"Русский Робинзон". Николай Сибиряков. (15)
"...Довольный приобретением верных товарищей, Лисицын оставил их греться у огня и помчался к графу. Он нашел его спящим. Услышав лай Полкана, беглец вскочил, схватил в руки ружье.
- Остановитесь, граф, - закричал Лисицын. - Я вернулся к вам с предложением присоединиться к товарищам, которых благодаря вам мне удалось спасти. Впрочем, если вы предпочтете продолжить ваш путь, - я не стесню вашей воли. - Я готов следовать за вами, - отвечал граф, медленно опуская ружье. - Но я боюсь, что вы вместе с нами подвергнетесь голоду в этих неприютных местах, - добавил он, сопровождая слова свои ласковой улыбкой.
- На этот счет не беспокойтесь. Опытный охотник с хорошим ружьем везде найдет пропитание.
Граф шел, поддерживаемый Лисицыным, а через два часа его уже благодарили солдаты за посланную к ним помощь. Трудно было решить, что сконфузило графа: простые слова солдат или их многочисленность. Он ничего не нашелся им ответить.
Отряд состоял из двадцати человек и красивого мальчика тринадцати лет. Звали его Владимиром. Лисицын познакомился с Гедеоном, дядей Владимира, не получившим еще офицерского чина; двумя оружейными мастерами с Ижевского завода и двумя пушечными литейщиками, присланными из Петербурга для обучения литью артиллерийских орудий. В отряде были одиннадцать служивых казаков, между которыми Константин казался ловчее и смышленее других. Владимир был круглым сиротой. За отцом его, горным инженером, была замужем любимая сестра Гедеона. После смерти отца и матери, Гедеон взял племянника к себе и любил его, как родного сына.
Когда рассвело, граф, Володя и еще несколько человек признались, что идти они не могут. Тогда Лисицын предложил своему отряду дойти до гор, где можно найти более теплое убежище во впадине скалы или в лесу. Все охотно побрели к опушке леса и начали строить шалаши - пещеры в горах не нашлось.
Оставив больных на попечение здоровых, Лисицын отправился на лыжах поохотиться. Полкана он оставил Володе - мальчик успел подружиться с овчаркой. Вскоре наш герой, к радости всех товарищей, притащил двух сайг и этим обеспечил продовольствие отряда.
После обеда Сергей Петрович решил осмотреть ближайшие горы; в товарищи к нему напросился Гедеон, искусный стрелок и охотник, которому граф дал на время свое ружье. Гедеон оказался еще и занимательным собеседником. Он хорошо знал формацию горных пород и местонахождение руд; указал в одном горном кряже богатую жилу медной руды. Охотники возвратились к шалашам, обремененные разного рода дичью.
На другой день все настолько оправились, что могли пуститься в дорогу. К вечеру следующего дня странники благополучно прибыли на Приют и разместились сообразно желанию каждого. Граф занял четвертое отделение флигеля. Гедеон с Володей решили жить вместе с Лисицыным, а прочие поселились с Янси.
Гедеон приобрел расположение Лисицына своей честностью, трудолюбием, начитанностью и знанием геологии. Он тоже очень привязался к Лисицыну. Они всегда вместе отправлялись на охоту и, перенося опасности и лишения суровой жизни, все более сближались. Лисицын также всем сердцем полюбил доброго, понятливого Володю, занялся его образованием: учил его математике, языкам и рисованию; историю преподавал в любопытных рассказах, а закон Божий ребенок постигал при ежедневном чтении Евангелия. Способности у Володи были хорошие. Лисицын не раз признавался Гедеону, что мальчик доставляет ему истинное утешение. Ученик чувствовал признательность к своему учителю; он полюбил его не меньше своего дяди и огорчить чем-нибудь наставника считал для
себя совершенно невозможным. Прочие товарищи тоже полюбили своего избавителя.
С одним графом герой наш не мог встать на дружескую ногу, несмотря на все старания делать ему приятное. Граф был вежлив, рассыпался в благодарностях, бранил беспощадно поляков, превозносил до небес русских, скучал без дела, но скучал и за делом - словом, Лисицын не мог понять его и оставил в покое. Литейщики и оружейники привезли на Приют железную и медную руды и устроили небольшую мастерскую, в которой отливали необходимые для хозяйства металлические вещи и посуду, а также переделывали китайское огнестрельное и холодное оружие на русский манер. После отражения нападения китайцев на Приют осталось только три годных ружья, поэтому переделка оружия была необходима. Искусство мастеров и их трудолюбие превзошли все ожидания Лисицына - скоро весь гарнизон был снабжен двойным количеством годных ружей, сабель, длинных ножей и пик.
Граф часто спрашивал, для чего заготовляется столько огнестрельного оружия, допытывался у Лисицына, не имеет ли он поручения от правительства укрепиться в Приамурском крае. Когда Лисицын уверял его, что старается обезопасить себя от возможного нападения китайцев, граф с сомнением качал головой и скептически улыбался.
Прошла зима. После Святой недели литейщики и оружейники продолжали свои занятия, а остальные обитатели Приюта принялись за полевые работы, которые скоро были окончены, несмотря на значительное увеличение площади посева хлебов и овощей. Работников было достаточно.
Лисицын заметил, что после праздника граф сделался еще задумчивее, не принимал участия в общих работах, а больше в одиночестве гулял по острову. Сергей Петрович не раз спрашивал его о причине печали, но граф всякий раз ссылался на хандру.
Однажды кто-то из работников подал Лисицыну письмо, спрашивая, не он ли обронил его близ фермы. Развернув большой лист почтовой бумаги, мелко исписанный по-французски, Лисицын хотел было передать его графу, так как узнал его почерк, но пробежав глазами по первой строчке: «Ясновельможный граф Генрих!» -невольно взглянул на подпись: «Вашей ясновель-можности нижайший слуга Игнатий Крысинский». В приписке было сказано: «Письмо это пишу с китайского озерного острова, занятого русскими (эти проклятые москали везде запускают свои лапы), но откуда и как отправлю его к вам, еще и сам не знаю». Этих сведений было достаточно чтоб понять: Крысинский ложно назвался графом и ненавидит русских. Лисицын счел необходимым прочесть все письмо, пропуская все то, что лично касалось графа Генриха.
