Анемподист Иванович Парфентьев...Анадырь.1922г.
На фото слева направо- А.М.Хатагов, А.И.Парфентьев и Мельник.
Фото из архива Караевых.
Архив Караевых напоминает затерянный в океане островок, на котором чудом сохранились редкие, а то и единственные сведения и фотографии людей, с достоинством тянувших свою историческую лямку...и растворившихся со временем во тьме забвения.
Это с полным основанием можно утверждать и о Анемподисте Парфентьеве, который является самой колоритной фигурой среди участников этого фото, снятого А.И Караевым.
Фамилия Парфентьевых, касательно Чукотки, впервые упоминается в списках Анадырского острога и "скасках" Семейки Дежнёва. Далее, казаки Парфентьевы из Гижигинского острога, участвуют в чукотских походах капитана Павлуцкого Д.И.
Кто-то из Парфентьевых поселился в селе Марково.
"...Каждый мало-мальски уважающий себя житель Чукотки знает романтическую историю его основания. Знает, как в 1648 году экспедицией торгового человека Федота Попова и казачьего атамана Семена Дежнева было официально доказано существование Аниана - пролива между Азией и Америкой. Как трагично сложилась дальше судьба мореплавателей. Начальник экспедиции погиб, а Дежнев с остатками отряда в дюжину человек, спасаясь от голода и холода, брел вверх по реке Анадырь и только на 430-й версте от ее устья нашел большое селение аналуитов, местных людей, и удобный остров для зимовья. Здесь, рядом с нынешним Марковом, и был поставлен Анадырский острог - самый восточный на то время форпост Российского государства. Именно с этого острога разошлись затем веером маршруты русских - в поисках новых «землиц», богатых соболем и «рыбьим зубом». Отсюда начинался путь, приведший к великим открытиям: была «изобретена» Камчатка, изучены северные берега Охотского моря, открыт большой остров, названный со временем именем Беринга. Здесь, в дымных избах, зарождались великие планы, которые впоследствии осуществились, явив миру Русскую Америку. Окрестная земля, видимо, еще помнит шаги Стадухина, Атласова, Гулыгина, Шалаурова, Моторы...
В конце XVIII столетия острог был разрушен и сожжен, так как содержание его обходилось империи слишком дорого, да и стал невыгоден - большие пути-дороги переместились дальше, на восток. Что же осталось на его месте? Об этом тоже свидетельствует история, только с меньшими подробностями. Будто вокруг остатков острога образовались небольшие селения, возводить, обживать которые принялись потомки русских землепроходцев и местных женщин. Своеобразной была внешность следующих поколений - светлоглазые, ростом повыше окрестных жителей, но тоже смуглокожие, темноволосые. Они говорили на причудливом языке - плотной смеси русских, чукотских, корякских и юкагирских слов. Для них стали близкими, родными как традиции отцов и дедов, пришедших с далекого юга, так и матерей, бабушек - исконных обитателей прианадырской тундры.
Уже в начале нынешнего столетия, когда в эти края снова зачастили по государственной службе люди с материка, они, эти служилые, были здорово удивлены, увидев в самой что ни есть глуши Чукотки добротные избы-пятистенки. Правда, отапливались избы, как яранги, жирниками. Надежно, ладно жили в них большие семьи. Внешний вид незнакомцев - густые бороды у мужчин, яркая цветастая одежда у женщин - говорил о том, что это русские люди. Но - раскосые глаза, чукотский говор, хитроумные способы охоты на зверя, рыбной ловли, страсть к пастушьему оленному делу... Налицо был симбиоз материальных и духовных культур двух отдаленных во времени и пространстве народов, волей судьбы соединивших в один образ жизни все самое удобное, надежное, душе пригожее. Центром же этой культуры было село Марково.
В Марково и жил Анемподист Иванович Парфентьев...герой нашего повествования. Думаю, не одного...
Из дневника члена Первого ревкома Берзина:
Но через месяц Анемподист чем-то не понравился первому ревкомовцу...) Даже Мандрикову пожаловался...
Ю.Рытхэу
"Конец вечного безмолвия"
"...
…Выехали 31 декабря…
1 - 2 января были далеко от Анадыря…
3 января разыгралась пурга. Поставили палатку…
4 - 5 - 6 - 7 января. Пришлось выжидать, и снова в пути…
8 января. Выехали рано. Доехали до чукчей и там ночевали…
9 января. Опять ночевали у чукчей. Выехали ночью, чтобы рано утром приехать, на Белую…
10-го. Сегодня утром приехали в 6 часов на Белую. Явились к вахтеру, он оказался знакомым Галицкому. Мы оставляем его на службе под присмотром местного населения…
Ваня Куркутский громко кричал на собак, щелкая бичом, и даже ударил двух собак.
