Туре Ренберг "Шарлотта Исабель Хансен"
"Чувства глобальны." (с) Туре Ренберг "Шарлотта Ісабель Хансен"
Роман норвезького письменника Туре Ренберга "Шарлотта Ісабель Хансен" (рос. переклад Олександра Ліванова) стала книгою 2008 року у Норвегії. Це третя з чотирьох книг, об'єднаних спільним персонажем Ярле Клеппом, та єдина перекладена російською у 2011 році.
Головний персонаж книги літературознавець, студент-випускник Бергенського університету Ярле Клепп. 7 вересня 1997р.(день похорон принцеси Діани) він їде до аеропорту зустрічати свою маленьку дочку, про існування якої він навіть не здогадувався раніше. Йому необхідно буде провести з нею тиждень та відсвяткувати семіріччя дівчинки. У романі переплітаються роздуми на академічні теми та гумор. Пруст+Бахтін vs Spice Girls+тамагочі. Легка та позитивна книга, яку також було екранізовано - фільм "Я їду сама" (Jeg reiser alene, Норвегія, 2011).
Далі вибрані цитати з роману:
"Зачем в мире нужен еще один ребенок?
Требуется ли здесь еще одна светловолосая и наивно радующаяся заморочка, которая будет интересоваться, далеко ли до Луны, будет ломать свою деликатную головенку над тем, умеют ли плакать цветы и кто это обрывает листья с деревьев осенью?"
"Редко - случается, никогда - увидишь свою жизнь как будто с высоты птичьего полета. Странная метафора - как если бы птицы занимались не тем, чтобы тыкаться клювом в землю в поисках червячков, носить веточки и листики на постройку гнезд для своих птенцов, улетать на юг, когда похолодает, или ковылять по электрическим проводам, потому что от этого у них в тельце возникает приятное покалывание, а на самом деле - сосредоточенной аналитической работой: кружить высоко над головами людей, изо дня в день высматривая и собирая информацию о прошлом и настоящем, и обеспечивать себе из космоса взвешенный обзор всех побуждений, жизненных путей и перспектив - для этого птицы появляются на свет.
Но это вовсе не так. Птицы появились на свет, чтобы летать. И не птицы мыслят, а мы. И поэтому всю жизнь напролет мы ходим и произносим фразы типа «тогда я думал так, но теперь…», потому что мы мыслим, и мыслим, и
мыслим, и не в состоянии не заниматься этим, таким чудесным и таким удручающим мышлением - мышлением, полным недостатков и по некоторым аспектам уступающим перспективе птичьего полета, с учетом того, что
значительная часть мышления уходит на признание того, что мы когда-то ошиблись, повели себя неправильно или лучше бы поступили по-другому."
"Есть у детей такая потребность. В покое и безопасности. Они могут беситься целый день напролет, как живые сгустки энергии, в теле у них могут роиться принцессы, и ракеты, и хлопушки, они могут задавать самые
дурацкие на свете вопросы, но внезапно наступает момент, когда им нужны плюшевый мишка и пижама."
"Нет таких матерей, которым понравилось бы, что девушки кружат голову их сыновьям. Когда матери видят, что вот-вот наступит такое головокружение, - и видят они это раньше, чем все остальные, - они
опознают в этом нечто, очень напоминающее им их самих в молодости; и, сколько бы некоторые ни утверждали, что матери ценят, когда их сыновья увиваются вокруг красивых девушек, приписывание им такой широты взглядов
является ошибочным и голословным: матери инстинктивно сразу же принимаются вздыхать и стенать. Потому что - что же им остается делать?
