"В те давние дни, во времена колониальных войн, белым мужчинам, женщинам и детям все же доводилось пересекать неизведанные глухие лесные массивы севера... Им случалось проходить тропами, протоптанными под нависающими кронами деревьев, вместе с пленившими их индейцами ... У одних пленников сохранились лишь обрывки спутанных воспоминаний о путешествии пешком или на пироге, о лагерных кострах, о зверином голоде, утоляемым поджаренным на огне мясом, для других лес становился той силой, которая так и не отпустила их ... Какими причудливыми были судьбы этих людей, проделавших путь вдоль русел рек под шелест листвы деревьев, смыкавшихся кронами над их головами!"1 Так писал о канадской границе американец Генри Бестон и эти же слова вполне можно приложить к событиям и людям русского "фронтира" на Аляске. Но, если в американской литературе сложился целый жанр историй об индейских пленниках (captivity), то в нашем случае этого так и не произошло. Сами пленники, люди простые и малограмотные, в лучшем случае оставляли краткие официальные "сказки" о своих злоключениях, а образованные чиновники и мореплаватели, как правило, весьма пренебрежительно относились к рассказам о похождениях "мужиков низкого звания" среди "дикарей". Лейтенант Л.А.Загоскин, лично встречавшийся с Семеном Лукиным, лишь в двух словах упомянул о жизни этого человека, пережившего в детстве гибель русского поселения и индейский плен; лейтенант О.Е.Коцебу, подробно пересказавший легендарные истории и слухи о воцарении гавайского короля Камеамеа, только вскользь поминает встречу с Тимофеем Таракановым, жизнь которого могла составить сюжет целой серии авантюрных романов; капитан В.М.Головнин считает своим долгом извиниться перед просвещенной публикой за то, что занимает ее внимание пересказом путевого дневника "смышленого, но малограмотного мужика" - все того же Тараканова; капитан Ю.Ф.Лисянский даже не называет имени промышленного, который совершил побег из индейского плена и рассказал ему о разгроме русской крепости на Ситке. Пора, наконец, хотя бы отчасти исправить эту несправедливость.
Воинственность тлинкитов - главных противников русской колонизации - единогласно отмечалась всеми исследователями и путешественниками. Рассказывая о военных обычаях индейцев, все они уделяли немало внимания и тому, как те обращаются с пленниками, особенно с европейцами. Для русских вопрос о пленниках имел особое значение.
"Нападая врасплох, они не дают пощады мужчинам и убивают всех; но женщин обыкновенно щадят и берут в невольницы (куух)2 ", - сообщает о тлинкитах К.Т.Хлебников. Да и сами мужчины, особенно благородного происхождения, предпочитали смерть плену и рабству. В бою, столкнувшись с безоружным мужчиной, женщиной или ребенком, воин спрашивал об их клановой принадлежности. Лгать в таких случаях было не принято даже при угрозе немедленной смерти. Считалось позором избежать гибели ценой отречения от принадлежности к своему клану. Пощада же, дарованная врагом, могла выглядеть оскорблением. Так известна история о раненом воине, которого победитель отказался добить, заявив: "Ты не стоишь того, чтобы погибнуть в отместку за смерть такого-то". Раненый затем молил о помощи членов нейтрального клана, но унижение не спасло его, и он был убит одним из них. Мать погибшего, узнав о позорном поведении сына, перерезала себе горло от стыда.3
Пленников обращали в рабство, но могли освободить за выкуп. Иногда их подвергали жестоким пыткам и умерщвляли. О том свидетельствует капитан Ю.Ф.Лисянский: "Со своими пленниками они поступают жестоко: предают их мучительной смерти или изнуряют тяжкими работами, особенно европейцев. Если кто-нибудь из последних попадется к ним в руки, то нет мучения, которому не предали этого несчастного. В этом бесчеловечном деле участвуют самые престарелые люди и дети. Один режет тело попавшего в плен, другой рвет или жжет, третий рубит руку, ногу или сдирает волосы. Последнее делается как с мертвыми, так и с измученными пленниками, и совершается шаманами, которые сперва обрезывают вокруг черепа кожу, а потом, взяв за волосы, сдергивают ее. После этого головы несчастных жертв отрубаются и бросаются на поле или выставляются напоказ. Этими волосами ситкинцы украшаются во время игр".4 К моменту, когда капитан Лисянский записывал со слов очевидцев эти леденящие душу подробности, служащие Российско-Американской компании (РАК) имели уже достаточно богатый опыт общения с "колошами", как называли они тлинкитов. Первая встреча русских с этим племенем относится еще к середине XVIII в., ко времени Второй Камчатской экспедиции Беринга и Чирикова. Она и вписала первую главу в историю российских пленников Америки.