- Ты чего так торопишься, Ваня? - спросил Берзин своего каюра.
- Пурга нас догоняет, мольч, - ответил Ваня Куркутский. - Доспеет она нас - худо будет. Пурговать придется.
- А разве можно от пурги убежать?
- Мольч, от этой можно, - уверенно сказал Куркутский. - Она морская. По берегу идет, в тундру не лезет.
Август Берзин несколько раз вынимал карманные часы - время шло удивительно медленно, словно девятнадцатый год не хотел уступать место новому, двадцатому.
Незадолго до полуночи он велел остановить нарты и собраться вместе.
- Пошто? - спросил Куркутский.
- Новый год встретим, - ответил Берзин. - Двадцатый год наступает.
- И заодно полозья повойдаем, - деловито сказал каюр.
Собрались у нарты Вани Куркутского. Берзин достал флягу с вином, две жестяные кружки. Пили по очереди, и каждого Август поздравлял с наступлением Нового года. Торопливо выпив, каюры бежали к своим нартам и принимались войдать - наносить на полозья тонкий слой льда.
При первой же ночевке Берзин в полной мере оценил всю практичность чукотской зимней дорожной одежды.
Он проснулся в палатке раньше всех. Конечно, не тепло было, но он не чувствовал себя замерзшим. В своем домике к утру бывало куда холоднее, чем в двойной кухлянке в снегу: палатка защищала только от ветра.
Волтер дал в дорогу особо надежный примус, над которым колдовал несколько дней. И впрямь примус оказался отличным, и пока он шумел, растаивая для чая снег, в палатке становилось совсем тепло и с потолка начинало капать.
После первой ночевки, - несмотря на ветер и снег, решили ехать.
- Догнала-таки нас пурга, - сказал Берзин Ване Куркутскому.
- Догнала, дикоплешая, - выругался каюр. Снег был рыхл и глубок. Каюры и пассажиры шли, держась за нарту, но собаки часто останавливались и ложились, их поднимали ударами бича. Часа через два изнурительного пути Ваня Кур-кутский сказал:
- Оннак, мольч, станем… Все равно никакой езды! Мука одна.
Поставили палатку, а собак расположили кругом, чтобы было теплее. Берзин заметил: при сильном ветре становилось ощутимо теплее. Но вместе с теплом приходила сырость. Больше всего мокли рукавицы.
Сидя у горящего примуса, при свете стеариновой свечки, Берзин записывал события прошедших дней в походный дневник.
За стенами палатки каюры кормили собак, и сквозь вой ветра до слуха сидящих в палатке иногда доносились обрывки речи, рычание дерущихся из-за юколы собак.
За чаепитием разговорились. Один из каюров, Анемподист Парфентьев, вдруг обратился к Бер-зину:
- Пошто на тебя Биссекер суп имеет?
- Какой суп? - не понял Берзин.
- Слость и гнев, - пояснил Парфентьев. - Прямо трясся, когда говорил, чтобы бросить вас в пургу. Так прямо и сказал - как пурга дунет, оставьте их в палатке подальше от Анадыря. Пусть дохнут мерзляками. И посулил, агды воз-вернемся без вас, щедро наградить…
- Ну, а что же не уезжаете? - спокойно спросил Берзин.
- Как можно! - Парфентьев рассердился даже. - Вы же люди, хоть и большаки!
- Товарищ Парфентьев, нет у тебя еще классового сознания, - сказал ему Берзин.
- Нету, - согласился Парфентьев. - Бессекерский и торговцы всегда будут иметь зуб на большевиков, потому что мы отобрали у них богатства и передали народу.
- Не усе, - перебил Парфентьев.
- Что не усе? - спросил Берзин.
- Усе в складах осталось, оннак… Думали, ожидали - раздача будет… Всем поровну, а ничего нету.
- Никакой раздачи не будет! - решительно ответил Берзин. - Все средства производства - сети, невода, катера, кунгасы - переходят в общественное пользование… И строго будет соблюдаться правило: кто не работает - тот не ест.
Четыре ночи провели в палатке путники. Под конец все друг другу надоели, особенно Парфентьев, притворявшийся дурачком, пока Галицкий не обругал его. Каюр обиделся и замолк. Его молчание тревожило Берзина, и он часто по ночам просыпался и зажигал спички, чтобы удостовериться, что все каюры на месте, в палатке...."(с)
Фото из архива Караевых.