Они знают, что произойдет. Девушки затащат их сыновей в постель. За какие-то секунды девушки займут место того разума, который по крупицам сам по себе складывался в сыновьях, за какие-то секунды весь ум, все
планы на будущее, все продуманные рассуждения словно сдует у юного сына, и все, чему матери отдавали свое время, будет отброшено. В остатке - только собственно сам сын, дрожащий от ненасытнейшего желания. Он готов
отказаться от всего, что составляет его сущность, ради этих прелестных девушек. Сын осознал теперь, для чего он существует на свете, и никто не в состоянии остановить его в его самореализации. Этого-то и страшатся
матери, это-то и знают матери так хорошо, потому что они сами это проходили. Потому что они и сами затаскивали в постель сыновей других матерей, они и сами сеяли ужас в груди других матерей, которые тоже узнавали самих себя в девушке, которая являлась им с длинными ресницами и прекрасно оснащенными губами.
Если девушка, которая затаскивает в постель чьего-то сына, разумный человек, в котором матери могут разглядеть будущее для своих сыновей - здоровеньких внуков, уютный дом с заправленной постелью и испеченными на
сковородке оладушками, то матери могут смилостивиться над своими юными сестрами, которые предъявляют права на их отпрысков. Они смиряются с существованием таких девушек. Но если девушка, которая затаскивает сына в
постель, кандидат без будущего, то дело много хуже. Этой девушке ее старшая сестра всегда будет вставлять палки в колеса. Но существует еще и девушка третьего типа, которой достанется сильнее, чем прочим, и это
сказочно прекрасное, радующее глаз существо, которое грозит превратить все сыновнее в метель обнадеженного желания. Такая девушка, которой хочется видеть только, как парнишка весь вздымается, которая хочет
чувствовать только, как он весь напрягается, как тетива лука, ради нее, и более ничего, - такая девушка получит всю меру восторга этого парня и всю меру ненависти его матери.
Могут ли матери по шагам за дверью своей комнаты услышать, не их ли это сыновья крадутся мимо?
Могут ли матери всем существом ощутить, когда их сыновьям плохо?
Могут ли матери по голосу девушек, с которыми они разговаривают, определить, не переспали ли они с их сыновьями?
Да. Могут."
"В периоды горделивости - такие, как он переживал в этот момент, - Ярле видел в мельтешении ученых коллег украшение города Бергена. Он находил тогда возможность рассматривать самого себя как часть той
весомой традиции, которая поднимала уровень населения не только в городе Бергене, но и во всей стране.
Эти утонченные молодые люди, в пиджаках, с папкой под мышкой, тянущиеся к знаниям, к научному миросозерцанию, к мудрости, составляют своего рода аристократию, казалось ему. Ему казалось, что и он входит составной
частью в эту своеобразную аристократию, и он чувствовал, как от этого выше задирается его подбородок, когда он вместе с другими студентами пересекает площадь Торг-алменнинген. В менее горделивые периоды все это
казалось ему тягостным. И как только государство и общество позволяют им из года в год болтаться там и изучать одну за другой все более непонятные и бесполезные темы, как только государство и общество, и даже
прочие граждане этой страны, идут на то, чтобы студенты дефилировали перед ними, задрав подбородок, и тратили свое время на эту снобскую ахинею, эту академическую говорильню, эту духовную ерундистику? Ему
делалось неловко от этой мысли. «А вот представить только, - говорил он себе, - вдруг все остальные нас разоблачат? Только подумать, вдруг народ, который и так уже почувствовал, что тут не все ладно, обнаружит,
что мы, студенты, и наши преподаватели практически ничего не привносим в общественный миропорядок? Только представить себе, что они обнаружат: пока они строят дома, поддерживают тепло в жилищах, подают кофе, и чай, и
еду, и воду, мы тут сидим себе и делаем мир еще более запутанным, чем он уже есть, делаем при помощи своего… ничегонеделания?» "
"Неужели действительно жизнь состоит в том, что ты утрачиваешь способность радоваться, что это путь, который начинается с безудержного и пронзительного счастья, и с каждым событием в жизни, с обретаемым опытом
оно сменяется размышлениями и тем самым съеживается до тех пор, пока человек вдруг не оказывается лишенным вообще всех радостей и сохранившим только… мысли? "
"В тех кругах, где вращался Ярле, сентиментальность без жалости и сострадания смешивали с грязью. В то время как общество в целом скорее с умилением встречало проявления сентиментальности, для академического сообщества сентиментальность представляла собой реальную проблему. "
Роман норвезького письменника Туре Ренберга "Шарлотта Ісабель Хансен" (рос. переклад Олександра Ліванова) стала книгою 2008 року у Норвегії. Це третя з чотирьох книг, об'єднаних спільним персонажем Ярле Клеппом, та єдина перекладена російською у 2011 році.