Исчезнувшие в тумане
17 июля 1741 г. пакетбот "Св. Павел" под командованием А.И.Чирикова, в тумане и дожде двигался вдоль гористого, изрезанного шхерами, американского берега. За бортом судна остался мыс Эджкомб, а в полдень справа по курсу показался мыс Кросс. На следующий день, 18 июля, стояла туманная ненастная погода. Шел дождь, шквалами налетали порывы сильного ветра. Требовалось пополнить запасы питьевой воды. Для того, "подошед сколько можно к берегу, отпустили бот на берег и на нем послан флотцкий мастер Дементьев и при нем вооруженных 10 человек служителей и приказано ему иттить в показавшуюся нам заливу".5 На случай встречи с местными жителями им выдали два котла, бисер, ткани, иголки, образец серебряной руды. Согласно полученному от Чирикова "ордеру", штурман должен был "осмотреть, какие на берегу растут леса и травы, посмотреть, нет ли каких отменных камней и земли, в которой можно чаять быть богатой руде", а у туземцев "осведомиться, куды эта земля простирается и есть ли из нее впадающие в море реки". Результаты исследований следовало нанести на чертеж. В случае враждебного столкновения с аборигенами предписывалось в бой не вступать, но как можно быстрее возвращаться обратно. Согласно инструкции, А.М.Дементьев был обязан "ничего не мешкав, возвратиться к судну того ж дня, а по крайней мере - на другой день".6 Однако обратно на борт судна люди Дементьева не вернулись. Сигнальные выстрелы остались без ответа. Вначале А.И.Чириков полагал, что "бот ... не пошел с берегу за непогодою". И действительно, согласно судовому журналу "Св. Павла", 19 июля был "ветр со шквалами непостоянно и дождь велик", а 20 июля - "во все сутки ветр непостоянной, погода облачна с туманом и дождем". 23 июля в 4 часа пополудни, когда туман несколько рассеялся, на берегу был замечен дым: "огонь горел у самой той губы, куды послан от нас бот". Более того, А.И.Чириков заметил, что "как выпалят от нас из пушки, они тотчас огня прибавят". Поскольку Дементьев все же не возвращался, хотя и подавал вроде бы сигналы с берега, Чириков решил, что бот разбился и нуждается в починке. Тогда 24 июля, пользуясь ясной погодой и наступившим штилем, "все обер и ундерофицеры согласились и по списку учинили ... послать на малой лодке плотника и конопатчика и дать для починки бота надлежащие вещи ... а для свозу плотника и конопатчика на берег возьме [же]лание своевольно боцман Сидор Савельев да матрос Дмитрий Фадеев, а плотник с ним наш Полковников и конопатчик Горян, которые в сем первом часу с полудни и отправлены им с малым ветром"7 . Боцман высадился на берег и исчез. Пакетбот приближался к побережью, насколько это было возможно, "так что видно все наружные каменья и играющей бурун", но сигналов, о которых было условленно с боцманом, не появлялось. В ответ на выстрелы на берегу мелькали огни. На следующий день, 25 июля, на волнах перед судном показались две лодки разной величины. Подумав, что это возвращаются его люди, А.И.Чириков направил судно в их сторону, но "потом рассмотрели мы, что лодка гребущая не наша, понеже оная корпусом остра ... а гребут веслами просто у бортов ... сидело в ней 4 человека, один на корме, а протчие гребли и платье было видно на одно[м] красное, которые ... встали на ноги и кричали по два раза "агай, агай" и махали руками и в тот час поворотили и погребли к берегу".8 Попытки русских связаться с этими незнакомцами не увенчались успехом. После этого все на борту "Св. Павла" "утвердились, что посланные от нас служители все конечно в нещастии... что американцы к нашему пакетботу не смели подъехать, [потому] что с посланными от нас людьми от них на берегу поступлено неприятельски, или их побили, или задержали". 27 июля, когда всякая надежда на возвращение пропавших исчезла, "Св. Павел" взял курс в открытое море. 15 русских безвозвратно пропали в неведомой стране.
