Поздравляю!
Я поздравляю несравненную la_cruz с днём её обращения в христианство!
Дашенька! Это чудо, как и ты сама! Люблю тебя и счастлива, что мы встретились. Пусть тот свет и та любовь, которую ты даришь людям, никогда не угасают!
По этому поводу я просто не могу не поместить тот кусочек текста)
Порадуйся хоть немножко)
Часть n
Они оказались у входа в круглосуточное кафе-бистро. Иисус глянул на апостолов и тихо сказал:
- Что бы ни случилось, пока Я не скажу, молчите.
В кафе было на удивление много народу. Один из экскурсионных автобусов привёз сюда своих туристов на ночной перекус. Ребята быстро освоились с системой оплаты и, взяв по чашке кофе или чая, оккупировали несколько столиков у стены. Иисус, с доброй усмешкой взявший бутылку воды «Святой источник», сел во главе стола и с любопытством бросил взгляд на соседей.
За соседним столиком сидели четыре девушки. Одна элегантная, явно привыкшая следить за собой и всегда выглядеть безупречно; другая, наоборот, совершенно не интересующаяся своей внешностью, эдакая булочка с творогом; третья - воплощение Татьяны Лариной, вот просто как Пушкин написал, а четвёртая - сплетение солнечных лучей: рыжие волосы, веснушки на лице и руках, золотистые глаза, даже одежда и та медово-солнечная. До устраивающихся поудобнее апостолов донёсся обрывок разговора:
- Как ты можешь так говорить, Кристин! - возмутилась «Татьяна Ларина» обращаясь к «булочке с творогом». - Он ведь не просто предатель! Он же предал Бога!
Иуда закашлялся, да так, что Петру, сидевшему рядом, пришлось деликатно врезать другу между лопаток. Тот жестом попросил так больше не делать, во избежание травматизма, и умоляюще посмотрел на Иисуса. Но Он по-прежнему исподтишка наблюдал за девушками и только едва заметно покачал головой.
Тем временем Кристина уверенно отпила пакетичного чая и, положив оба локтя на стол и подавшись вперед, уверенно ответила:
- И тем не менее я верю, что этот грех Иуде был прощен. Потому что он раскаялся в совершенном. Помнишь, он пришел к фарисеям, бросил к их ногам тридцать сребреников и отказался от этих денег, помнишь? Мариш, не стоит обвинять его в том, что, быть может, Бог простил.
Иоанн иронично цокнул языком. Варфоломей с жалостью глянул на побледневшего, насколько это позволяла смуглая кожа, Иуду.
Мария, которая, судя по всему, не считала возможным простить предательство, покачала головой и, откинувшись на спинку стула, начала пить чай и уничтожать пирожное. Тем временем элегантно-безупречная девушка задумчиво обратилась к Кристине:
- А если то, что ты говоришь, действительно так… ну, ты же знаешь, я во все это не верю, я как сторонний наблюдатель, - девушка весело улыбнулась, Иисус усмехнулся, - если все это так. Получается, что по вашим законам Иуда мог попасть в рай?
Кристина отрицательно покачала головой:
- Не мог.
- Почему?
- Вот именно, почему, - пробухтел себе под нос Иуда, заработав предостерегающий взгляд Иисуса.
- Настюш, ты забываешь, как он умер.
- Повесился, - с невеселым смешком сказала Настя.
- Вот. А самоубийство - смертный грех. И в нем у Иуды просто не было времени раскаяться.
Объект обсуждения с такой силой откинулся на спинку стула, что тот не упал только чудом. Андрей, сидевший слева от Иуды, сочувствующе обнял друга за плечи.
Солнечна девушка, до той поры внимательно слушавшая, правда, с прикрытыми глазами, теперь вскинулась и быстро серьезно проговорила:
- Не понимаю. Почему самоубийство - смертный грех. Даже если бы верила, не понимала бы.
Иисус с улыбкой разглядывал этикетку на бутылке с водой, делая вид, что не замечает, как Его ученик изо всех сил пытается просверлить в Нём взглядом дыру.
Солнечной взялась отвечать Мария. Было понятно, что Кристина и Мария христианки, а Настя и солнечная - нет. Что, впрочем, не мешало им с интересом участвовать в судьбе несчастного Искариота.
