(no subject)

[odl]

подтаявший вечер под ноги ложится,
сжимает в обьятьях холодную землю,
и мы, по асфальту осенней столицы,
идём, словно дремлем, идём словно дремлем,
под ласковым взглядом зверей стоп-сигналов,
по гладкой от времени уличной нити,
минуты проходят, до грустного мало,
и не удержать их, и не уловить их.

а в небе звездой загораются слёзы,
и руку не греет в любимой ладони,
такие привычные метоморфозы,
мой друг посторонний, мой друг посторонний,
так было всё очень похоже в начале,
и грязные улицы, и светофоры,
и двери всё те же, всё теми ключами,
и тихие споры, безмолвные споры,
и взгляды прохожих, туман равнодушный,
и вечный цейтнот, недолёт и разруха,
и плечи торгующих, грязных старушек
присыпаных снега мерцающим пухом.

лежат заскорузлые пальцы традиций
на струнах затёртых и между ладами
и, вместо того, чтоб друг другу присниться
мы вновь опадаем, мы вновь опадаем,
и в этом калечном, растянутом блюзе
пульсирует, катится пленная нота,
и вновь на шнурочке качается грузик,
чтоб выверить что-то, отмерить чтоб что-то.
у входа в метро без прощаний расстаться,
и выйти из круга, где каждый был лишним,
лишь там, под землёй, в сердце каменном станций
услышать: мы дышим, мы дышим, мы дышим.