О неизбывной полноте русского языка
Еще одна байка из юности.
Служба на гидрографическом судне была, пожалуй, одной из интересных историй в моей жизни - по крайней мере те сенсорные впечатления, которые случались иногда сплошной чередой - до сих пор живут яркими слепками памяти - начиная от сбора бакланьих яиц на отвесных скалах птичьего базара для организации сбалансированного питания экипажа, и заканчивая мандражом, который возникает у гражданского человека, когда он видит останки, которые только что были человеком, которого ты видел два часа назад, и которым только что закусил белый медведь.
Однажды, после досрочного выполнения задания нам повезло - мы должны были болтаться по побережью месяц до Нового Года и еще месяц после, но ударным трудом весь план был выполнен - все буи спущены - все створные знаки обслужены - и нам дали «зеленую линию» на досрочный возврат на базу.
К причалу мы подошли 31 декабря примерно в 23-00.
Мне, как судовому электрику, надлежало выпростать кишку судового кабеля для подключения к береговому питания - проверить совпадения фаз - перевести питание на берег - после доложить стармеху, и уже совместно заглушать судовые генераторы.
Только после этой процедуры снимался режим «по местам стоять - со швартовых сниматься» - и экипаж мог покинуть судно, согласно штатного расписания.
Последний катер в Мурманск отходил примерно 23-30 - у меня на все процедуры было минут 15 - причем стармех громкогласно пожелал мне лучше заранее утопиться, если он не встретит Новый года дома...
Подключив кабель, с ужасом обнаруживаю, что на одной из подводящих клемм, после опускания щитка-переключателя - нет одной фазы - разошлись «усы» контактов.
Исправить это можно только обесточив весь щит от береговой станции питания, доступа к которой у меня нет.
Делать нечего. Беру мегаомметр - проверяю диэлектрические коврики, перчатки, резиновые чуни, плоскогубцы - далее иду к береговому щиту и с ухнувшим в пятки сердцем обжимаю подводящие контакты вручную - предварительно постелив с пяток ковриков на снег - одев бахилы и три пары перчаток.
Был отлив. Пароход ушел метра на три ниже края пирса - с ночного неба, подсвеченного бюрюзовыми сполохами Северного сияния сыпались крупные снежинки, а я сидел на отвальном брусе пирса и курил сигарету, свесив ноги в темную чернь вод Кольского залива.
Было хорошо - ты только что прошел тест на «профессиональный кретинизм» - и остался жив - и эта жизнь плескалась внутри полным спокойствием и умиротворением.
Первым кандидатом на посещение новогоднего праздника оказался второй помощник капитана по кличке «Конь» - это был юноша с характерным лошадиным вытянутым лицом, который часто не к месту производил звуки, именующимися смехом - похожие на ржание - за что вполне заслуженно и получил такое говорящее «погоняло».
И вот товарищ Конь - в дорогой фирменной дубленке - пыжиковой шапке и с дипломатом в руке мгновенно взмывает по трапу на трехметровую высоту и на последней ступеньки неловкой взмахивает руками и летит плашмя спиной на припорошенную снегом палубу - пыжиковая шапка отлетает к метле матроса Васильева - дипломат раскрывается и из него стайкой выпадают какие то листочки белой бумаги...
Я смотрю с высоты своего положения на крестом приземлившегося Коня, который мечтательно смотря в звездное небо и произносит: - Нуебтать!
Матрос Васильев в это время, меланхолично помахивая метлой по палубе - не отрываясь от своего дела - так же меланхолично замечает: - Ахулиж!
И всем участникам этой пьесы понятна семантика возникшей ситуации:
Второй помощник Конь: - Ну как же так? Почему не закрепили трап? Я же чуть не сломал себе шею?
Матрос Васильев: - А вот не нужно так торопиться! Ну да - я еще не успел закрепить трап, но это и не моя работы была - спрашивайте с матроса Величко - это его обязанность.