Пенаты. Колодец «Посейдон»
На территории парка в Пенатах, недалеко от дома, есть артезианский колодец абиссинского типа. Называется он «Посейдон». По преданию, в 1914 году его вырыл сам Илья Ефимович. На самом деле это сделали рабочие-латыши, но думаю, не без помощи самого художника. Очень уж неугомонный был человек! Глубина скважины 72 метра. Колодец снабжал водой ручейки и пруды парка.
Художник очень ценил свой колодец и считал, что вода в нем целебная. Поэтому утром и вечером в любую погоду выпивал по восемь глотков чудодейственный воды и предлагал делать это всем гостям усадьбы, утверждая, что это прибавит им здоровья на долгие годы. Вода на самом деле немного необычная на вкус, так называемая «ультрапресная» - прохладная, слегка сладковатая, чуть отдающая железом.
Колодец в Пенатах описывает Лидия Чуковская в своей книге «Памяти детства. Мой отец Корней Чуковский»:
Летом нашей любимой работой были постоянные походы к Репину в «Пенаты» за водой.
Вода в колодце на нашем участке годилась для стирки, для поливки цветов, для умывания, но для питья не годилась. За питьевой мы, с разрешения хозяина, и ходили в Пенаты. Там был артезианский колодец.
«Айда!» - и работа (или игра?) - начиналась.
Я бежала в сарай за палкой. Коля, позванивая, уже нес ведро. Боба, который давно уже понимал каждое наше слово, но сам не удостаивал никого ни одним, первый хватался за конец палки, боясь, как бы не ушли без него. Мгновенно оказывались возле нас наши приятели финны: Матти, Павка, Ида.
Эти походы к Репину за водой были через много лет описаны Корнеем Чуковским в книге «От двух до пяти». А тогда он сам шагал по дороге рядом, - долговязый, дочерна небритый, в старых штанах, худой и веселый, взрывая босыми ногами клубы теплой пыли с таким же удовольствием, как мы.
Вот и резные ворота «Пенатов». Он открывал их без скрипа и, вытянув губы трубочкой, громким свистящим шепотом требовал, чтобы мы замолчали. Репин работал, тишину мы обязаны были соблюдать полную. Еще и до ворот, едва достигнув репинского забора, он шикал не только на нас, - на прохожих. А уж в саду! Чуть не на цыпочках выступал перед нами, гневно оборачиваясь на каждый шорох. Мог и за плечо тряхануть ослушника.
Молчание давалось нам нелегко, но от напряженности этой тишины нам становилось еще веселее: выходило, будто мы не брали воду у Репина с его согласия, а крали ее.
Без звука вешал он ведро на округлую шею крана, а потом снимал и ставил на крупный гравий. Теперь наша очередь. Мы надевали тяжелое ведро на палку и, не спуская глаз с качающейся - вот-вот выплеснется! 0 воды, благоговейно несли ее. - Тише, тише, тише, тише! - свистящим шепотом требовал наш командир.
Но вот он снова отворял перед нами резные ворота и снова затворял их. Вот наконец мы миновали забор, и тут накопившийся в нас шум победоносно вырывался на волю.
Все мы разного роста, палка больно бьет по ногам и бокам, вода норовит расплескаться, но нам это нипочем. Отойдя от «Пенатов», мы привольно выкрикиваем давно уже сочиненную, привычную и каждый раз заново веселящую песню:
Два пня,
Два корня,
У забора,
У плетня, -
Чтобы не было разбито,
Чтобы не было пролито…
Мы в ожидании смолкаем. Ожидание кажется долгим, хотя оно длится мгновение.
- Блямс! - выкрикивает он.
Мы по команде опускаем ведро на землю и плюхаемся рядом. Он вместе с нами.
Боба смотрит в воду, с удивлением разглядывая, как комкает и корежит вода его лицо.
- Марш! - выкрикивает наш повелитель. - Одна нога здесь, другая там!
И снова мы затягиваем наш водяной гимн, ожидая блаженного «блямс!»