«...Долго блуждал я по снежной пустыне, не находя ничего для утоления голода; защищенный от мороза моим теплым платьем, я умирал от неимения пищи. Почти стемнело, когда я вдруг встретил двух русских, почти замерзших и так же, как я, голодных; первым моим побуждением было застрелить москалей, но я размыслил, что они и без того умрут в мучениях голода, зачем же оказывать им благодеяние, избавив от тяжких страданий. Сохраняя еще достаточно сил, я поспешно удалился от несчастных, один из которых был мальчик необыкновенной красоты. Между тем в моем желудке начали делаться мучительные схватки, я едва шел по безграничной пустыне. Наступила ночь... Я то падал, то вставал. Вдруг свет вдали достиг моего потухающего зрения. Я понял, что это или жилище туземца, или спасительный огонь охотника, и поспешил на свет. Но силы изменяли мне все больше и больше; я полз, как змея, по замерзшему снегу и наконец был замечен. Человек, спасший мне жизнь, оказался русским. Я не мог быть ему благодарным - я ненавидел его как заклятого врага моей отчизны. Умаслив его ласковыми словами, на что мы, поляки, большие мастера, и пробудив в нем рыцарские чувства великодушия (мой спаситель был дворянин), я постарался войти к нему в доверие и возбудить в нем жалость. Во время нашей беседы мне не раз хотелось вонзить кинжал в его сердце, но меня останавливали его колоссальный рост,
атлетическое сложение и огромная косматая овчарка, не сводившая с меня свирепых глаз.
Наконец мне пришла в голову прекрасная мысль: удалить его для отыскания замерзших русских, чтобы в его отсутствие завладеть провизией. Москаль тотчас попался на удочку; как рыцарь, покровитель несчастных (это самая слабая струна московитского дворянства, которой мы, поляки, всегда умели пользоваться), он бросился на лыжах по указанному пути, но и салазки с припасами захватил с собой, разумеется, для того, чтобы совать пищу в голодные рты умирающих русских.
Я в душе послал ему вслед проклятье, а чтобы лучше обмануть его, встал на колени и притворился усердно молящимся. Через несколько часов мой избавитель вернулся и принес известие, что спас жизнь не двум, но целой толпе русских. Я вторично проклял его, а также проклял и свою мысль послать его отыскивать погибающих. Если б я стал жить в его жилище с ним вдвоем или втроем, то нашел бы случай истребить русских, а теперь это невозможно: спасенных оказалось более двадцати человек, а со мной, к несчастью, нет яда...
Жилище Лисицына (фамилия моего спасителя) находится на озерном острове. Оно состоит из превосходной фермы, прочно и красиво устроенной в нижней части острова. Скот здесь такой, какого я и не видывал, а хлеба и травы родятся удивительно...
Вскоре я заметил, что спасенные люди - литейщики и оружейники, вероятно, специально присланные сюда с работниками по распоряжению русского правительства. Это предположение скоро оправдалось, они изготовили много ружей и, вероятно, тайно от меня отлили из меди несколько орудий. О, как я проклинаю себя за то, что указал Лисицыну погибающий русский отряд. Но еще не все потеряно, я постараюсь исправить свою ошибку. Вы знаете, ясновельможный пан, я очень способен на выдумки, особенно если нужно насолить москалям...»
Прочитав письмо, раскрывшее всю гнусность характера и поступков Крысинского, Лисицын не мог удержаться от справедливого негодования. Он тотчас же вошел в комнату вероломного гостя, собрал все его бумаги и прочел их. Оказалось, что граф Генрих за бунт против правительства был сослан в Якутск, откуда хотел бежать, но в силу многих обстоятельств сделать это не мог. Совоспитанник его, Крысинский, сын инструментального мастера, также участвовавший в заговоре, по особому ходатайству был послан в одно место с графом. Будучи молод, хорошо образован и хитер, он бежал, намереваясь пробраться в Америку и нанять там корабль для принятия графа в случае его побега из Якутска. Крысинский был снабжен переводными бумагами на главные банкирские дома в Перу и Чили.
Углубившись в чтение этой переписки, Лисицын не слышал, как Крысинский подошел к растворенной двери. Звук разбитого пистона заставил его оглянуться. К счастью, Сергей Петрович успел отстранить рукой наведенное ему в голову дуло ружья - пуля, пролетев мимо, ударилась в стену. Крысинский, зная богатырскую силу противника, бросил в него свое ружье с такой силой, что Лисицын зашатался. Вероломный самозванец поспешил запереть дверь снаружи и спасаться бегством.
Оправившись от полученного удара, Лисицын бросился к двери, но она не поддавалась его усилиям. Тогда он выломал окно и спустился на двор фермы. Случилось так, что поблизости никого не было и никто не слыхал выстрела. Даже Полкан ушел с Володей. Лисицын успел обыскать ферму, когда пришедший Гедеон сказал, что видел поляка с одноствольным ружьем, вероятно, захваченным в кухне, и с кинжалом за поясом, поспешно идущего к пристани. Друзья бросились к бухте в надежде захватить негодяя, ведь там находились две лодки. Подбежав к причалу, они увидели Крысинского, плывущего около Орехового острова. Вторая лодка была привязана к корме.
- Улизнул, проклятый! - вскричал Гедеон. - Неужели такое вероломство останется без наказания.
- Нет, оно будет наказано. Сам Бог вразумит меня. Прикажите скорее принести сюда челнок с двумя веслами с нашего пруда, а Константин пусть выберет из табуна пару лошадей самых резвых и приведет их к бухте, да захватит хорошее ружье и добрый нож. Я останусь здесь наблюдать за движениями Крысинского. Не забудьте прислать мою двустволку, сумку с порохом и пулями и топор.