- Понимаешь, Лиз, вот если твоя мама - человек, который произвел тебя на свет - узнает, что ты «самоубилась», она расстроится?
- Ну. Думаю, да, - после некоторого комичного размышления порывисто кивнула Лиза.
- А тут все ещё сложнее и серьезнее. Бог - это Тот, Кто создает всех нас. И Он огорчается в мириады раз больше, чем самая любящая из матерей, потому что Он умеет любить так, как никогда не научиться любить человеку. Он подарил тебе жизнь, а если ты так легко бросишь Его дар Ему под ноги, то сама разорвешь ту ниточку, которая связывает вас.
Мария проникновенно посмотрела на Лизу. Та сидела с задумчивым видом. Было заметно, что точку зрения она поняла, но плюрализм для неё был в данной ситуации важнее.
Матфей, положивший на сцепленные замочком руки подбородок, с любопытством слушал, как девушки повторяют заученные истины. Фома шепнул ему:
- Слушай, зачем мы здесь, как думаешь? Не для того же, чтобы слушать всё это?
Матфей слегка пожал плечами, не сводя взгляда с увлёкшейся пирожным Кристины.
- Это для нас глава 27 стих 5 моего Евангелия - история боли и ужаса нашего друга. А для них так, застольная беседа. Учитель наверняка не просто так нас сюда привёл.
Фома кивнул и глянул на Искариота, сосредоточенно размешивающего в кофе уже пятую ложку сахара.
- Но мы-таки говорили о другом, - со смехом заметила Настя. - Хотя и об очень близком. Кристин, значит, ты считаешь, что смертным грехом Иуды было не его предательство, а его самоубийство?
Искариот глубоко вдохнул и насыпал в чашку шестую ложку сахара. Иисус решительным движением отодвинул от апостола сахарницу.
Кристина, которая за это время успела благодушно уничтожить пирожное и теперь допивала чай, ответила спокойно и как-то легко:
- Полагаю, что так. Конечно, человек только полагает… Мне всегда было жаль Иуду. Особенно после той песни, помнишь?
И «булочка» тихонько пропела:
Нет возврата, нет нигде пристанища Иуде,
Перед ним слепящ и грозен зреет новый день…
Настя с улыбкой кивнула, что помнит эту песню.
- Ну вот, - продолжила Кристина. - Православие учит любить людей и ненавидеть грех. Поэтому я ненавижу то отчаяние, которое довело Иуду до самоубийства. Но самого его мне жаль, - стук ложки о чашку замолк, Искариот недоверчиво замер, приподняв брови. - Кстати, - заметила она, отпив чая и разбудив своим возгласом Лизу, успевшую задремать под такие теологические беседы, - история Иуды вообще очень интересна. Вот, например, о чем я часто думала: он же принял причастие вместе со всеми апостолами! Но тем не менее, в Евангелии пишется, что именно в этот момент в Иуду вошел дьявол. Как такое могло быть? Я только недавно нашла ответ. Не сама, конечно, от умных людей. Просто причастие на каждого действует по-своему. У кого какие помыслы - на того так и действует, - ложка с трагичным «звяк» была брошена в чашку. Иисус поднял наконец глаза на изнемогающего ученика, а потом, повернувшись к Петру, тихо произнёс:
- Только безотносительно, очень тебя прошу.
Пётр, извертевшийся за время разговора не меньше, чем его друг, так резко вертнулся на стуле, что у того жалобно заскрипели ножки.
- Сеньорита, а позвольте спросить, вам известны помысли Иуды на Тайной вечере? - пытаясь говорить спокойно, спросил он.
Девушки оглянулись на компанию из тринадцати взрослых мужчин так, как будто только сейчас их заметили. Кристина заправила за ухо выбившуюся из «конского» хвоста прядь волос и сказала явно заинтересованному темой кудрявому молодому человеку:
- Ну как вам сказать. Я, конечно, не умею читать мысли. Но Евангелие же учит судить по плодам. И если после Тайной вечери он пошёл предавать Господа, значит, не об инжире он думал до этого.
Иоанн хихикнул, за что заработал убийственный взгляд Искариота.