Судьба пропавших моряков так и осталась неясной, как и точное место происшествия. Выдвигалось предположение о гибели их от рук индейцев.9 Исходя из этого крики "Агай!" можно истолковать, как попытку заманить в ловушку новые жертвы. Иного мнения придерживался Дж.Т.Эммонс. По его квалифицированному мнению лодки могли затонуть в водоворотах, образуемых мощным приливным течением - "в стремнинах, что возникают в устьях таких узких фиордов, как пролив Лисянского ... С двумя маленькими лодками вполне могло произойти то же, что и ныне случается с куда более мощными пароходами ... Предположение, что лодки затонули, подтверждается, как кажется, еще и тем, что два туземных каноэ, отойдя от берега, приблизились к "Св. Павлу". Если бы русские высадились и, несмотря на предостережения Чирикова, вступили бы в бой, а туземцы одержали над ними верх ... то определенно они не стали бы подвергать себя столь большому риску, приближаясь к основным силам русских ... Дружественные намерения выдает и сходство их крика "Агай!" с тлинкитским "агоу", означающим "иди здесь" [точнее, с тлинкитским ha'de, "вот путь"]. Позднее в большинстве случаев первые встречи туземцев этого побережья с европейцами ... бывали дружественными. Тлинкиты охотнее предпочитали торговать". 10 Версию о первой дружественной встрече русских и тлинкитов вроде бы подтверждает и индейское предание, известное со слов М.Джейкобса-мл. Согласно этой легенде, с русского судна, нуждавшегося в воде, было послано на берег 8 человек. Из страха перед продолжением бесконечного плавания в суровых северных водах и из-за тяжелых условий на судне, они решили дезертировать и не возвратились на корабль. Произошел этот случай на о. Круза в устье бухты Шелихова. Здесь в тот момент находились временные промысловые лагеря ситкинских тлинкитов. В них беглецы "были приняты и пользовались уважением ... Они женились на тлинкитских женщинах и все было хорошо, пока они не увидели, как приближается другое русское судно. Они объяснили [индейцам], что будут застрелены или повешены, если их захватят. Их поспешно погрузили в каноэ вместе с их семьями. Их потомки имеются сейчас среди некоторых наиболее видных семейств в селении Клавок (куан Хенъя)11 ". Однако, эта легенда все же не может полностью объяснить всего происшедшего. Соотнесение места происшествия с о. Круза не стыкуется с данными судового журнала "Св. Павла". Согласно выкладкам Д.М.Лебедева, основанным на анализе записей в журнале, люди Дементьева и Савельева пропали в районе бухты Таканис на о. Якоби, что находится значительно севернее точки, указанной М.Джейкобсом.12 Подобно Эммонсу, хотя и независимо от него, Д.М.Лебедев пришел к предположению о гибели обоих шлюпок Чирикова в прибрежных бурунах, как то произошло в заливе Льтуа со шлюпками экспедиции Лаперуза в 1786 г.13 И поныне участь пятнадцати моряков остается окутанной тайной.