Гедеон побежал исполнить просьбу друга, не разделяя его надежд на поимку поляка, а Лисицын в подзорную трубу начал наблюдать за движениями ложного графа. Как ожидал он, так и случилось: Крысинский, не зная дороги к Алмазной реке и никогда не плававший по Архипелажному озеру, принял влево, на северо- восток, а это значило, что он потеряет много времени, прежде чем найдет нужный путь, о котором знал только по рассказам самого Лисицына. Когда была принесена маленькая лодка и явился Константин с двумя оседланными лошадьми в сопровождении Гедеона, принесшего оружие и воинские и съестные припасы, Лисицын сказал:
- Друзья мои, я изменил план преследования: Константин сядет со мной в лодку, а вы, Гедеон, прикажите трем расторопным казакам переехать на барке с заводными лошадьми на южный берег озера и дожидаться меня у китайского причала, да пусть они поочередно караулят берег, спрятавшись в лесу. Если Крысинскому удастся убежать от меня на южный берег озера, они должны поймать его и доставить к вам.
- Все будет в точности исполнено. Да поможет вам Бог!
Герои наши выплыли по кратчайшему пути в пролив, соединяющий Глубокое озеро с Архипелажным, держась правой стороны Скалистого острова, к каменной гряде, чтобы таким образом отрезать Крысинскому дорогу к Амуру. Лисицын управлял веслом спокойно; Константин греб торопливо, изо всех сил.
- Незачем так спешить, Константин, - сказал Лисицын. - Гребя таким образом, ты скоро потеряешь силы, а нам нужно сберегать их.
- Поляк, почитай, на два часа впереди нас, Сергей Петрович. Уйдет, проклятый... - Нужно силы беречь, а птица от нас не улетит. Мы умеем грести и управлять лодкой - Крысинский не умеет; я знаю все острова архипелага как свои пять пальцев - он не знает; у него за кормой привязана вторая лодка, что сильно замедляет ход, - у нас легкий челнок, который мчится как стрела; у него нет и куска хлеба - у нас обильный запас съестного; наконец, он гребет один - нас двое. Стало быть...
- А если он спрячется на островах? Тогда нам его не достать, Сергей Петрович!
- От меня не спрячется. Да и у тебя глаза не бабьи. Преследователи проплыли пролив и оказались в Архипелаж-
ном озере без всяких приключений. Вдруг Константин вскрикнул от радости:
- Сергей Петрович, мы нагнали полячка! Вон он плывет к Скалистому острову.
- Это пустая лодка, - отвечал Лисицын, взглянув в подзорную трубу. - Хитрец увидал погоню и нарочно пустил ее по ветру к малому мысу, чтобы мы погнались за ним вправо, тогда как он бросился влево. Умен, негодяй, но я выслеживал лисиц и похитрее. Поворачивай, братец, налево, к малым лесистым островкам. Я уверен, мы найдем Крысинского тут.
- Позвольте, Сергей Петрович, высказать вам и мою догадку.
- Сделай милость.
- Я полагаю, полячок поплыл к китайскому причалу, а лодку бросил, чтоб не мешала ему плыть скорей.
- Ты, братец, еще новичок в таких делах. Если б лодка мешала беглецу плыть, он должен был бы ее потопить, а не отдавать в наши руки. Крысинский рассчитывал на русскую простоту, да в расчете ошибся...
Пловцы вскоре вступили в лабиринт Дубовых островов. Покрытые деревьями и кустами острова давали беглецу возможность спрятаться, а узкие проливы, через некоторые легко можно было перескочить, затрудняли преследование. Лисицыну
нужно было сперва увериться, здесь ли Крысинский, чтобы приступить к серьезным поискам, иначе он понапрасну потерял бы время. Проплыв по нескольким проливам, Лисицын не нашел лодку. Это заставило предположить, что Крысинский продолжает путь. Но куда? К Соловьиным или Березовым островам? Вдруг Сергей Петрович увидел весло, плавающее в проливе, и место в обрывистом береге островка, на котором отпечатался рубец, сделанный веслом, вероятно, во время отталкивания лодки. Стало ясно: беглец скрывается на Дубовых островах. - Теперь я уверен, что Крысинский здесь, -шепнул Лисицын. - Чтобы поймать его, надо отрезать ему путь к соседней группе островов. Для этого, Константин, ты должен плавать по южной стороне островов и зорко наблюдать, чтобы изменник не сбежал. Я же пойду выслеживать лисицу по пятам.
Лисицын выскочил на берег, а Константин поплыл в указанном направлении. День был пасмурный. По часам Лисицын заключил, что скоро начнет смеркаться, поэтому удвоил внимание. Добравшись до самого большого острова этой группы, Лисицын увидел следы Крысинского. Герой наш стал осторожно подвигаться, всматриваясь по сторонам... Вдруг он услышал выстрел, а затем отборную русскую брань. Побежав на звуки Лисицын с досадой увидел Крысинского, гребущего изо всех сил к Березовым островам. Константин же вытаскивал на берег продырявленный пулей челнок.
- Как же ты так оплошал, братец?
- Это должно быть черт, а не человек, Сергей Петрович. Я приметил, что он притаился за мыском в своей лодке и поплыл к нему с ружьем наготове. Полячок струхнул, должно быть, и скрестил руки, прося пардона. Я к нему ближе, думаю, сдается, бесов сын. Стал веревку доставать, чтобы связать подлеца, а он как чебурахнет из своего ружья! Я хотел было пальнуть в отместку, да начал тонуть, не до того стало...
- Поляк ведь в тебя метил, но, к счастью, в лодочку попал. Мы арестованы здесь по крайней мере на ночь, а Крысинский в это время уйдет...
- Из-под ареста-то можно освободиться, Сергей Петрович, кабы только Бог помог переплыть отсюда на Скалистый остров - там я лодку привязал на случай.
- Какую лодку?
- Да ту, что давеча плыла пустая. Ветер переменился и погнал ее к Скалистому острову. Я перехватил и привязал к дереву, чтоб не затерялась.
- Ты настоящий казак, Константин! Теперь авось не уйдет Крысинский.
- Да ведь до лодки с полверсты будет; к тому же ночь...
- Ничего, плаваю я хорошо и берусь доставить лодку. Ты же отплати хитрецу хитростью - разложи костер, чтобы Крысинский думал, что мы здесь ночуем и не в состоянии его преследовать.