Но колодец служил не только источником чистой воды и одним из любимых мест отдыха художника и его гостей. Частенько около «Посейдона» разыгрывались нешуточные страсти.
К.И. Чуковский «Илья Репин»:
У колодца стояла скамейка, на которой Репин любил отдыхать под успокоительное журчание фонтана.
Но сегодня на этой скамейке он увидел троих незнакомцев, очень нарядных и важных. Можно было догадаться по их лицам, что они уже давно поджидают его. К немалому моему изумлению, все трое были совсем одинаковы. Чугунно-монументальные, томные, сонные, с тяжелыми брелоками на больших животах и с чудесными волнистыми усами, они были схожи, как братья, но смотрели друг на друга, как враги. В руках у них были какие-то рулоны, альбомы и папки.
..........................
Очевидно, каждый из них приобрел по случаю какой-нибудь холст, якобы написанный Репиным, и теперь хочет показать свою покупку художнику, чтобы он подтвердил свое авторство.
Илья Ефимович торопливо подходит к тяжеловесным гостям. Ему не терпится увидеть поскорее, что же такое они принесли. Он всегда был страшно любопытен ко всяким произведениям искусства. Гости не спеша распаковывают привезенные ими покупки. Холсты расстилаются у его ног на траве. Тут и запорожец с голубыми усами, и бурлак на фиолетовом фоне, и Лев Толстой, перерисованный с убогой открытки. Безграмотные, вульгарные копии, но на каждой подпись знаменитого мастера, в совершенстве воспроизводящая репинский почерк.
Каждая из этих фальшивок - для Репина удар кулаком. Он хватается за сердце и стонет словно от физической боли. Ему кажется непоправимым несчастьем, что на свете существуют такие темные люди, которым эта наглая мазня может казаться искусством.
Жизнь сразу теряет для него привлекательность. Самое предположение этих людей, что он может быть автором подобных уродств, представляется ему оскорбительным.
- Ирокезы! - кричит он. - Троглодиты! Скотинины!
Он всхлипывает и рвется вперед - растоптать этот малеванный хлам, разостланный у его ног на траве.
Посетители смотрят на него с надменной почтительностью, ни на миг не теряя своей петербургской благовоспитанной чинности. Один из них, самый импозантный и грузный, аккуратно упаковывая своего запорожца, заявляет вполголоса с непоколебимой уверенностью, что, право же, это «подлинный Репин» и «вы, Илья Ефимович, напрасно отказываетесь от такого первоклассного холста».
Репин бледнеет от ужаса, и мне стоит большого труда увести его в чащу сиреней, подальше от этих людей.
Такие бури повторялись часто и всегда на том же самом месте. Мы даже прозвали эту скамью у колодца «скамьей великого гнева».
К.И. Чуковский «Илья Репин»:
Насколько я помню, гнев никогда не возбуждался в нем личной обидой. Но всякий раз, когда ему, бывало, почудится, что кто-нибудь так или иначе оскорбляет искусство, он готов был своими руками истребить ненавистных ему святотатцев.
В то же лето у того же колодца он чуть не изгнал из Пенатов одну назойливую и скудоумную женщину, которая привела к нему своего семилетнего сына в качестве жаждущего его похвал вундеркинда. Вундеркинд был угрюмый мальчишка, одетый, несмотря на жару, в бархатный, золотистого цвета костюм. Мать в разговоре со мной объявила его «будущим Репиным». Звали его Эдя Рубинштейн. Все искусство этого несчастного заключалось в том, что он умел рисовать десятки раз, не глядя на бумагу, по заученным, очень элементарным шаблонам одни и те же контуры зверей - тигра, верблюда, обезьяны, слона. Едва только к скамейке приблизился Репин, женщина жестом профессионального фокусника развернула перед сыном широкий альбом, и тот привычной рукой очень ловко и быстро изобразил эту четверку зверей. И сейчас же, без передышки, стал рисовать их опять и опять, словно узор на обоях, так что, не успели мы оглянуться - вся бумага оказалась усеянной множеством совершенно одинаковых тигров, одинаковых слонов и т. д.