Пленники Ситки
...Нападение было внезапным и стремительным. Катерина Лебедева услышала вдруг тревожные крики, увидела, как бегут к казарме "все, кои были на улице руские и девки", а из-за поварни вдруг вывернулся пушкарь Тумакаев, кричавший: "Пойдем в казарму, колоши идут с ружьями, видно неспроста!" Едва успели запереть двери, как индейцы хлынули из-за рогаток через северные ворота. Это было 16 (28) июня 1802 г., в последний день существования крепости Св. Архистратига Михаила, русского форпоста в стране тлинкитов. Воины разных кланов, объединившиеся для изгнания пришельцев, опустошавших охотничьи угодья тлинкитов, окружили и подожгли блокгауз, где заперлись последние защитники форта. Кониагмиутка из Чинияцкого селения на Кадьяке по имени Пиннуин, названная в крещении Екатериной, была замужем за русским промышленным Захаром Лебедевым, погибшим в первые же минуты нападения. Теперь она, вместе с другими женщинами и детьми поселения, укрывалась в подвале казармы, со страхом ожидая исхода боя. Удача же клонилась на сторону тлинкитов.
"Когда же усилился и в нижней казарме огонь, - вспоминала Лебедева, - тогда сколко нас девок было кинулись под казарму в подвал чтобы тут сохранится ... руские ис казармы ис пушки выстрелили, тогда у подвалу на улицу и дверь вышибло ис коево принуждены были вытти на улицу, где нас колоши захватя разделя по себе утащили в свои байдары".14 Из каноэ, куда бросили пленниц, Лебедевой хорошо была видна последняя сцена трагедии: "Когда чрезвычайно усилился огонь тогда руские бросались сверху на землю ... коих колоши подхватывали на копья и кололи ... видно толко было, что всех на улице кололи, строение жгли, имущество компанейское и промысел бобровый, как и нас ... делили по себе".15
Екатерина Лебедева провела в рабстве у колошей около 15 дней. Надежд на избавление было немного. Дня через три после резни тлинкиты захватили байдарку из артели Еремея Кочергина, узнали о походе партии И.А.Кускова и выехали ей навстречу. Вернувшись через два дня, воины рассказывали, будто бы партия истреблена "кунаховскими народами" (очевидно, имелись в виду обитатели куана Хуна или, скорее, Акоя - их называли guna.xu., "среди чужаков", подразумевая окружение из атапаскских племен), что сам Кусков убит, что хуцновцы уничтожили партию Урбанова, а потому пленницам остается только одно - верно служить победителям, не надеясь на освобождение. Однако Лебедева приметила "по тогдашнему их виду", что возвратились из похода они "без удовольствия". Затем в заливе показалось какое-то судно и колоши, полагая, что оно русское, принялись пленниц своих "с жила на жило перевозить и прятать по разным местам". Наконец настал день, когда саму Лебедеву, сюклинскую чугачку Ульяну и еще одну алеутку посадили в байдару, уложили туда же 50 добытых при разорении крепости бобров и повезли к одному из стоявших в гавани судов - "на выкуп онова захваченного англичанами колоша". По пути один из индейцев, сидевший напротив Лебедевой, "сказывал ... тихонко, чтоб другие не слышали: напрасно вы верите, колоши врут и обманывают вас, что Кусков и вся ево партия убиты, а толко мы слышали, когда ездили к нему навстречу, Кусков и десять алеут убито, а прочие все живы также и об Урбанове что убит не верте им, а наших колош кадьяцкая партия убила пять человек".16 Лебедева также тихо спросила у неожиданного доброжелателя, что он знает о Ситхинской партии: ушла ли она вперед или вернулась назад. Но этого индеец не знал. Пленниц доставили на борт одного из американских судов - в гавани к тому времени находились корабли американцев Д.Эббетса, У.Каннингема и англичанина Г.Барбера, которые захватили в заложники индейских вождей и добивались от тлинкитов выдачи русских пленников и компанейского имущества. Поскольку захватившие их индейцы сорвали с них почти всю одежду, то капитан выдал полуодетым алеуткам "по рубахе и суконному капоту". Через два дня их перевезли на "Единорог" Генри Барбера.