Лисицын связал свое платье и белье в узел, прикрепил узел за плечами и решительно спустился в воду, стараясь не производить шума. Там, где было глубоко, он плыл, на бродах отдыхал, идя по дну, и таким образом благополучно добрался до Скалистого острова, где вскоре и отыскал лодку. Для управления ею он срубил длинный шест. Очень скоро он уже сидел с Константином у огромного костра, грелся.
- Все! - поднялся Лисицын. - Ужинать нам некогда. Садись, Константин, в лодку, нельзя допустить, чтобы поляк убежал на Алмазную реку.
- Я успел заморить червячка, а вы ведь с утра ничего не ели.
- Вот поймаем Крысинского, тогда и потрапезничаем. Отплыли. Костер заливать не стали.
- Куда править-то, Сергей Петрович? В десяти шагах ничего не видно.
- Правь прямо к Березовым островам, а там посмотрим...
- Чтоб ему, проклятому, огонь разложить, тогда знали бы, где его брать.
- Вот он спешит исполнить твое пожелание, - засмеялся Лисицын, указывая на большой столб пламени, поднявшийся над островком.
- Вот дурак-то, - сплюнул Константин.
- Погоди еще. Крысинский может быть и в другом месте. Я тут обман подозреваю. Головой ручаюсь: он теперь бежит или к Гусиному острову, или к Соловьиным островам.
- Как же мы это узнаем, Сергей Петрович?
- Тише, Константин. Ты ничего не слышишь?
- Словно где-то гуси закричали...
- А в какой стороне?
- В правой. У, как всполошились!
- Теперь ошибки не будет - Крысинский скрылся на Гусином острове. Поворачивай! Нам нужно завладеть лодкой Крысинского, тогда он останется пленником на острове. Днем мы заставим его сдаться и привезем на Приют.
- Ночью бы лучше, Сергей Петрович; днем он всадит пулю либо в вас, либо в меня.
- Но ведь зарядов у него не было, поэтому ружье его теперь разряжено.
В это время они подплыли к Гусиному острову саженей на сто. Лисицын разделся и тихо спустился в воду, захватив только кинжал. Он приказал Константину пробраться в темноте к Березовым островам и, проплыв освещенное костром пространство, чтобы быть замеченным, причалить к берегу.
Сам же Сергей Петрович, не производя никакого шума, поплыл на спине. Достигнув Гусиного острова, он опустился на дно так, чтобы над водой была одна голова. Счастье ему благоприятствовало: он двигался к той части берега, которая находилась против пылающего костра на Березовом острове, предположив, что беглец занимается здесь наблюдением. Действительно, Лисицын скоро увидал лодку, привязанную к дереву, и Крысинского, не спускавшего глаз с Константина, который в это время проплывал светлое пространство.
Лисицын, отойдя к лодке, перерезал кинжалом веревку и, прикрываясь суденышком, медленно повлек его в озеро, придерживаясь самого темного места. Крысинский не заметил похищения лодки. Отойдя подальше от берега, Лисицын влез в лодку и полетел по тихим волнам к освещенному острову, но только с темной его стороны, заросшей густым лесом.
Когда Константин, услыхав его голос, принес Сергею Петровичу его платье, он весело сказал товарищу:
- Вот теперь мы и поужинаем и крепко выспимся. Крысинский сейчас смеется над нами - завтра мы над ним посмеемся.
- А что, если полячок убежит с Гусиного?
- Побоится утонуть. Озеро вокруг острова глубоко, а местами имеет опасные водовороты. Хотя в этом случае он избавил бы нас от труда судить его и повесить. На другой день солнце озарило землю и напомнило товарищам, что пора покончить с Крысинским. Ночные размышления успокоили гнев Лисицына, и в душе его не осталось ожесточения. Предоставить свободу этому двойному изменнику наш герой не мог, потому решил взять его и заключить в надежном месте, откуда поляк не мог бы вредить обитателям Приюта.
Лисицын и Константин отправились на большой лодке к Гусиному острову. Крысинский, увидав своих преследователей, спрятался в чаще кустарника. Остров был довольно открытым, потому не представляло труда угадать, где скрывается беглец. Лисицын оставил Константина в лодке, приказав крейсировать поблизости, а сам вскочил на берег.
Крысинский пришел в ужас, когда понял, что теперь ему не поможет никакая хитрость. Выбежав из своего убежища на поляну, он все же приложил ружье к щеке, грозя выстрелом.
- Бросьте, Крысинский, - сурово сказал Лисицын. - Вам не удастся меня обмануть. Ваше ружье не заряжено, иначе вам гораздо удобнее было бы выстрелить в меня из кустов.
- Ошибаетесь! Мое ружье заряжено двумя пулями. Если я еще не застрелил вас, то единственно из благодарности за ваше гостеприимство и спасение моей жизни.
- Я так невежлив, что этому решительно не верю, и так невеликодушен, что застрелю вас, если не бросите ваше оружие и не сдадитесь добровольно. Крысинский с досадой бросил ружье, но обнажил кинжал.
- Ну, попробуйте взять меня! - вскричал он надменно.
- Еще минута - и я размозжу вам пулей голову. Вы знаете, я промаха не делаю, - прибавил Лисицын, наводя ружье на противника.
Эта спокойная речь и зловещий блеск вороненого ствола произвели ожидаемое воздействие на труса.
- Остановитесь, ясновельможный пан! Я сдаюсь, сдаюсь, - пролепетал беглец, дрожа от страха.
- В таком случае бросьте ваш кинжал и не шевелитесь, пока Константин не свяжет вам руки.
Константин исполнил поручение Лисицына. Вместе они накормили врага и привезли на Приют. Лисицын приказал поместить его в пустой амбар под строгий надзор часовых. На другой день был назначен суд.