- Ну, допустим. Не об инжире, - не смог возразить Пётр. - Но, согласитесь, распознавать по плодам - это не единственная заповедь Евангелия.
Кристина подняла брови:
- Вы имеете в виду «возлюби ближнего своего», что ли?
- Хотя бы, - обрадовался такой понятливости апостол, - ещё про брёвна было…
- Но ведь святые отцы, - перебив, вклинилась в беседу Мария, - говорят о предательстве Иуды чётко и ясно! И в Евангелии от Иоанна сказано: «он был вор»!
Иоанн притворился, что очень занят интересной информацией на пакетике зелёного чая. Пётр нахмурился. Чуяло его сердце, Искариот так долго не выдержит. Вдруг раздался тихий голос Матфея, по-прежнему сидящего, поставив на стол локти и сцепив пальцы замочком. Первый евангелист цитировал самого себя:
- «Тогда ученики Его, приступив, сказали Ему: знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазнились? Он же сказал в ответ: всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится; оставьте их: они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму».
- Ну, брат, это ты сурово… о святых отцах… - ошарашено заметил Фома.
- А я не о святых отцах, они-то тут при чём, - обернулся к другу Матфей, удивленно приподняв брови.
Ошарашен был не только Фома. Кажется, один Иисус понял, что имел в виду ученик, но Он молчал. Матфей, задумчиво прищурившись, добавил:
- А ещё вот это: «Приходят к Иисусу Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: зачем ученики Твои преступают предание старцев? ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб. Он же сказал им в ответ: зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Ибо Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался, тот может и не почтить отца своего или мать свою; таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим», - Матфей ясными глазами взглянул на Учителя. Тот кивнул.
Мария тем временем, не обратив никакого внимания на цитаты евангелиста, продолжила свою мысль:
- Значит, вы считаете себя ближе к Господу, чем святые отцы, так?
От комичности ситуации Петр не выдержал и расхохотался.
- Ну, это уж не мне судить, а Господу, - ответил он, переглянувшись с улыбающимся Иисусом. Мария, не собиравшаяся сдаваться, открыла было рот, чтобы выдать очередную тираду, но Кристина её опередила:
- Так что же вы хотите? - спросила она, пристально глядя на Петра. - Кажется, я свою позицию выразила довольно явно: предательство ему простилось, потому что он в нём раскаялся, а вот самоубийство нет, потому что он покаяться в этом не успел. Хорошо, допустим, вторая цитата, - девушка уважительно глянула на Матфея, - очень к месту. Негоже подменять заповеди Евангелия преданием святых отцов. Но всё равно, - Кристина сжала виски пальцами, - всё равно. Да, заповедь о любви я помню, об осуждении, ладно. Но неужели вы думаете, что Бог может вот так запросто простить кому угодно что угодно?
И тут раздался тихий, светлый и удивительно властный голос:
- Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы.
Все обернулись к Иисусу. Он смотрел на Кристину так, словно в эту минуту не существовало больше ничего и никого - только Он, она и эти слова из всё того же Евангелия от Матфея. Буквально пара секунд - и девушка одними губами произнесла:
- Господи…
В тот же миг апостолы с некоторым удивлением обнаружили, что они на Невском проспекте возле Гостиного двора. Иисус стоял, сцепив за спиной руки, и с улыбкой рассматривал крест католической церкви.
- Она Тебя узнала? - немного хрипло спросил Иуда. Иисус обернулся на ученика, всё так же улыбаясь, и кивнул.
- И тебя тоже.
- Значит, она поняла?.. - с надеждой спросил Андрей.
Учитель снова перевёл взгляд на крест собора. Помолчав, Он ответил:
- Иначе бы не узнала.
Потом посмотрел в сторону Московского вокзала.
- Пойдём дальше. Есть ещё пара мест, куда нам с вами непременно надо заглянуть.
На площади Восстания свернув на Гончарную улицу, компания неспешно двигалась по направлению к Лавре. Иисус задумчиво разглядывал окружающие дома, всего в двух шагах от Невского, а настолько более запущенные и… живые, что ли. По правую руку от них появилась кондитерская. Краем глаза Иисус уловил, что Пётр, оглянувшись на Искариота, остановился и, порывшись в карманах, извлёк всё ту же связку всех ключей. Уже через пару минут он исподтишка кормил нанервничавшегося друга чем-то донельзя шоколадным.