Барбер, собрав на "Единороге" всех спасенных, 10 (22) июля взял курс на Кадьяк. Он был раздражен срывом выгодной торговли, ссорой со злопамятными тлинкитами, но намеревался с лихвой возместить все свои убытки за счет РАК. Он вез с собой 3 русских (Абросим Плотников, Алексей Батурин и Тараданов), 5 кадьякцев, 18 женщин-алеуток и 6 детей.17 Присвоив немало мехов из разоренной крепости, он рассчитывал получить еще и награду за спасение пленников. Размеры этой награды Барбер намеревался установить сам...
Когда 22 июля (4 августа) "Единорог" бросил якорь в Павловской Гавани, шкипер, не выпуская спасенных поселенцев на берег, изготовил судно к бою и потребовал у А.А.Баранова 50 тыс. рублей в возмещение понесенного им ущерба. Он заявлял, что, хотя его страна и находится в неприязненных отношениях с Россией (новости из Европы медленно доходили до здешних мест), он, движимый одним лишь состраданием, прервал свои торговые операции и выкупил пленников. Но все его красноречие не произвело должного впечатления на Александра Андреевича: англичанину было выплачено лишь 10 тыс. рублей "бобрами по низким ценам". По другим сведениям Барбер требовал выкупа в 20 тыс. пиастров, но получил лишь мехов на 6 тыс.18
Некоторые из пленников не дожили до того момента, когда появилась возможность их освобождения. Отчаянно сопротивлявшиеся Василий Кочесов и Алексей Евглевский были изранены и взяты в плен, но скоро позавидовали своим погибшим товарищам: торжествующие победители предали их пыткам.
Тлинкиты питали особую ненависть к стрельцу Василию Кочесову, знаменитому охотнику, известному среди индейцев и русских, как непревзойденно меткий стрелок. Тлинкиты называли его Гидак (Gidak), что происходит, вероятно, от тлинкитского имени алеутов, чья кровь текла в жилах Кочесова - giyak-kwaan (мать охотника была родом с островов Лисьей гряды). Заполучив, наконец, ненавистного стрельца в свои руки, индейцы постарались сделать его смерть, как и смерть его товарища, как можно более мучительной. По словам К.Т.Хлебникова, "варвары не вдруг, но повременно отрезывали у них нос, уши и другие члены их тела, набивали ими рот, и злобно насмехались над терзаниями страдальцев. Кочесов ... не мог долго переносить боли и был счастлив прекращением жизни, но несчастный Еглевский более суток томился в ужаснейших мучениях".19
Резней на Ситке не исчерпались несчастья 1802 года. Промысловая Ситхинская партия Ивана Урбанова (90 байдарок) была выслежена индейцами в проливе Фредерик и атакована в ночь с 19 на 20 июня. Затаившись в засадах, воины куана Кэйк-Кую ничем не выдавали своего присутствия и, как писал К.Т.Хлебников, "начальники партии не примечали ни неприятностей, ни повода к неудовольствиям ... Но сия тишина и молчание были предвестниками жестокой грозы". Индейцы атаковали партовщиков на ночлеге и "почти на повал истребили их пулями и кинжалами". В резне погибло 165 кадьякцев и это было не менее тяжелым ударом по русской колонизации, чем уничтожение Михайловской крепости.
