Большому морю» [51]. Проложенный ещё в конце XVI столетия речной и морской ход от Тобольска в Мангазею составлял от двух до четырёх месяцев и был сопряжен с большими трудностями, опасностями и нередко жестокими испытаниями, которые не обошли стороной и экспедицию Теряева.
В Обской губе из-за сильной бури кочи потерпели крушение, но, не взирая на потерю судна, спасшиеся люди (около 70 чел.) на уцелевшем коче продолжили опасное плавание. «Против Черных гор у Столбовой реки» коч вновь попал в шторм и его выбросило на берег, где пострадавших ждали новые испытания. Местные жители - «самоеды» (ненцы) восемь недель осаждали отряд Теряева-Черкасова, который с трудом сумел отбить у них запасы продовольствия и часть сохранившихся товаров. 4 ноября участники экспедиции вынуждены были продолжить чрезвычайно тяжелый и опасный путь на нартах с собачьими упряжками. Через девять недель странствия по зимней студеной тундре, путники с большим трудом достигли устья р. Таз, где у них закончилось продовольствие: «стало нечего ни пить, ни есть». От голода и холода умерло человек «с пятдесят», в том числе, две дочери, племянник и дворовые люди дьяка. Совершив ещё с большим трудом изнурительный десятидневный поход вверх по Тазу, дьяк и его спутники не в силах идти дальше вынуждены были совершить стоянку против «Леденкина шара».
Движение в Мангазею продолжили самые закаленные и выносливые - Черкасов с небольшой группой казаков. Преодолевая огромные трудности и лишения, от голода, дорогой «ели ременья и камасы» (шкуры с оленьих ног), а затем и ездовых собак, потеряв трёх товарищей, спустя шесть дней они сумели достичь промыслового Сухарева зимовья. Крайне оголодавшие и изнеможенные люди лежали в нём трое суток. Здесь их нашел, высланный мангазейским воеводой князем П.М. Ухтомским на выручку, отряд служилых людей, во главе с сыном воеводы Федором.
Пришедшим на помощь спасателям удалось также найти у Леденкина шара оставшихся живых людей дьяка, который по дороге умер, его жену и шесть человек. Последние, находясь на открытой зимней стоянке, в ожидание помощи, чтобы не умереть от голода вынуждены были питаться телами умерших, по их словам, «от великой нужи постели (оленьи шкуры) и ременье и испод лыж-камасы и собак, и людей мертвых ели». Лишь 14 января (т.е. спустя полгода!) с большими усилиями остатки отряда Теряева - Черкасова добрались до Мангазеи [52]. Так завершился тяжелейший, полный драматизма арктический переход в «златокипящую государеву вотчину».
Неизвестно как сложилась дальнейшая судьба Д. Черкасова, в имеющихся в нашем распоряжении окладных книгах Тобольска его имя не прослеживается. В именной книге тобольских служилых людей 1651 г. указан конный казак Василий Дмитриев сын Черкасов с окладом 5 руб., который, по видимому, являлся его сыном....
(окончание следует)