- Не-для-моих-нервов, - делая паузу после каждого слова изрёк Иуда.
- Солнышко, у тебя нервы уже давно в порядке, - заметил Иисус. Ученик покачал головой.
- Я тоже так думал.
Впереди показался ранний (или поздний?) прохожий. Одет этот прохожий был так же помято, как выглядел сам. Более того, он довольно громко беседовал с невидимым спутником.
- А она мне потом ещё и по шее врезала! Нет, ну ты представляешь?? И это все за то, что я тебя вижу, а она нет!
Иоанн с любопытством осмотрел встречного и вдруг усмехнулся, указав брату на что-то.
- Что там? - спросил Варфоломей, которому было не видно, у Иакова.
- А это он до зелёных чертей допился, - хитро сощурившись, ответил тот. - Вон, видишь, на левом плече?
Варфоломей прищурился и действительно увидел, что на левом плече перестаравшегося мужчины сидит зелёненький маленький чертик. Сидит и болтает ногами. Кивает на вопросы, хихикает и похрюкивает. Вдруг он занервничал и отвел глаза от своей «лошадки», на которой ехал. И увидел их.
- Это просто неслыханно! Мне! Да кто она такая! Да… Эй, КУДА?!
Пешеход остановился, озадаченно глядя на собственное плечо.
- Что, милый, потерял что-то? - спросил Иуда, подходя к нему.
- Ага, - пьяненький не сводил взгляда со своего плеча. - Вот тут только что чёрт сидел. Зелёный.
- А что, тебе его не хватает? - задушевно спросил Искариот.
- Да не то чтобы… - задумчиво протянул собеседник. - Просто поговорить хотелось. Душу излить. Он внимательный такой был. Слушал, - он перевёл взгляд на Иуду. - Хотя ты тоже вроде собеседник хоть куда.
Наблюдавшие за этой беседой апостолы подвинулись ближе. Иисус остался стоять на противоположной стороне.
- Дааа, я собеседник тот ещё, - согласился Искариот. - Ты, милый, вот что, - сказал он, хлопнув пьяненького по левому плечу, - иди-ка домой.
- Не могууу, - приуныл тот. - Меня жена не пускает. Сказала: «Допился до зелёных чертей». А что я, виноват что ли, что он тута вот уселся? - он кивнул на руку, лежащую на плече. Иуда тактично решил умолчать, кто и в чем виноват.
- Ну не век же она тебя пускать не будет. Приди, скажи: «Дурак я был», - она и пустит.
Пьяненький хмуро задумался.
- Что, прямо так и сказать?
Иуда кивнул.
- Эээх! Была-не была! - развернувшись на 180 градусов, да так, что Искариоту пришлось его поддерживать, дабы не упал, собеседник устремился по Гончарной улице с внушительной скоростью и через минуту пропал из виду.
- Что он отмечал, интересно, так интенсивно, - задумчиво спросил Матфей.
- Именины, - ответил Иисус.
- Свои?
- Жены.
- Однако!
Громкое «тыдыщ» нарушило тишину белой ночи. Петр и Искариот, успевший уже догнать друга, виновато пытались изобразить, что это не они вовсе. Дверь во двор-колодец уныло лежала на есфальте.
- Слушайте, ну как дети малые! - Иисус наклонил голову на бок и посмотрел на апостолов взглядом: «Вы-когда-нибудь-повзрослеете?» - Что вас туда потянуло?
- Ну… я случайно к ней прислонился, она открылась… - сказал Пётр, пытаясь спрятаться за лежащим на земле кирпичом. - Мы решили посмотреть, что там…
- Она открылась чуть сильнее. Плашмя, - закончил печальную повесть Иуда.
Иисус вздохнул. Потом вопросительно глянул на провинившихся.
- И чего вы стоите? Взрослые мальчики уже, давайте, взяли дверь и вернули на место. Ещё не хватало, чтобы вы этот город разрушили. И так его приходится постоянно спасать: то от наводнений, то от сырости, то от глупости.
Довольные, что легко отделались, апостолы подняли дверь, по пути обнаружив, что отлетевшие при падении двери петли на месте.