Архив Караевых напоминает затерянный в океане островок, на котором чудом сохранились редкие, а то и единственные сведения и фотографии людей, с достоинством тянувших свою историческую лямку...и растворившихся со временем во тьме забвения.
Это с полным основанием можно утверждать и о Анемподисте Парфентьеве, который является самой колоритной фигурой среди участников этого фото, снятого А.И Караевым.
Фамилия Парфентьевых, касательно Чукотки, впервые упоминается в списках Анадырского острога и "скасках" Семейки Дежнёва. Далее, казаки Парфентьевы из Гижигинского острога, участвуют в чукотских походах капитана Павлуцкого Д.И.
Кто-то из Парфентьевых поселился в селе Марково.
"...Каждый мало-мальски уважающий себя житель Чукотки знает романтическую историю его основания. Знает, как в 1648 году экспедицией торгового человека Федота Попова и казачьего атамана Семена Дежнева было официально доказано существование Аниана - пролива между Азией и Америкой. Как трагично сложилась дальше судьба мореплавателей. Начальник экспедиции погиб, а Дежнев с остатками отряда в дюжину человек, спасаясь от голода и холода, брел вверх по реке Анадырь и только на 430-й версте от ее устья нашел большое селение аналуитов, местных людей, и удобный остров для зимовья. Здесь, рядом с нынешним Марковом, и был поставлен Анадырский острог - самый восточный на то время форпост Российского государства. Именно с этого острога разошлись затем веером маршруты русских - в поисках новых «землиц», богатых соболем и «рыбьим зубом». Отсюда начинался путь, приведший к великим открытиям: была «изобретена» Камчатка, изучены северные берега Охотского моря, открыт большой остров, названный со временем именем Беринга. Здесь, в дымных избах, зарождались великие планы, которые впоследствии осуществились, явив миру Русскую Америку. Окрестная земля, видимо, еще помнит шаги Стадухина, Атласова, Гулыгина, Шалаурова, Моторы...
В конце XVIII столетия острог был разрушен и сожжен, так как содержание его обходилось империи слишком дорого, да и стал невыгоден - большие пути-дороги переместились дальше, на восток. Что же осталось на его месте? Об этом тоже свидетельствует история, только с меньшими подробностями. Будто вокруг остатков острога образовались небольшие селения, возводить, обживать которые принялись потомки русских землепроходцев и местных женщин. Своеобразной была внешность следующих поколений - светлоглазые, ростом повыше окрестных жителей, но тоже смуглокожие, темноволосые. Они говорили на причудливом языке - плотной смеси русских, чукотских, корякских и юкагирских слов. Для них стали близкими, родными как традиции отцов и дедов, пришедших с далекого юга, так и матерей, бабушек - исконных обитателей прианадырской тундры.
Уже в начале нынешнего столетия, когда в эти края снова зачастили по государственной службе люди с материка, они, эти служилые, были здорово удивлены, увидев в самой что ни есть глуши Чукотки добротные избы-пятистенки. Правда, отапливались избы, как яранги, жирниками. Надежно, ладно жили в них большие семьи. Внешний вид незнакомцев - густые бороды у мужчин, яркая цветастая одежда у женщин - говорил о том, что это русские люди. Но - раскосые глаза, чукотский говор, хитроумные способы охоты на зверя, рыбной ловли, страсть к пастушьему оленному делу... Налицо был симбиоз материальных и духовных культур двух отдаленных во времени и пространстве народов, волей судьбы соединивших в один образ жизни все самое удобное, надежное, душе пригожее. Центром же этой культуры было село Марково.
В Марково и жил Анемподист Иванович Парфентьев...герой нашего повествования. Думаю, не одного...
Из дневника члена Первого ревкома Берзина:
Но через месяц Анемподист чем-то не понравился первому ревкомовцу...) Даже Мандрикову пожаловался...
Ю.Рытхэу
"Конец вечного безмолвия"
"...
…Выехали 31 декабря…
1 - 2 января были далеко от Анадыря…
3 января разыгралась пурга. Поставили палатку…
4 - 5 - 6 - 7 января. Пришлось выжидать, и снова в пути…
8 января. Выехали рано. Доехали до чукчей и там ночевали…
9 января. Опять ночевали у чукчей. Выехали ночью, чтобы рано утром приехать, на Белую…
10-го. Сегодня утром приехали в 6 часов на Белую. Явились к вахтеру, он оказался знакомым Галицкому. Мы оставляем его на службе под присмотром местного населения…
Ваня Куркутский громко кричал на собак, щелкая бичом, и даже ударил двух собак.