Лисицын подробно рассказал Гедеону и Володе о вчерашних похождениях. Володя пришел в восторг, а Гедеон с уважением пожал руку друга. В то же время Константин удовлетворял любопытство остальных, собравшихся близ фермы, не упуская случая блеснуть красным словцом и преувеличить опасности, каким подвергались они с Сергеем Петровичем. Одобрительные восклицания храбрых, но суеверных людей часто прерывали рассказ казака."(с)
- Остановитесь, граф, - закричал Лисицын. - Я вернулся к вам с предложением присоединиться к товарищам, которых благодаря вам мне удалось спасти. Впрочем, если вы предпочтете продолжить ваш путь, - я не стесню вашей воли. - Я готов следовать за вами, - отвечал граф, медленно опуская ружье. - Но я боюсь, что вы вместе с нами подвергнетесь голоду в этих неприютных местах, - добавил он, сопровождая слова свои ласковой улыбкой.
- На этот счет не беспокойтесь. Опытный охотник с хорошим ружьем везде найдет пропитание.
Граф шел, поддерживаемый Лисицыным, а через два часа его уже благодарили солдаты за посланную к ним помощь. Трудно было решить, что сконфузило графа: простые слова солдат или их многочисленность. Он ничего не нашелся им ответить.
Отряд состоял из двадцати человек и красивого мальчика тринадцати лет. Звали его Владимиром. Лисицын познакомился с Гедеоном, дядей Владимира, не получившим еще офицерского чина; двумя оружейными мастерами с Ижевского завода и двумя пушечными литейщиками, присланными из Петербурга для обучения литью артиллерийских орудий. В отряде были одиннадцать служивых казаков, между которыми Константин казался ловчее и смышленее других. Владимир был круглым сиротой. За отцом его, горным инженером, была замужем любимая сестра Гедеона. После смерти отца и матери, Гедеон взял племянника к себе и любил его, как родного сына.
Когда рассвело, граф, Володя и еще несколько человек признались, что идти они не могут. Тогда Лисицын предложил своему отряду дойти до гор, где можно найти более теплое убежище во впадине скалы или в лесу. Все охотно побрели к опушке леса и начали строить шалаши - пещеры в горах не нашлось.
Оставив больных на попечение здоровых, Лисицын отправился на лыжах поохотиться. Полкана он оставил Володе - мальчик успел подружиться с овчаркой. Вскоре наш герой, к радости всех товарищей, притащил двух сайг и этим обеспечил продовольствие отряда.
После обеда Сергей Петрович решил осмотреть ближайшие горы; в товарищи к нему напросился Гедеон, искусный стрелок и охотник, которому граф дал на время свое ружье. Гедеон оказался еще и занимательным собеседником. Он хорошо знал формацию горных пород и местонахождение руд; указал в одном горном кряже богатую жилу медной руды. Охотники возвратились к шалашам, обремененные разного рода дичью.
На другой день все настолько оправились, что могли пуститься в дорогу. К вечеру следующего дня странники благополучно прибыли на Приют и разместились сообразно желанию каждого. Граф занял четвертое отделение флигеля. Гедеон с Володей решили жить вместе с Лисицыным, а прочие поселились с Янси.
Гедеон приобрел расположение Лисицына своей честностью, трудолюбием, начитанностью и знанием геологии. Он тоже очень привязался к Лисицыну. Они всегда вместе отправлялись на охоту и, перенося опасности и лишения суровой жизни, все более сближались. Лисицын также всем сердцем полюбил доброго, понятливого Володю, занялся его образованием: учил его математике, языкам и рисованию; историю преподавал в любопытных рассказах, а закон Божий ребенок постигал при ежедневном чтении Евангелия. Способности у Володи были хорошие. Лисицын не раз признавался Гедеону, что мальчик доставляет ему истинное утешение. Ученик чувствовал признательность к своему учителю; он полюбил его не меньше своего дяди и огорчить чем-нибудь наставника считал для
себя совершенно невозможным. Прочие товарищи тоже полюбили своего избавителя.
С одним графом герой наш не мог встать на дружескую ногу, несмотря на все старания делать ему приятное. Граф был вежлив, рассыпался в благодарностях, бранил беспощадно поляков, превозносил до небес русских, скучал без дела, но скучал и за делом - словом, Лисицын не мог понять его и оставил в покое. Литейщики и оружейники привезли на Приют железную и медную руды и устроили небольшую мастерскую, в которой отливали необходимые для хозяйства металлические вещи и посуду, а также переделывали китайское огнестрельное и холодное оружие на русский манер. После отражения нападения китайцев на Приют осталось только три годных ружья, поэтому переделка оружия была необходима. Искусство мастеров и их трудолюбие превзошли все ожидания Лисицына - скоро весь гарнизон был снабжен двойным количеством годных ружей, сабель, длинных ножей и пик.
Граф часто спрашивал, для чего заготовляется столько огнестрельного оружия, допытывался у Лисицына, не имеет ли он поручения от правительства укрепиться в Приамурском крае. Когда Лисицын уверял его, что старается обезопасить себя от возможного нападения китайцев, граф с сомнением качал головой и скептически улыбался.
Прошла зима. После Святой недели литейщики и оружейники продолжали свои занятия, а остальные обитатели Приюта принялись за полевые работы, которые скоро были окончены, несмотря на значительное увеличение площади посева хлебов и овощей. Работников было достаточно.
Лисицын заметил, что после праздника граф сделался еще задумчивее, не принимал участия в общих работах, а больше в одиночестве гулял по острову. Сергей Петрович не раз спрашивал его о причине печали, но граф всякий раз ссылался на хандру.
Однажды кто-то из работников подал Лисицыну письмо, спрашивая, не он ли обронил его близ фермы. Развернув большой лист почтовой бумаги, мелко исписанный по-французски, Лисицын хотел было передать его графу, так как узнал его почерк, но пробежав глазами по первой строчке: «Ясновельможный граф Генрих!» -невольно взглянул на подпись: «Вашей ясновель-можности нижайший слуга Игнатий Крысинский». В приписке было сказано: «Письмо это пишу с китайского озерного острова, занятого русскими (эти проклятые москали везде запускают свои лапы), но откуда и как отправлю его к вам, еще и сам не знаю». Этих сведений было достаточно чтоб понять: Крысинский ложно назвался графом и ненавидит русских. Лисицын счел необходимым прочесть все письмо, пропуская все то, что лично касалось графа Генриха.