To be continued...
Дашенька! Это чудо, как и ты сама! Люблю тебя и счастлива, что мы встретились. Пусть тот свет и та любовь, которую ты даришь людям, никогда не угасают!
По этому поводу я просто не могу не поместить тот кусочек текста)
Порадуйся хоть немножко)
Часть n
Они оказались у входа в круглосуточное кафе-бистро. Иисус глянул на апостолов и тихо сказал:
- Что бы ни случилось, пока Я не скажу, молчите.
В кафе было на удивление много народу. Один из экскурсионных автобусов привёз сюда своих туристов на ночной перекус. Ребята быстро освоились с системой оплаты и, взяв по чашке кофе или чая, оккупировали несколько столиков у стены. Иисус, с доброй усмешкой взявший бутылку воды «Святой источник», сел во главе стола и с любопытством бросил взгляд на соседей.
За соседним столиком сидели четыре девушки. Одна элегантная, явно привыкшая следить за собой и всегда выглядеть безупречно; другая, наоборот, совершенно не интересующаяся своей внешностью, эдакая булочка с творогом; третья - воплощение Татьяны Лариной, вот просто как Пушкин написал, а четвёртая - сплетение солнечных лучей: рыжие волосы, веснушки на лице и руках, золотистые глаза, даже одежда и та медово-солнечная. До устраивающихся поудобнее апостолов донёсся обрывок разговора:
- Как ты можешь так говорить, Кристин! - возмутилась «Татьяна Ларина» обращаясь к «булочке с творогом». - Он ведь не просто предатель! Он же предал Бога!
Иуда закашлялся, да так, что Петру, сидевшему рядом, пришлось деликатно врезать другу между лопаток. Тот жестом попросил так больше не делать, во избежание травматизма, и умоляюще посмотрел на Иисуса. Но Он по-прежнему исподтишка наблюдал за девушками и только едва заметно покачал головой.
Тем временем Кристина уверенно отпила пакетичного чая и, положив оба локтя на стол и подавшись вперед, уверенно ответила:
- И тем не менее я верю, что этот грех Иуде был прощен. Потому что он раскаялся в совершенном. Помнишь, он пришел к фарисеям, бросил к их ногам тридцать сребреников и отказался от этих денег, помнишь? Мариш, не стоит обвинять его в том, что, быть может, Бог простил.
Иоанн иронично цокнул языком. Варфоломей с жалостью глянул на побледневшего, насколько это позволяла смуглая кожа, Иуду.
Мария, которая, судя по всему, не считала возможным простить предательство, покачала головой и, откинувшись на спинку стула, начала пить чай и уничтожать пирожное. Тем временем элегантно-безупречная девушка задумчиво обратилась к Кристине:
- А если то, что ты говоришь, действительно так… ну, ты же знаешь, я во все это не верю, я как сторонний наблюдатель, - девушка весело улыбнулась, Иисус усмехнулся, - если все это так. Получается, что по вашим законам Иуда мог попасть в рай?
Кристина отрицательно покачала головой:
- Не мог.
- Почему?
- Вот именно, почему, - пробухтел себе под нос Иуда, заработав предостерегающий взгляд Иисуса.
- Настюш, ты забываешь, как он умер.
- Повесился, - с невеселым смешком сказала Настя.
- Вот. А самоубийство - смертный грех. И в нем у Иуды просто не было времени раскаяться.
Объект обсуждения с такой силой откинулся на спинку стула, что тот не упал только чудом. Андрей, сидевший слева от Иуды, сочувствующе обнял друга за плечи.
Солнечна девушка, до той поры внимательно слушавшая, правда, с прикрытыми глазами, теперь вскинулась и быстро серьезно проговорила:
- Не понимаю. Почему самоубийство - смертный грех. Даже если бы верила, не понимала бы.
Иисус с улыбкой разглядывал этикетку на бутылке с водой, делая вид, что не замечает, как Его ученик изо всех сил пытается просверлить в Нём взглядом дыру.
Солнечной взялась отвечать Мария. Было понятно, что Кристина и Мария христианки, а Настя и солнечная - нет. Что, впрочем, не мешало им с интересом участвовать в судьбе несчастного Искариота.