Головний персонаж книги літературознавець, студент-випускник Бергенського університету Ярле Клепп. 7 вересня 1997р.(день похорон принцеси Діани) він їде до аеропорту зустрічати свою маленьку дочку, про існування якої він навіть не здогадувався раніше. Йому необхідно буде провести з нею тиждень та відсвяткувати семіріччя дівчинки. У романі переплітаються роздуми на академічні теми та гумор. Пруст+Бахтін vs Spice Girls+тамагочі. Легка та позитивна книга, яку також було екранізовано - фільм "Я їду сама" (Jeg reiser alene, Норвегія, 2011).
Далі вибрані цитати з роману:
"Зачем в мире нужен еще один ребенок?
Требуется ли здесь еще одна светловолосая и наивно радующаяся заморочка, которая будет интересоваться, далеко ли до Луны, будет ломать свою деликатную головенку над тем, умеют ли плакать цветы и кто это обрывает листья с деревьев осенью?"
"Редко - случается, никогда - увидишь свою жизнь как будто с высоты птичьего полета. Странная метафора - как если бы птицы занимались не тем, чтобы тыкаться клювом в землю в поисках червячков, носить веточки и листики на постройку гнезд для своих птенцов, улетать на юг, когда похолодает, или ковылять по электрическим проводам, потому что от этого у них в тельце возникает приятное покалывание, а на самом деле - сосредоточенной аналитической работой: кружить высоко над головами людей, изо дня в день высматривая и собирая информацию о прошлом и настоящем, и обеспечивать себе из космоса взвешенный обзор всех побуждений, жизненных путей и перспектив - для этого птицы появляются на свет.
Но это вовсе не так. Птицы появились на свет, чтобы летать. И не птицы мыслят, а мы. И поэтому всю жизнь напролет мы ходим и произносим фразы типа «тогда я думал так, но теперь…», потому что мы мыслим, и мыслим, и
мыслим, и не в состоянии не заниматься этим, таким чудесным и таким удручающим мышлением - мышлением, полным недостатков и по некоторым аспектам уступающим перспективе птичьего полета, с учетом того, что
значительная часть мышления уходит на признание того, что мы когда-то ошиблись, повели себя неправильно или лучше бы поступили по-другому."
"Есть у детей такая потребность. В покое и безопасности. Они могут беситься целый день напролет, как живые сгустки энергии, в теле у них могут роиться принцессы, и ракеты, и хлопушки, они могут задавать самые
дурацкие на свете вопросы, но внезапно наступает момент, когда им нужны плюшевый мишка и пижама."
"Нет таких матерей, которым понравилось бы, что девушки кружат голову их сыновьям. Когда матери видят, что вот-вот наступит такое головокружение, - и видят они это раньше, чем все остальные, - они
опознают в этом нечто, очень напоминающее им их самих в молодости; и, сколько бы некоторые ни утверждали, что матери ценят, когда их сыновья увиваются вокруг красивых девушек, приписывание им такой широты взглядов
является ошибочным и голословным: матери инстинктивно сразу же принимаются вздыхать и стенать. Потому что - что же им остается делать?
Они знают, что произойдет. Девушки затащат их сыновей в постель. За какие-то секунды девушки займут место того разума, который по крупицам сам по себе складывался в сыновьях, за какие-то секунды весь ум, все
планы на будущее, все продуманные рассуждения словно сдует у юного сына, и все, чему матери отдавали свое время, будет отброшено. В остатке - только собственно сам сын, дрожащий от ненасытнейшего желания. Он готов
отказаться от всего, что составляет его сущность, ради этих прелестных девушек. Сын осознал теперь, для чего он существует на свете, и никто не в состоянии остановить его в его самореализации. Этого-то и страшатся
матери, это-то и знают матери так хорошо, потому что они сами это проходили. Потому что они и сами затаскивали в постель сыновей других матерей, они и сами сеяли ужас в груди других матерей, которые тоже узнавали самих себя в девушке, которая являлась им с длинными ресницами и прекрасно оснащенными губами.