Шаблонная механичность этой бездушной работы вызвала в Репине злую тоску. В искусстве ценились им больше всего живое, творческое отношение к натуре, темпераментность, взволнованность, а эти однообразные изделия вундеркинда-ремесленника казались ему оскорблением искусства. Мать «будущего Репина» победоносно глядела на всех, ожидая славословий и восторгов.
И вдруг Илья Ефимович страдальческим голосом негромко сказал ей:
- Убийца.
И с такой тоскливой ненавистью посмотрел на нее, словно руки у нее были в крови…
Женщина мгновенно превратилась в разъяренную крысу, и мне насилу удалось увести ее прочь.
Пруд, у которого находится колодец, называется «Какой простор». Летом там цвели белые лилии и во множестве плавали утки. Утки и сейчас есть. Во множестве. Но было очень жарко и на звук моих шагов из прибрежного тростника лениво выплыла одна уточка, сделала небольшой круг и снова спряталась в спасительную тень. Во времена Репина по пруду плавала небольшая лодочка. На берегу устраивались фейерверки, а зимой пруд превращался в каток. Кстати, пруды Репин копал собственноручно. по воспоминаниям современников, он очень уважал физический труд.
Прозрачная вода репинского колодца.
Кстати, почему колодец в Пенатах называют абиссинским? В XIX веке английская экспедиция в Абиссинии впервые в истории устроила такой колодец для своих целей. Классическая конструкция абиссинского колодца представляет собой трубу диаметром 1 дюйм длиной до 15 (реже - 20-30) метров, на нижнем конце которой изготовлен фильтр. На верхнем конце трубы устанавливается насос. Сооружение скважины обычно производится в течение одного дня. Используемая техника не требует большого пространства (около 1,5 х 1,5 м и высотой прибл. 2 - 2,5 м), поэтому колодец может быть установлен даже в подвальном помещении. В известном мультике «Белоснежка» героиня, чтобы помыть посуду гномам, качает воду ручным насосом прямо на кухне, это - тоже абиссинский колодец. Информация об устройстве абиссинского колодца с сайта Вода-ДА!
Художник очень ценил свой колодец и считал, что вода в нем целебная. Поэтому утром и вечером в любую погоду выпивал по восемь глотков чудодейственный воды и предлагал делать это всем гостям усадьбы, утверждая, что это прибавит им здоровья на долгие годы. Вода на самом деле немного необычная на вкус, так называемая «ультрапресная» - прохладная, слегка сладковатая, чуть отдающая железом.
Колодец в Пенатах описывает Лидия Чуковская в своей книге «Памяти детства. Мой отец Корней Чуковский»:
Летом нашей любимой работой были постоянные походы к Репину в «Пенаты» за водой.
Вода в колодце на нашем участке годилась для стирки, для поливки цветов, для умывания, но для питья не годилась. За питьевой мы, с разрешения хозяина, и ходили в Пенаты. Там был артезианский колодец.
«Айда!» - и работа (или игра?) - начиналась.
Я бежала в сарай за палкой. Коля, позванивая, уже нес ведро. Боба, который давно уже понимал каждое наше слово, но сам не удостаивал никого ни одним, первый хватался за конец палки, боясь, как бы не ушли без него. Мгновенно оказывались возле нас наши приятели финны: Матти, Павка, Ида.
Эти походы к Репину за водой были через много лет описаны Корнеем Чуковским в книге «От двух до пяти». А тогда он сам шагал по дороге рядом, - долговязый, дочерна небритый, в старых штанах, худой и веселый, взрывая босыми ногами клубы теплой пыли с таким же удовольствием, как мы.
Вот и резные ворота «Пенатов». Он открывал их без скрипа и, вытянув губы трубочкой, громким свистящим шепотом требовал, чтобы мы замолчали. Репин работал, тишину мы обязаны были соблюдать полную. Еще и до ворот, едва достигнув репинского забора, он шикал не только на нас, - на прохожих. А уж в саду! Чуть не на цыпочках выступал перед нами, гневно оборачиваясь на каждый шорох. Мог и за плечо тряхануть ослушника.