Начальник партии, Иван Урбанов, был схвачен и связан. Однако, один из партовщиков-алеутов, также попавший в плен, сумел освободиться сам и помог спастись своему байдарщику. Урбанов "успел вырваться, убежать и скрыться в лесу". Когда тлинкиты "обогатясь добычею, разъехались с радостными криками по жильям", Урбанов, к которому в лесу присоединились еще семь уцелевших алеутов, следующей ночью осторожно выбрался на берег. "Оплакав горькую свою участь", партовщики отыскали две байдарки, пригодные к плаванию, наскоро починили их и пустились путь. Они направлялись на Ситку, не подозревая еще об участи, постигшей Михайловскую крепость. Плыли ночами, а днем скрывались в дремучих лесах. Но на месте селения их ожидало дымящееся пепелище. Не останавливаясь, они продолжили свой путь и, наконец, прибыли в Якутат 3 августа (21 июля). Через три дня после их приезда туда же добрались еще 15 уцелевших партовщиков. 20
Тлинкиты выдали Барберу, Эббетсу и Каннингему не всех пленников. Часть их была, вероятно, вывезена с Ситки воинами других куанов. По сведениям Н.П.Резанова, который опрашивал освобожденных пленников, пытаясь определить численность враждебных индейцев, захваченные в 1802 г. партовщики оказались помимо Ситки в Чилкате ("внутрь Чильхатской губы на матерой земле при большой реке"), в Хуцнуву, а также на островах Принца Уэльского ("в Кайганах") и Королевы Шарлотты.21 По сведениям П.А.Тихменева "несколько человек туземцов и один русский" были возвращены на Кадьяк одним из американских капитанов (возможно, Д.Эббетсом) в 1803 г. Как установил А.В.Гринев, то был креол Афанасий Кочесов, 22 брат замученного стрельца. В плен к тлинкитам он попал при разгроме партии Урбанова. Три кадьякских женщины и кадьякец были выданы Ю.Ф.Лисянскому уже в 1804 г. Одна из этих пленниц сообщила важные сведения о намерениях вождя тлинкитов Катлиана. Еще один кадьякец бежал из индейского плена, видимо, незадолго до прихода "Невы" на Ситку.23 По крайней мере, Ю.Ф.Лисянский отмечал, что подробности ситкинских событий известны ему со слов некоего промышленного, попавшего тогда в плен, но "потом нашедшего способ бежать".24 Но индейцы все же так и не расстались со всеми пленниками.
Потомком одного из пленников, оставшихся жить среди тлинкитов, является современный аляскинский ученый Деннис Деммерт. По семейному преданию, тлинкитка с о. Принца Уэльского, бывшая замужем за ситкинцем, сопровождала воинов при нападении на форт и спасла из горящей казармы двух детей, мальчика и девочку. Воины хотели было бросить их обратно в огонь, но женщина настояла на своем, забрала их с собой и вырастила, как своих собственных детей. Девушка впоследствии вышла замуж и погибла, будучи убита в ссоре с одной тлинкиткой. Мальчик же вырос и жил долго и счастливо, имел много детей, из которых лучше всего известен Альф Робертс по прозвищу Русский Боб (тлинкитское имя Lkoogoon). Его сыном был Дэвид Робертс, дочь которого, Изабель Робертс, вышла замуж за ветерана Аляски Джозефа Деммерта, чьим сыном и является Деннис Деммерт.25
Участь других пленных детей могла быть менее счастлива. В покинутой защитниками индейской крепости русскими было найдено 4 заколотых детей - это были мальчики, один семи-девяти лет, а трое примерно лет четырех. Тут же лежали и зарезанные собаки. Тлинкиты опасались, что лай собак выдаст путь их тайного бегства, но причина убийства детей так и осталась неясной. Обычно при упоминании этого факта говорится, что их убили для того, чтобы они своим плачем, как собаки лаем, не навели на след беглецов погоню. Так объясняют это сейчас и сами индейцы. По мнению сказителя Алекса Эндрюса, дети были убиты, чтобы их голоса не выдали русским расположения тлинкитов.26 Но Марк Джейкобс придерживается иного взгляда: "Перед уходом они решили, что самые старые и самые маленькие не перенесут путешествия, так что проще всего будет убить их и избавиться от обузы".27 Это даже вызвало, по его словам, долгую вражду между киксади и кагвантанами - отцы детей