«...Долго блуждал я по снежной пустыне, не находя ничего для утоления голода; защищенный от мороза моим теплым платьем, я умирал от неимения пищи. Почти стемнело, когда я вдруг встретил двух русских, почти замерзших и так же, как я, голодных; первым моим побуждением было застрелить москалей, но я размыслил, что они и без того умрут в мучениях голода, зачем же оказывать им благодеяние, избавив от тяжких страданий. Сохраняя еще достаточно сил, я поспешно удалился от несчастных, один из которых был мальчик необыкновенной красоты. Между тем в моем желудке начали делаться мучительные схватки, я едва шел по безграничной пустыне. Наступила ночь... Я то падал, то вставал. Вдруг свет вдали достиг моего потухающего зрения. Я понял, что это или жилище туземца, или спасительный огонь охотника, и поспешил на свет. Но силы изменяли мне все больше и больше; я полз, как змея, по замерзшему снегу и наконец был замечен. Человек, спасший мне жизнь, оказался русским. Я не мог быть ему благодарным - я ненавидел его как заклятого врага моей отчизны. Умаслив его ласковыми словами, на что мы, поляки, большие мастера, и пробудив в нем рыцарские чувства великодушия (мой спаситель был дворянин), я постарался войти к нему в доверие и возбудить в нем жалость. Во время нашей беседы мне не раз хотелось вонзить кинжал в его сердце, но меня останавливали его колоссальный рост,
атлетическое сложение и огромная косматая овчарка, не сводившая с меня свирепых глаз.
Наконец мне пришла в голову прекрасная мысль: удалить его для отыскания замерзших русских, чтобы в его отсутствие завладеть провизией. Москаль тотчас попался на удочку; как рыцарь, покровитель несчастных (это самая слабая струна московитского дворянства, которой мы, поляки, всегда умели пользоваться), он бросился на лыжах по указанному пути, но и салазки с припасами захватил с собой, разумеется, для того, чтобы совать пищу в голодные рты умирающих русских.
Я в душе послал ему вслед проклятье, а чтобы лучше обмануть его, встал на колени и притворился усердно молящимся. Через несколько часов мой избавитель вернулся и принес известие, что спас жизнь не двум, но целой толпе русских. Я вторично проклял его, а также проклял и свою мысль послать его отыскивать погибающих. Если б я стал жить в его жилище с ним вдвоем или втроем, то нашел бы случай истребить русских, а теперь это невозможно: спасенных оказалось более двадцати человек, а со мной, к несчастью, нет яда...
Жилище Лисицына (фамилия моего спасителя) находится на озерном острове. Оно состоит из превосходной фермы, прочно и красиво устроенной в нижней части острова. Скот здесь такой, какого я и не видывал, а хлеба и травы родятся удивительно...
Вскоре я заметил, что спасенные люди - литейщики и оружейники, вероятно, специально присланные сюда с работниками по распоряжению русского правительства. Это предположение скоро оправдалось, они изготовили много ружей и, вероятно, тайно от меня отлили из меди несколько орудий. О, как я проклинаю себя за то, что указал Лисицыну погибающий русский отряд. Но еще не все потеряно, я постараюсь исправить свою ошибку. Вы знаете, ясновельможный пан, я очень способен на выдумки, особенно если нужно насолить москалям...»
Прочитав письмо, раскрывшее всю гнусность характера и поступков Крысинского, Лисицын не мог удержаться от справедливого негодования. Он тотчас же вошел в комнату вероломного гостя, собрал все его бумаги и прочел их. Оказалось, что граф Генрих за бунт против правительства был сослан в Якутск, откуда хотел бежать, но в силу многих обстоятельств сделать это не мог. Совоспитанник его, Крысинский, сын инструментального мастера, также участвовавший в заговоре, по особому ходатайству был послан в одно место с графом. Будучи молод, хорошо образован и хитер, он бежал, намереваясь пробраться в Америку и нанять там корабль для принятия графа в случае его побега из Якутска. Крысинский был снабжен переводными бумагами на главные банкирские дома в Перу и Чили.
Углубившись в чтение этой переписки, Лисицын не слышал, как Крысинский подошел к растворенной двери. Звук разбитого пистона заставил его оглянуться. К счастью, Сергей Петрович успел отстранить рукой наведенное ему в голову дуло ружья - пуля, пролетев мимо, ударилась в стену. Крысинский, зная богатырскую силу противника, бросил в него свое ружье с такой силой, что Лисицын зашатался. Вероломный самозванец поспешил запереть дверь снаружи и спасаться бегством.
Оправившись от полученного удара, Лисицын бросился к двери, но она не поддавалась его усилиям. Тогда он выломал окно и спустился на двор фермы. Случилось так, что поблизости никого не было и никто не слыхал выстрела. Даже Полкан ушел с Володей. Лисицын успел обыскать ферму, когда пришедший Гедеон сказал, что видел поляка с одноствольным ружьем, вероятно, захваченным в кухне, и с кинжалом за поясом, поспешно идущего к пристани. Друзья бросились к бухте в надежде захватить негодяя, ведь там находились две лодки. Подбежав к причалу, они увидели Крысинского, плывущего около Орехового острова. Вторая лодка была привязана к корме.
- Улизнул, проклятый! - вскричал Гедеон. - Неужели такое вероломство останется без наказания.
- Нет, оно будет наказано. Сам Бог вразумит меня. Прикажите скорее принести сюда челнок с двумя веслами с нашего пруда, а Константин пусть выберет из табуна пару лошадей самых резвых и приведет их к бухте, да захватит хорошее ружье и добрый нож. Я останусь здесь наблюдать за движениями Крысинского. Не забудьте прислать мою двустволку, сумку с порохом и пулями и топор.