Если девушка, которая затаскивает в постель чьего-то сына, разумный человек, в котором матери могут разглядеть будущее для своих сыновей - здоровеньких внуков, уютный дом с заправленной постелью и испеченными на
сковородке оладушками, то матери могут смилостивиться над своими юными сестрами, которые предъявляют права на их отпрысков. Они смиряются с существованием таких девушек. Но если девушка, которая затаскивает сына в
постель, кандидат без будущего, то дело много хуже. Этой девушке ее старшая сестра всегда будет вставлять палки в колеса. Но существует еще и девушка третьего типа, которой достанется сильнее, чем прочим, и это
сказочно прекрасное, радующее глаз существо, которое грозит превратить все сыновнее в метель обнадеженного желания. Такая девушка, которой хочется видеть только, как парнишка весь вздымается, которая хочет
чувствовать только, как он весь напрягается, как тетива лука, ради нее, и более ничего, - такая девушка получит всю меру восторга этого парня и всю меру ненависти его матери.
Могут ли матери по шагам за дверью своей комнаты услышать, не их ли это сыновья крадутся мимо?
Могут ли матери всем существом ощутить, когда их сыновьям плохо?
Могут ли матери по голосу девушек, с которыми они разговаривают, определить, не переспали ли они с их сыновьями?
Да. Могут."
"В периоды горделивости - такие, как он переживал в этот момент, - Ярле видел в мельтешении ученых коллег украшение города Бергена. Он находил тогда возможность рассматривать самого себя как часть той
весомой традиции, которая поднимала уровень населения не только в городе Бергене, но и во всей стране.
Эти утонченные молодые люди, в пиджаках, с папкой под мышкой, тянущиеся к знаниям, к научному миросозерцанию, к мудрости, составляют своего рода аристократию, казалось ему. Ему казалось, что и он входит составной
частью в эту своеобразную аристократию, и он чувствовал, как от этого выше задирается его подбородок, когда он вместе с другими студентами пересекает площадь Торг-алменнинген. В менее горделивые периоды все это
казалось ему тягостным. И как только государство и общество позволяют им из года в год болтаться там и изучать одну за другой все более непонятные и бесполезные темы, как только государство и общество, и даже
прочие граждане этой страны, идут на то, чтобы студенты дефилировали перед ними, задрав подбородок, и тратили свое время на эту снобскую ахинею, эту академическую говорильню, эту духовную ерундистику? Ему
делалось неловко от этой мысли. «А вот представить только, - говорил он себе, - вдруг все остальные нас разоблачат? Только подумать, вдруг народ, который и так уже почувствовал, что тут не все ладно, обнаружит,
что мы, студенты, и наши преподаватели практически ничего не привносим в общественный миропорядок? Только представить себе, что они обнаружат: пока они строят дома, поддерживают тепло в жилищах, подают кофе, и чай, и
еду, и воду, мы тут сидим себе и делаем мир еще более запутанным, чем он уже есть, делаем при помощи своего… ничегонеделания?» "
"Неужели действительно жизнь состоит в том, что ты утрачиваешь способность радоваться, что это путь, который начинается с безудержного и пронзительного счастья, и с каждым событием в жизни, с обретаемым опытом
оно сменяется размышлениями и тем самым съеживается до тех пор, пока человек вдруг не оказывается лишенным вообще всех радостей и сохранившим только… мысли? "
"В тех кругах, где вращался Ярле, сентиментальность без жалости и сострадания смешивали с грязью. В то время как общество в целом скорее с умилением встречало проявления сентиментальности, для академического сообщества сентиментальность представляла собой реальную проблему. "