- Понимаешь, Лиз, вот если твоя мама - человек, который произвел тебя на свет - узнает, что ты «самоубилась», она расстроится?
- Ну. Думаю, да, - после некоторого комичного размышления порывисто кивнула Лиза.
- А тут все ещё сложнее и серьезнее. Бог - это Тот, Кто создает всех нас. И Он огорчается в мириады раз больше, чем самая любящая из матерей, потому что Он умеет любить так, как никогда не научиться любить человеку. Он подарил тебе жизнь, а если ты так легко бросишь Его дар Ему под ноги, то сама разорвешь ту ниточку, которая связывает вас.
Мария проникновенно посмотрела на Лизу. Та сидела с задумчивым видом. Было заметно, что точку зрения она поняла, но плюрализм для неё был в данной ситуации важнее.
Матфей, положивший на сцепленные замочком руки подбородок, с любопытством слушал, как девушки повторяют заученные истины. Фома шепнул ему:
- Слушай, зачем мы здесь, как думаешь? Не для того же, чтобы слушать всё это?
Матфей слегка пожал плечами, не сводя взгляда с увлёкшейся пирожным Кристины.
- Это для нас глава 27 стих 5 моего Евангелия - история боли и ужаса нашего друга. А для них так, застольная беседа. Учитель наверняка не просто так нас сюда привёл.
Фома кивнул и глянул на Искариота, сосредоточенно размешивающего в кофе уже пятую ложку сахара.
- Но мы-таки говорили о другом, - со смехом заметила Настя. - Хотя и об очень близком. Кристин, значит, ты считаешь, что смертным грехом Иуды было не его предательство, а его самоубийство?
Искариот глубоко вдохнул и насыпал в чашку шестую ложку сахара. Иисус решительным движением отодвинул от апостола сахарницу.
Кристина, которая за это время успела благодушно уничтожить пирожное и теперь допивала чай, ответила спокойно и как-то легко:
- Полагаю, что так. Конечно, человек только полагает… Мне всегда было жаль Иуду. Особенно после той песни, помнишь?
И «булочка» тихонько пропела:
Нет возврата, нет нигде пристанища Иуде,
Перед ним слепящ и грозен зреет новый день…
Настя с улыбкой кивнула, что помнит эту песню.
- Ну вот, - продолжила Кристина. - Православие учит любить людей и ненавидеть грех. Поэтому я ненавижу то отчаяние, которое довело Иуду до самоубийства. Но самого его мне жаль, - стук ложки о чашку замолк, Искариот недоверчиво замер, приподняв брови. - Кстати, - заметила она, отпив чая и разбудив своим возгласом Лизу, успевшую задремать под такие теологические беседы, - история Иуды вообще очень интересна. Вот, например, о чем я часто думала: он же принял причастие вместе со всеми апостолами! Но тем не менее, в Евангелии пишется, что именно в этот момент в Иуду вошел дьявол. Как такое могло быть? Я только недавно нашла ответ. Не сама, конечно, от умных людей. Просто причастие на каждого действует по-своему. У кого какие помыслы - на того так и действует, - ложка с трагичным «звяк» была брошена в чашку. Иисус поднял наконец глаза на изнемогающего ученика, а потом, повернувшись к Петру, тихо произнёс:
- Только безотносительно, очень тебя прошу.
Пётр, извертевшийся за время разговора не меньше, чем его друг, так резко вертнулся на стуле, что у того жалобно заскрипели ножки.
- Сеньорита, а позвольте спросить, вам известны помысли Иуды на Тайной вечере? - пытаясь говорить спокойно, спросил он.
Девушки оглянулись на компанию из тринадцати взрослых мужчин так, как будто только сейчас их заметили. Кристина заправила за ухо выбившуюся из «конского» хвоста прядь волос и сказала явно заинтересованному темой кудрявому молодому человеку:
- Ну как вам сказать. Я, конечно, не умею читать мысли. Но Евангелие же учит судить по плодам. И если после Тайной вечери он пошёл предавать Господа, значит, не об инжире он думал до этого.
Иоанн хихикнул, за что заработал убийственный взгляд Искариота.
- Ну, допустим. Не об инжире, - не смог возразить Пётр. - Но, согласитесь, распознавать по плодам - это не единственная заповедь Евангелия.