Молчание давалось нам нелегко, но от напряженности этой тишины нам становилось еще веселее: выходило, будто мы не брали воду у Репина с его согласия, а крали ее.
Без звука вешал он ведро на округлую шею крана, а потом снимал и ставил на крупный гравий. Теперь наша очередь. Мы надевали тяжелое ведро на палку и, не спуская глаз с качающейся - вот-вот выплеснется! 0 воды, благоговейно несли ее. - Тише, тише, тише, тише! - свистящим шепотом требовал наш командир.
Но вот он снова отворял перед нами резные ворота и снова затворял их. Вот наконец мы миновали забор, и тут накопившийся в нас шум победоносно вырывался на волю.
Все мы разного роста, палка больно бьет по ногам и бокам, вода норовит расплескаться, но нам это нипочем. Отойдя от «Пенатов», мы привольно выкрикиваем давно уже сочиненную, привычную и каждый раз заново веселящую песню:
Два пня,
Два корня,
У забора,
У плетня, -
Чтобы не было разбито,
Чтобы не было пролито…
Мы в ожидании смолкаем. Ожидание кажется долгим, хотя оно длится мгновение.
- Блямс! - выкрикивает он.
Мы по команде опускаем ведро на землю и плюхаемся рядом. Он вместе с нами.
Боба смотрит в воду, с удивлением разглядывая, как комкает и корежит вода его лицо.
- Марш! - выкрикивает наш повелитель. - Одна нога здесь, другая там!
И снова мы затягиваем наш водяной гимн, ожидая блаженного «блямс!»
Но колодец служил не только источником чистой воды и одним из любимых мест отдыха художника и его гостей. Частенько около «Посейдона» разыгрывались нешуточные страсти.
К.И. Чуковский «Илья Репин»:
У колодца стояла скамейка, на которой Репин любил отдыхать под успокоительное журчание фонтана.
Но сегодня на этой скамейке он увидел троих незнакомцев, очень нарядных и важных. Можно было догадаться по их лицам, что они уже давно поджидают его. К немалому моему изумлению, все трое были совсем одинаковы. Чугунно-монументальные, томные, сонные, с тяжелыми брелоками на больших животах и с чудесными волнистыми усами, они были схожи, как братья, но смотрели друг на друга, как враги. В руках у них были какие-то рулоны, альбомы и папки.
..........................
Очевидно, каждый из них приобрел по случаю какой-нибудь холст, якобы написанный Репиным, и теперь хочет показать свою покупку художнику, чтобы он подтвердил свое авторство.
Илья Ефимович торопливо подходит к тяжеловесным гостям. Ему не терпится увидеть поскорее, что же такое они принесли. Он всегда был страшно любопытен ко всяким произведениям искусства. Гости не спеша распаковывают привезенные ими покупки. Холсты расстилаются у его ног на траве. Тут и запорожец с голубыми усами, и бурлак на фиолетовом фоне, и Лев Толстой, перерисованный с убогой открытки. Безграмотные, вульгарные копии, но на каждой подпись знаменитого мастера, в совершенстве воспроизводящая репинский почерк.
Каждая из этих фальшивок - для Репина удар кулаком. Он хватается за сердце и стонет словно от физической боли. Ему кажется непоправимым несчастьем, что на свете существуют такие темные люди, которым эта наглая мазня может казаться искусством.
Жизнь сразу теряет для него привлекательность. Самое предположение этих людей, что он может быть автором подобных уродств, представляется ему оскорбительным.
- Ирокезы! - кричит он. - Троглодиты! Скотинины!
Он всхлипывает и рвется вперед - растоптать этот малеванный хлам, разостланный у его ног на траве.
