(no subject)
Кони Клодта сорвались и помчались по Фонтанке,
А за ними, как на танке, будто так скакал всю жизнь,
Медный всадник, без дороги, руша здания в труху
Молодой, веселый, строгий, с легким жжением в паху.
Боем радостной подковы, цветом бронзы голубой,
Высекают искры, словом, вдрызг довольные собой!
Разудалые гусары, седла, пасти, удила,
Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, в чем маманя родила!
По весне, по холодочку, рубят, стервы, напролом,
Каждым скоком ставят точку, подводя к итогу дом.
Эк, родимые, резвятся! Эк, свистят, не слыша зла,
Сколько можно, братцы, мчаться? Вкруг все пепел и зола.
Подытожили устало, намочив коням хвоста:
Кроме клодских пьедесталов, да Московского вокзала
Кирпичи и пустота.
Вдрызг, в ничто святые храмы, сфинксов нет, и нет людей
Есть Нева, и эти хамы, поперек плывут по ней.
Охлаждаются, заразы. Завтра долгий, долгий день.
И всплывает, видный глазу, Град за ними по воде.
А за ними, как на танке, будто так скакал всю жизнь,
Медный всадник, без дороги, руша здания в труху
Молодой, веселый, строгий, с легким жжением в паху.
Боем радостной подковы, цветом бронзы голубой,
Высекают искры, словом, вдрызг довольные собой!
Разудалые гусары, седла, пасти, удила,
Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, в чем маманя родила!
По весне, по холодочку, рубят, стервы, напролом,
Каждым скоком ставят точку, подводя к итогу дом.
Эк, родимые, резвятся! Эк, свистят, не слыша зла,
Сколько можно, братцы, мчаться? Вкруг все пепел и зола.
Подытожили устало, намочив коням хвоста:
Кроме клодских пьедесталов, да Московского вокзала
Кирпичи и пустота.
Вдрызг, в ничто святые храмы, сфинксов нет, и нет людей
Есть Нева, и эти хамы, поперек плывут по ней.
Охлаждаются, заразы. Завтра долгий, долгий день.
И всплывает, видный глазу, Град за ними по воде.