Гедеон побежал исполнить просьбу друга, не разделяя его надежд на поимку поляка, а Лисицын в подзорную трубу начал наблюдать за движениями ложного графа. Как ожидал он, так и случилось: Крысинский, не зная дороги к Алмазной реке и никогда не плававший по Архипелажному озеру, принял влево, на северо- восток, а это значило, что он потеряет много времени, прежде чем найдет нужный путь, о котором знал только по рассказам самого Лисицына. Когда была принесена маленькая лодка и явился Константин с двумя оседланными лошадьми в сопровождении Гедеона, принесшего оружие и воинские и съестные припасы, Лисицын сказал:
- Друзья мои, я изменил план преследования: Константин сядет со мной в лодку, а вы, Гедеон, прикажите трем расторопным казакам переехать на барке с заводными лошадьми на южный берег озера и дожидаться меня у китайского причала, да пусть они поочередно караулят берег, спрятавшись в лесу. Если Крысинскому удастся убежать от меня на южный берег озера, они должны поймать его и доставить к вам.
- Все будет в точности исполнено. Да поможет вам Бог!
Герои наши выплыли по кратчайшему пути в пролив, соединяющий Глубокое озеро с Архипелажным, держась правой стороны Скалистого острова, к каменной гряде, чтобы таким образом отрезать Крысинскому дорогу к Амуру. Лисицын управлял веслом спокойно; Константин греб торопливо, изо всех сил.
- Незачем так спешить, Константин, - сказал Лисицын. - Гребя таким образом, ты скоро потеряешь силы, а нам нужно сберегать их.
- Поляк, почитай, на два часа впереди нас, Сергей Петрович. Уйдет, проклятый... - Нужно силы беречь, а птица от нас не улетит. Мы умеем грести и управлять лодкой - Крысинский не умеет; я знаю все острова архипелага как свои пять пальцев - он не знает; у него за кормой привязана вторая лодка, что сильно замедляет ход, - у нас легкий челнок, который мчится как стрела; у него нет и куска хлеба - у нас обильный запас съестного; наконец, он гребет один - нас двое. Стало быть...
- А если он спрячется на островах? Тогда нам его не достать, Сергей Петрович!
- От меня не спрячется. Да и у тебя глаза не бабьи. Преследователи проплыли пролив и оказались в Архипелаж-
ном озере без всяких приключений. Вдруг Константин вскрикнул от радости:
- Сергей Петрович, мы нагнали полячка! Вон он плывет к Скалистому острову.
- Это пустая лодка, - отвечал Лисицын, взглянув в подзорную трубу. - Хитрец увидал погоню и нарочно пустил ее по ветру к малому мысу, чтобы мы погнались за ним вправо, тогда как он бросился влево. Умен, негодяй, но я выслеживал лисиц и похитрее. Поворачивай, братец, налево, к малым лесистым островкам. Я уверен, мы найдем Крысинского тут.
- Позвольте, Сергей Петрович, высказать вам и мою догадку.
- Сделай милость.
- Я полагаю, полячок поплыл к китайскому причалу, а лодку бросил, чтоб не мешала ему плыть скорей.
- Ты, братец, еще новичок в таких делах. Если б лодка мешала беглецу плыть, он должен был бы ее потопить, а не отдавать в наши руки. Крысинский рассчитывал на русскую простоту, да в расчете ошибся...
Пловцы вскоре вступили в лабиринт Дубовых островов. Покрытые деревьями и кустами острова давали беглецу возможность спрятаться, а узкие проливы, через некоторые легко можно было перескочить, затрудняли преследование. Лисицыну
нужно было сперва увериться, здесь ли Крысинский, чтобы приступить к серьезным поискам, иначе он понапрасну потерял бы время. Проплыв по нескольким проливам, Лисицын не нашел лодку. Это заставило предположить, что Крысинский продолжает путь. Но куда? К Соловьиным или Березовым островам? Вдруг Сергей Петрович увидел весло, плавающее в проливе, и место в обрывистом береге островка, на котором отпечатался рубец, сделанный веслом, вероятно, во время отталкивания лодки. Стало ясно: беглец скрывается на Дубовых островах. - Теперь я уверен, что Крысинский здесь, -шепнул Лисицын. - Чтобы поймать его, надо отрезать ему путь к соседней группе островов. Для этого, Константин, ты должен плавать по южной стороне островов и зорко наблюдать, чтобы изменник не сбежал. Я же пойду выслеживать лисицу по пятам.
Лисицын выскочил на берег, а Константин поплыл в указанном направлении. День был пасмурный. По часам Лисицын заключил, что скоро начнет смеркаться, поэтому удвоил внимание. Добравшись до самого большого острова этой группы, Лисицын увидел следы Крысинского. Герой наш стал осторожно подвигаться, всматриваясь по сторонам... Вдруг он услышал выстрел, а затем отборную русскую брань. Побежав на звуки Лисицын с досадой увидел Крысинского, гребущего изо всех сил к Березовым островам. Константин же вытаскивал на берег продырявленный пулей челнок.
- Как же ты так оплошал, братец?
- Это должно быть черт, а не человек, Сергей Петрович. Я приметил, что он притаился за мыском в своей лодке и поплыл к нему с ружьем наготове. Полячок струхнул, должно быть, и скрестил руки, прося пардона. Я к нему ближе, думаю, сдается, бесов сын. Стал веревку доставать, чтобы связать подлеца, а он как чебурахнет из своего ружья! Я хотел было пальнуть в отместку, да начал тонуть, не до того стало...
- Поляк ведь в тебя метил, но, к счастью, в лодочку попал. Мы арестованы здесь по крайней мере на ночь, а Крысинский в это время уйдет...
- Из-под ареста-то можно освободиться, Сергей Петрович, кабы только Бог помог переплыть отсюда на Скалистый остров - там я лодку привязал на случай.
- Какую лодку?
- Да ту, что давеча плыла пустая. Ветер переменился и погнал ее к Скалистому острову. Я перехватил и привязал к дереву, чтоб не затерялась.
- Ты настоящий казак, Константин! Теперь авось не уйдет Крысинский.
- Да ведь до лодки с полверсты будет; к тому же ночь...
- Ничего, плаваю я хорошо и берусь доставить лодку. Ты же отплати хитрецу хитростью - разложи костер, чтобы Крысинский думал, что мы здесь ночуем и не в состоянии его преследовать.