Кристина подняла брови:
- Вы имеете в виду «возлюби ближнего своего», что ли?
- Хотя бы, - обрадовался такой понятливости апостол, - ещё про брёвна было…
- Но ведь святые отцы, - перебив, вклинилась в беседу Мария, - говорят о предательстве Иуды чётко и ясно! И в Евангелии от Иоанна сказано: «он был вор»!
Иоанн притворился, что очень занят интересной информацией на пакетике зелёного чая. Пётр нахмурился. Чуяло его сердце, Искариот так долго не выдержит. Вдруг раздался тихий голос Матфея, по-прежнему сидящего, поставив на стол локти и сцепив пальцы замочком. Первый евангелист цитировал самого себя:
- «Тогда ученики Его, приступив, сказали Ему: знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазнились? Он же сказал в ответ: всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится; оставьте их: они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму».
- Ну, брат, это ты сурово… о святых отцах… - ошарашено заметил Фома.
- А я не о святых отцах, они-то тут при чём, - обернулся к другу Матфей, удивленно приподняв брови.
Ошарашен был не только Фома. Кажется, один Иисус понял, что имел в виду ученик, но Он молчал. Матфей, задумчиво прищурившись, добавил:
- А ещё вот это: «Приходят к Иисусу Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: зачем ученики Твои преступают предание старцев? ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб. Он же сказал им в ответ: зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Ибо Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался, тот может и не почтить отца своего или мать свою; таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим», - Матфей ясными глазами взглянул на Учителя. Тот кивнул.
Мария тем временем, не обратив никакого внимания на цитаты евангелиста, продолжила свою мысль:
- Значит, вы считаете себя ближе к Господу, чем святые отцы, так?
От комичности ситуации Петр не выдержал и расхохотался.
- Ну, это уж не мне судить, а Господу, - ответил он, переглянувшись с улыбающимся Иисусом. Мария, не собиравшаяся сдаваться, открыла было рот, чтобы выдать очередную тираду, но Кристина её опередила:
- Так что же вы хотите? - спросила она, пристально глядя на Петра. - Кажется, я свою позицию выразила довольно явно: предательство ему простилось, потому что он в нём раскаялся, а вот самоубийство нет, потому что он покаяться в этом не успел. Хорошо, допустим, вторая цитата, - девушка уважительно глянула на Матфея, - очень к месту. Негоже подменять заповеди Евангелия преданием святых отцов. Но всё равно, - Кристина сжала виски пальцами, - всё равно. Да, заповедь о любви я помню, об осуждении, ладно. Но неужели вы думаете, что Бог может вот так запросто простить кому угодно что угодно?
И тут раздался тихий, светлый и удивительно властный голос:
- Пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы.
Все обернулись к Иисусу. Он смотрел на Кристину так, словно в эту минуту не существовало больше ничего и никого - только Он, она и эти слова из всё того же Евангелия от Матфея. Буквально пара секунд - и девушка одними губами произнесла:
- Господи…
В тот же миг апостолы с некоторым удивлением обнаружили, что они на Невском проспекте возле Гостиного двора. Иисус стоял, сцепив за спиной руки, и с улыбкой рассматривал крест католической церкви.
- Она Тебя узнала? - немного хрипло спросил Иуда. Иисус обернулся на ученика, всё так же улыбаясь, и кивнул.
- И тебя тоже.
- Значит, она поняла?.. - с надеждой спросил Андрей.
Учитель снова перевёл взгляд на крест собора. Помолчав, Он ответил:
- Иначе бы не узнала.
Потом посмотрел в сторону Московского вокзала.
- Пойдём дальше. Есть ещё пара мест, куда нам с вами непременно надо заглянуть.
На площади Восстания свернув на Гончарную улицу, компания неспешно двигалась по направлению к Лавре. Иисус задумчиво разглядывал окружающие дома, всего в двух шагах от Невского, а настолько более запущенные и… живые, что ли. По правую руку от них появилась кондитерская. Краем глаза Иисус уловил, что Пётр, оглянувшись на Искариота, остановился и, порывшись в карманах, извлёк всё ту же связку всех ключей. Уже через пару минут он исподтишка кормил нанервничавшегося друга чем-то донельзя шоколадным.