- Ты чего так торопишься, Ваня? - спросил Берзин своего каюра.
- Пурга нас догоняет, мольч, - ответил Ваня Куркутский. - Доспеет она нас - худо будет. Пурговать придется.
- А разве можно от пурги убежать?
- Мольч, от этой можно, - уверенно сказал Куркутский. - Она морская. По берегу идет, в тундру не лезет.
Август Берзин несколько раз вынимал карманные часы - время шло удивительно медленно, словно девятнадцатый год не хотел уступать место новому, двадцатому.
Незадолго до полуночи он велел остановить нарты и собраться вместе.
- Пошто? - спросил Куркутский.
- Новый год встретим, - ответил Берзин. - Двадцатый год наступает.
- И заодно полозья повойдаем, - деловито сказал каюр.
Собрались у нарты Вани Куркутского. Берзин достал флягу с вином, две жестяные кружки. Пили по очереди, и каждого Август поздравлял с наступлением Нового года. Торопливо выпив, каюры бежали к своим нартам и принимались войдать - наносить на полозья тонкий слой льда.
При первой же ночевке Берзин в полной мере оценил всю практичность чукотской зимней дорожной одежды.
Он проснулся в палатке раньше всех. Конечно, не тепло было, но он не чувствовал себя замерзшим. В своем домике к утру бывало куда холоднее, чем в двойной кухлянке в снегу: палатка защищала только от ветра.
Волтер дал в дорогу особо надежный примус, над которым колдовал несколько дней. И впрямь примус оказался отличным, и пока он шумел, растаивая для чая снег, в палатке становилось совсем тепло и с потолка начинало капать.
После первой ночевки, - несмотря на ветер и снег, решили ехать.
- Догнала-таки нас пурга, - сказал Берзин Ване Куркутскому.
- Догнала, дикоплешая, - выругался каюр. Снег был рыхл и глубок. Каюры и пассажиры шли, держась за нарту, но собаки часто останавливались и ложились, их поднимали ударами бича. Часа через два изнурительного пути Ваня Кур-кутский сказал:
- Оннак, мольч, станем… Все равно никакой езды! Мука одна.
Поставили палатку, а собак расположили кругом, чтобы было теплее. Берзин заметил: при сильном ветре становилось ощутимо теплее. Но вместе с теплом приходила сырость. Больше всего мокли рукавицы.
Сидя у горящего примуса, при свете стеариновой свечки, Берзин записывал события прошедших дней в походный дневник.
За стенами палатки каюры кормили собак, и сквозь вой ветра до слуха сидящих в палатке иногда доносились обрывки речи, рычание дерущихся из-за юколы собак.
За чаепитием разговорились. Один из каюров, Анемподист Парфентьев, вдруг обратился к Бер-зину:
- Пошто на тебя Биссекер суп имеет?
- Какой суп? - не понял Берзин.
- Слость и гнев, - пояснил Парфентьев. - Прямо трясся, когда говорил, чтобы бросить вас в пургу. Так прямо и сказал - как пурга дунет, оставьте их в палатке подальше от Анадыря. Пусть дохнут мерзляками. И посулил, агды воз-вернемся без вас, щедро наградить…
- Ну, а что же не уезжаете? - спокойно спросил Берзин.
- Как можно! - Парфентьев рассердился даже. - Вы же люди, хоть и большаки!
- Товарищ Парфентьев, нет у тебя еще классового сознания, - сказал ему Берзин.
- Нету, - согласился Парфентьев. - Бессекерский и торговцы всегда будут иметь зуб на большевиков, потому что мы отобрали у них богатства и передали народу.
- Не усе, - перебил Парфентьев.
- Что не усе? - спросил Берзин.
- Усе в складах осталось, оннак… Думали, ожидали - раздача будет… Всем поровну, а ничего нету.
- Никакой раздачи не будет! - решительно ответил Берзин. - Все средства производства - сети, невода, катера, кунгасы - переходят в общественное пользование… И строго будет соблюдаться правило: кто не работает - тот не ест.
Четыре ночи провели в палатке путники. Под конец все друг другу надоели, особенно Парфентьев, притворявшийся дурачком, пока Галицкий не обругал его. Каюр обиделся и замолк. Его молчание тревожило Берзина, и он часто по ночам просыпался и зажигал спички, чтобы удостовериться, что все каюры на месте, в палатке...."(с)