Лисицын связал свое платье и белье в узел, прикрепил узел за плечами и решительно спустился в воду, стараясь не производить шума. Там, где было глубоко, он плыл, на бродах отдыхал, идя по дну, и таким образом благополучно добрался до Скалистого острова, где вскоре и отыскал лодку. Для управления ею он срубил длинный шест. Очень скоро он уже сидел с Константином у огромного костра, грелся.
- Все! - поднялся Лисицын. - Ужинать нам некогда. Садись, Константин, в лодку, нельзя допустить, чтобы поляк убежал на Алмазную реку.
- Я успел заморить червячка, а вы ведь с утра ничего не ели.
- Вот поймаем Крысинского, тогда и потрапезничаем. Отплыли. Костер заливать не стали.
- Куда править-то, Сергей Петрович? В десяти шагах ничего не видно.
- Правь прямо к Березовым островам, а там посмотрим...
- Чтоб ему, проклятому, огонь разложить, тогда знали бы, где его брать.
- Вот он спешит исполнить твое пожелание, - засмеялся Лисицын, указывая на большой столб пламени, поднявшийся над островком.
- Вот дурак-то, - сплюнул Константин.
- Погоди еще. Крысинский может быть и в другом месте. Я тут обман подозреваю. Головой ручаюсь: он теперь бежит или к Гусиному острову, или к Соловьиным островам.
- Как же мы это узнаем, Сергей Петрович?
- Тише, Константин. Ты ничего не слышишь?
- Словно где-то гуси закричали...
- А в какой стороне?
- В правой. У, как всполошились!
- Теперь ошибки не будет - Крысинский скрылся на Гусином острове. Поворачивай! Нам нужно завладеть лодкой Крысинского, тогда он останется пленником на острове. Днем мы заставим его сдаться и привезем на Приют.
- Ночью бы лучше, Сергей Петрович; днем он всадит пулю либо в вас, либо в меня.
- Но ведь зарядов у него не было, поэтому ружье его теперь разряжено.
В это время они подплыли к Гусиному острову саженей на сто. Лисицын разделся и тихо спустился в воду, захватив только кинжал. Он приказал Константину пробраться в темноте к Березовым островам и, проплыв освещенное костром пространство, чтобы быть замеченным, причалить к берегу.
Сам же Сергей Петрович, не производя никакого шума, поплыл на спине. Достигнув Гусиного острова, он опустился на дно так, чтобы над водой была одна голова. Счастье ему благоприятствовало: он двигался к той части берега, которая находилась против пылающего костра на Березовом острове, предположив, что беглец занимается здесь наблюдением. Действительно, Лисицын скоро увидал лодку, привязанную к дереву, и Крысинского, не спускавшего глаз с Константина, который в это время проплывал светлое пространство.
Лисицын, отойдя к лодке, перерезал кинжалом веревку и, прикрываясь суденышком, медленно повлек его в озеро, придерживаясь самого темного места. Крысинский не заметил похищения лодки. Отойдя подальше от берега, Лисицын влез в лодку и полетел по тихим волнам к освещенному острову, но только с темной его стороны, заросшей густым лесом.
Когда Константин, услыхав его голос, принес Сергею Петровичу его платье, он весело сказал товарищу:
- Вот теперь мы и поужинаем и крепко выспимся. Крысинский сейчас смеется над нами - завтра мы над ним посмеемся.
- А что, если полячок убежит с Гусиного?
- Побоится утонуть. Озеро вокруг острова глубоко, а местами имеет опасные водовороты. Хотя в этом случае он избавил бы нас от труда судить его и повесить. На другой день солнце озарило землю и напомнило товарищам, что пора покончить с Крысинским. Ночные размышления успокоили гнев Лисицына, и в душе его не осталось ожесточения. Предоставить свободу этому двойному изменнику наш герой не мог, потому решил взять его и заключить в надежном месте, откуда поляк не мог бы вредить обитателям Приюта.
Лисицын и Константин отправились на большой лодке к Гусиному острову. Крысинский, увидав своих преследователей, спрятался в чаще кустарника. Остров был довольно открытым, потому не представляло труда угадать, где скрывается беглец. Лисицын оставил Константина в лодке, приказав крейсировать поблизости, а сам вскочил на берег.
Крысинский пришел в ужас, когда понял, что теперь ему не поможет никакая хитрость. Выбежав из своего убежища на поляну, он все же приложил ружье к щеке, грозя выстрелом.
- Бросьте, Крысинский, - сурово сказал Лисицын. - Вам не удастся меня обмануть. Ваше ружье не заряжено, иначе вам гораздо удобнее было бы выстрелить в меня из кустов.
- Ошибаетесь! Мое ружье заряжено двумя пулями. Если я еще не застрелил вас, то единственно из благодарности за ваше гостеприимство и спасение моей жизни.
- Я так невежлив, что этому решительно не верю, и так невеликодушен, что застрелю вас, если не бросите ваше оружие и не сдадитесь добровольно. Крысинский с досадой бросил ружье, но обнажил кинжал.
- Ну, попробуйте взять меня! - вскричал он надменно.
- Еще минута - и я размозжу вам пулей голову. Вы знаете, я промаха не делаю, - прибавил Лисицын, наводя ружье на противника.
Эта спокойная речь и зловещий блеск вороненого ствола произвели ожидаемое воздействие на труса.
- Остановитесь, ясновельможный пан! Я сдаюсь, сдаюсь, - пролепетал беглец, дрожа от страха.
- В таком случае бросьте ваш кинжал и не шевелитесь, пока Константин не свяжет вам руки.
Константин исполнил поручение Лисицына. Вместе они накормили врага и привезли на Приют. Лисицын приказал поместить его в пустой амбар под строгий надзор часовых. На другой день был назначен суд.
Лисицын подробно рассказал Гедеону и Володе о вчерашних похождениях. Володя пришел в восторг, а Гедеон с уважением пожал руку друга. В то же время Константин удовлетворял любопытство остальных, собравшихся близ фермы, не упуская случая блеснуть красным словцом и преувеличить опасности, каким подвергались они с Сергеем Петровичем. Одобрительные восклицания храбрых, но суеверных людей часто прерывали рассказ казака."(с)