и родственники их по мужской линии не могли простить этих убийств. Херб Хоуп сообщает о гибели определенного числа детей и младенцев, но относит это к последствиям обстрела форта русской артиллерией.28 В данном вопросе не следует, видимо, безоговорочно принимать на веру сведения противоречащих друг другу легенд. В крепости, вероятнее всего, находились отнюдь не одни киксади, но и члены других кланов, в том числе и кагвантанов, чье враждебное отношение к русским отмечалось еще в 1801 г. Они не могли не вмешаться в дело, касающееся жизни их детей. Кроме того, подобная версия не объясняет некоторых фактов. Убиты были одни мальчики; убито их было всего четверо29 ; все они находились уже в том возрасте, когда можно было не опасаться их внезапного громкого плача. Вряд ли то были самые младшие из всех детей в столь обширном (более тысячи человек) селении. А.В.Гринев предполагает, что это были дети рабов30 , но и это не объясняет причин их гибели. Быть может, здесь имело место жертвоприношение с целью обеспечить помощь потусторонних сил при отступлении; не исключено, что это были маленькие креолы и кадьякцы, захваченные при разгроме Михайловской крепости и с тех пор жившие на положении рабов - именно на них в первую очередь могли сорвать зло разъяренные потерями тлинкиты (будь они сыновьями индеанок, живших с русскими, они считались бы тлинкитами, членами рода их матерей, а не безродными чужаками).
Индейская война среди лесных чащоб, бесчисленных островов и переплетения извилистых проливов порождала подчас такие ситуации, когда люди просто исчезали бесследно и трудно было установить, погиб ли этот человек или оказался в плену. В сентябре 1855 г. воины клана нанъяайи из Стикин-куана на семи боевых каноэ вошли в воды Ситкинского залива чтобы отомстить своим врагам-кагвантанам за предательское избиение своего мирного посольства.31 Первое, что попалось на глаза мстителям, был небольшой челн, на котором гребли двое ситкинских тлинкитов. Кроме них в лодке находились еще и семинаристы Ново-Архангельской духовной семинарии Иона Сторожевский и Иван Надеждин, а также креолка Екатерина Еремина - жена унтер-офицера артиллерии Гаврилы Липатова. На коленях ее сидел четырехлетний приемный сын - "креол Плотницын", как именуется он в официальных документах РАК. Но нанъяайи видели только ненавистных ситкинцев. Они ринулись на челнок, дали залп из ружей. Оба индейских гребца, Сторожевский и Екатерина Липатова были убиты наповал. Опознав в раненом Надеждине русского, стикинцы отвезли его к Горячим Ключам и там оставили. Раненый семинарист сумел добраться до Озерского редута и поведал о случившемся. Маленький Плотницын пропал без вести.
Вскоре со слов индейцев главному правителю С.В.Воеводскому стало известно, что ребенок остался жив и находится в руках пленивших его стикинцев. На территории Стикин-куана был в свое время основан пост РАК - Дионисьевский редут. В настоящее время он был сдан в аренду англичанам, Компании Гудзонова залива. К управляющему факторией, Дж.Дугласу, и обратился 13 (25) сентября С.В.Воеводский с просьбой "о выкупе этого мальчика и доставлении к нам при первом удобном случае". Действовать более решительно у русских возможности не было. Как писал сам главный правитель, "вообще отношения наши к Стахинцам представляют затруднения во время продолжения аренды Форта Стахин, так как даже при средствах наказать Стахинцев, могли бы возникнуть жалобы со стороны Гудзонбайской Компании за могущую произойти помеху в их делах".32
Среди стикинцев были наведены справки и с их слов удалось установить, что ребенок погиб во время атаки вместе со своей приемной матерью и их спутниками. Впрочем, ничем, кроме устных заверений, индейцы этого не подтвердили, а потому так и осталось неясным, действительно погиб ли маленький креол или же был увезен в Стикин-куан и укрыт там и от русских, и от англичан. Подлинная судьбы его так и осталась одной из тайн Северо-Западного побережья.33
(продолжение следует)
Зорин А.В.