Посетители смотрят на него с надменной почтительностью, ни на миг не теряя своей петербургской благовоспитанной чинности. Один из них, самый импозантный и грузный, аккуратно упаковывая своего запорожца, заявляет вполголоса с непоколебимой уверенностью, что, право же, это «подлинный Репин» и «вы, Илья Ефимович, напрасно отказываетесь от такого первоклассного холста».
Репин бледнеет от ужаса, и мне стоит большого труда увести его в чащу сиреней, подальше от этих людей.
Такие бури повторялись часто и всегда на том же самом месте. Мы даже прозвали эту скамью у колодца «скамьей великого гнева».
К.И. Чуковский «Илья Репин»:
Насколько я помню, гнев никогда не возбуждался в нем личной обидой. Но всякий раз, когда ему, бывало, почудится, что кто-нибудь так или иначе оскорбляет искусство, он готов был своими руками истребить ненавистных ему святотатцев.
В то же лето у того же колодца он чуть не изгнал из Пенатов одну назойливую и скудоумную женщину, которая привела к нему своего семилетнего сына в качестве жаждущего его похвал вундеркинда. Вундеркинд был угрюмый мальчишка, одетый, несмотря на жару, в бархатный, золотистого цвета костюм. Мать в разговоре со мной объявила его «будущим Репиным». Звали его Эдя Рубинштейн. Все искусство этого несчастного заключалось в том, что он умел рисовать десятки раз, не глядя на бумагу, по заученным, очень элементарным шаблонам одни и те же контуры зверей - тигра, верблюда, обезьяны, слона. Едва только к скамейке приблизился Репин, женщина жестом профессионального фокусника развернула перед сыном широкий альбом, и тот привычной рукой очень ловко и быстро изобразил эту четверку зверей. И сейчас же, без передышки, стал рисовать их опять и опять, словно узор на обоях, так что, не успели мы оглянуться - вся бумага оказалась усеянной множеством совершенно одинаковых тигров, одинаковых слонов и т. д.
Шаблонная механичность этой бездушной работы вызвала в Репине злую тоску. В искусстве ценились им больше всего живое, творческое отношение к натуре, темпераментность, взволнованность, а эти однообразные изделия вундеркинда-ремесленника казались ему оскорблением искусства. Мать «будущего Репина» победоносно глядела на всех, ожидая славословий и восторгов.
И вдруг Илья Ефимович страдальческим голосом негромко сказал ей:
- Убийца.
И с такой тоскливой ненавистью посмотрел на нее, словно руки у нее были в крови…
Женщина мгновенно превратилась в разъяренную крысу, и мне насилу удалось увести ее прочь.
Пруд, у которого находится колодец, называется «Какой простор». Летом там цвели белые лилии и во множестве плавали утки. Утки и сейчас есть. Во множестве. Но было очень жарко и на звук моих шагов из прибрежного тростника лениво выплыла одна уточка, сделала небольшой круг и снова спряталась в спасительную тень. Во времена Репина по пруду плавала небольшая лодочка. На берегу устраивались фейерверки, а зимой пруд превращался в каток. Кстати, пруды Репин копал собственноручно. по воспоминаниям современников, он очень уважал физический труд.
Прозрачная вода репинского колодца.
Кстати, почему колодец в Пенатах называют абиссинским? В XIX веке английская экспедиция в Абиссинии впервые в истории устроила такой колодец для своих целей. Классическая конструкция абиссинского колодца представляет собой трубу диаметром 1 дюйм длиной до 15 (реже - 20-30) метров, на нижнем конце которой изготовлен фильтр. На верхнем конце трубы устанавливается насос. Сооружение скважины обычно производится в течение одного дня. Используемая техника не требует большого пространства (около 1,5 х 1,5 м и высотой прибл. 2 - 2,5 м), поэтому колодец может быть установлен даже в подвальном помещении. В известном мультике «Белоснежка» героиня, чтобы помыть посуду гномам, качает воду ручным насосом прямо на кухне, это - тоже абиссинский колодец. Информация об устройстве абиссинского колодца с сайта Вода-ДА!