- Не-для-моих-нервов, - делая паузу после каждого слова изрёк Иуда.
- Солнышко, у тебя нервы уже давно в порядке, - заметил Иисус. Ученик покачал головой.
- Я тоже так думал.
Впереди показался ранний (или поздний?) прохожий. Одет этот прохожий был так же помято, как выглядел сам. Более того, он довольно громко беседовал с невидимым спутником.
- А она мне потом ещё и по шее врезала! Нет, ну ты представляешь?? И это все за то, что я тебя вижу, а она нет!
Иоанн с любопытством осмотрел встречного и вдруг усмехнулся, указав брату на что-то.
- Что там? - спросил Варфоломей, которому было не видно, у Иакова.
- А это он до зелёных чертей допился, - хитро сощурившись, ответил тот. - Вон, видишь, на левом плече?
Варфоломей прищурился и действительно увидел, что на левом плече перестаравшегося мужчины сидит зелёненький маленький чертик. Сидит и болтает ногами. Кивает на вопросы, хихикает и похрюкивает. Вдруг он занервничал и отвел глаза от своей «лошадки», на которой ехал. И увидел их.
- Это просто неслыханно! Мне! Да кто она такая! Да… Эй, КУДА?!
Пешеход остановился, озадаченно глядя на собственное плечо.
- Что, милый, потерял что-то? - спросил Иуда, подходя к нему.
- Ага, - пьяненький не сводил взгляда со своего плеча. - Вот тут только что чёрт сидел. Зелёный.
- А что, тебе его не хватает? - задушевно спросил Искариот.
- Да не то чтобы… - задумчиво протянул собеседник. - Просто поговорить хотелось. Душу излить. Он внимательный такой был. Слушал, - он перевёл взгляд на Иуду. - Хотя ты тоже вроде собеседник хоть куда.
Наблюдавшие за этой беседой апостолы подвинулись ближе. Иисус остался стоять на противоположной стороне.
- Дааа, я собеседник тот ещё, - согласился Искариот. - Ты, милый, вот что, - сказал он, хлопнув пьяненького по левому плечу, - иди-ка домой.
- Не могууу, - приуныл тот. - Меня жена не пускает. Сказала: «Допился до зелёных чертей». А что я, виноват что ли, что он тута вот уселся? - он кивнул на руку, лежащую на плече. Иуда тактично решил умолчать, кто и в чем виноват.
- Ну не век же она тебя пускать не будет. Приди, скажи: «Дурак я был», - она и пустит.
Пьяненький хмуро задумался.
- Что, прямо так и сказать?
Иуда кивнул.
- Эээх! Была-не была! - развернувшись на 180 градусов, да так, что Искариоту пришлось его поддерживать, дабы не упал, собеседник устремился по Гончарной улице с внушительной скоростью и через минуту пропал из виду.
- Что он отмечал, интересно, так интенсивно, - задумчиво спросил Матфей.
- Именины, - ответил Иисус.
- Свои?
- Жены.
- Однако!
Громкое «тыдыщ» нарушило тишину белой ночи. Петр и Искариот, успевший уже догнать друга, виновато пытались изобразить, что это не они вовсе. Дверь во двор-колодец уныло лежала на есфальте.
- Слушайте, ну как дети малые! - Иисус наклонил голову на бок и посмотрел на апостолов взглядом: «Вы-когда-нибудь-повзрослеете?» - Что вас туда потянуло?
- Ну… я случайно к ней прислонился, она открылась… - сказал Пётр, пытаясь спрятаться за лежащим на земле кирпичом. - Мы решили посмотреть, что там…
- Она открылась чуть сильнее. Плашмя, - закончил печальную повесть Иуда.
Иисус вздохнул. Потом вопросительно глянул на провинившихся.
- И чего вы стоите? Взрослые мальчики уже, давайте, взяли дверь и вернули на место. Ещё не хватало, чтобы вы этот город разрушили. И так его приходится постоянно спасать: то от наводнений, то от сырости, то от глупости.
Довольные, что легко отделались, апостолы подняли дверь, по пути обнаружив, что отлетевшие при падении двери петли на месте.
To be continued...