«Стивен Кинг - детский писатель»: чуть больше, чем литературный оксюморон.
В 2003 г. Стивен Кинг стал лауреатом премии Национального книжного фонда США «За вклад в развитие литературы». Изменил ли этот факт что-нибудь для читающей публики? Постоянные читатели все так же верны мастеру, литературные снобы все так же презрительно морщатся, а немногочисленное племя исследователей вынуждено все так же оправдываться в выборе предмета своих научных изысканий. Путь литературного признания писателя легко проследить по книжным полкам. Для Кинга все началось с публикаций в мужских журналах. Потом были романы в мягкой обложке, украшенной скалящимися мертвяками. Затем уже в твердом переплете, но аналогичной тематики. И вот, наконец, стали появляться увесистые тома в солидном оформлении (в России - совместное издание АСТ и Азбука-классика), явно нацеленные не на любителей трэша, а на читателя интеллектуального и вдумчивого.
Введите содержимое врезкиНе так просто разглядеть в монументальной фигуре «короля ужасов», придуманной издателями и киношниками (хотя автор, чего греха таить, очень любит временами им подыграть) того Кинга, которого знает и любит постоянный читатель - знатока психологии, талантливого рассказчика, вдумчивого художника, неоднозначного, умного и печального мастера XX века, наследующего готические традиции прошлого. Несмотря на жесткие рамки «низкого жанра» и ориентацию на коммерческий успех, произведения Кинга не являются третьесортным чтивом: они дают богатую пищу для литературоведческого анализа.
Вероятно, этой пресловутой «королевской» репутацией-ярлычком и спецификой жанра объясняется такое подчеркнутое равнодушие исследователей к одному из магистральных направлений его творчества - теме ребенка и детства. Трудно не заметить, что в доброй половине романов Кинга важные роли играют герои, не перешагнувшие через свое совершеннолетие. И это не считая произведений, написанных непосредственно для детей (сказка «Глаза Дракона», которую Кинг писал для своей дочери) или целиком посвященных исследованию проблематики детства. В этих историях о детстве и юности («Оно», «Сердца в Атлантиде», «Тело», «Последняя перекладина» и др.) Кинг раскрывается как чуткий лирик, текст наполняется ностальгией, романтикой и грустью, а «ужасное» отступает на второй план.
Собранное из пряток, карамелек, ссадин на коленках и школьных звонков, детство вдруг обретает трехмерность и на деле оказывается настоящим параллельным миром с собственным временем, географией, живущим по собственным законам, отличным от законов «реального», взрослого мира. Дети наделены силой и свободой - силой веры, свободой неискушенности. Невозможно не любоваться этими бесстрашными детьми. Восьмилетняя Китти («Последняя перекладина») с голубыми глазами и золотыми косичками ласточкой ныряет с многометровой высоты амбара в стог сена, не колеблясь ни секунды. Одиннадцатилетний Билл гонит вниз по улице на огромном велосипеде, ртутной каплей ныряет в потоке автомобилей, даже не думая, что из-за поворота кто-то может вывернуть навстречу. Кинговские дети «а-моральны», то есть они по ту сторону законов взрослого мира, но автору (и читателю) не приходит в голову осуждать их за то, как беззаботно рискуют они своей жизнью, как смеясь дают друг другу прозвища, оскорбительные для любого взрослого, как, наконец, однажды, любопытства ради, отправляются в путь, чтобы посмотреть на труп ровесника, сбитого поездом («Тело»). Все это - проявления свободы недоступной взрослым, променявшим эту свободу на знание. Зная, что может ждать тебя за поворотом, ты благоразумно придержишь шаг и, возможно, убережешь себя от пары ссадин, но зато и не испытаешь этого искреннего ликующего восторга.
Кинг смотрит на детей не с умилением и снисхождением, свойственным взрослым, но с искренним восхищением. Его дети - не милые желторотые «птенцы», но идеальные существа, такие, каким должно быть человеку вообще. Ребенок - некая нравственная константа, относительно которой оценивается весь мир, зачастую оказываясь недостойным - мелочным, низким, нелепым и блеклым миром обмана и самообмана. Детям дана сила его изменить, только они о ней не знают. И вот грустная ирония - вырастая, ребенок незаметно для себя становится частью этого некогда пугавшего его абсурдного взрослого мира.
Дети взрослеют - в этом закон жизни и ее трагедия. Взросление у Кинга происходит мгновенно, и эта метаморфоза носит отпечаток катастрофичности. На страницах его произведений - потрясенные дети в миг ужасающего озарения разглядевшие пропасть между тем, кем они были и тем, кем им предстоит стать. Дети, вдруг понимают, что в действительности значит быть взрослым. Человек не помнит момента своего рождения, не должен он помнить и момента перехода из юности в зрелость - это таинство, проникнув в которое человек платит высокую цену. Бобби Гарфилду («Сердца в Атлантиде») в один день - «омерзительный четверг» - открывается вся неприглядная правда человеческой натуры. Он не только узнает правду о матери - она упряма, самодовольна, скупа, любит деньги больше, чем сына и не желает признать ничьей правоты, кроме собственной - но еще и оказывается способным понять ее. Для сына Лиз Гарфилд - слабая, запутавшаяся женщина, которая просто мечтала о лучшем. Более того, Бобби в мучительном откровении находит семена зла в себе самом - уже проросшими, пустившими корни. Он просто не может последовать благородному порыву и отправиться с другом в мистическую тюрьму в ином мире - животный страх за собственную жизнь держит его, и Бобби ощущает себя предателем. Юность не идет на компромиссы, не прощает слабостей - в 11 лет к нему приходит знание, и это знание - проклятие, ибо у ребенка нет еще мудрости, которая могла бы это знание обуздать, примирить противоречие между должным и сущим. В свете этого непрошенного открытия вся упорядоченность мира кажется ненадежной и бессмысленной. В этот момент ломается вся жизнь героя: талантливый мальчик с «рисковыми рыжими волосами» превращается в малолетнего преступника.
Его подруга Кэрол в этот же день сталкивается с проявлением самой дикой, темной, безумной части человеческой природы. Трое знакомых мальчишек калечат ее бейсбольной битой («сначала это была шутка… а потом уже нет»). Бобби спасает ее в тот день, находит в парке с почти выдернутой из плеча рукой, и всю дорогу до дома несет ее на руках - девочку, немного выше и тяжелее него самого. Эти два события впечатываются в ее сознание - бесцельное и безумное зло и человек, который сделал больше, чем действительно мог, чтобы его преодолеть. Она чувствует себя обязанной - не Бобби, но некой высшей силе, мировой гармонии - и спустя годы вступает в борьбу против войны во Вьетнаме. Но во взрослом мире ничто не делится на белое и черное, он лживый и зыбкий, в отличие от мира детства, и благие цели часто оборачиваются во зло. Кэрол из борца за мир незаметно для себя становится террористкой.
Ключевой мотив кинговских произведений о детстве - мотив утраты, сожаления об упущенных возможностях. «Тогда все было в их руках, он твердо знал это. Но дети теряют. У детей скользкие пальцы и дырки в карманах, и они теряют все». (С.Кинг, «Сердца в Атлантиде») В ребенке заключена сила к изменению мира, детство воспринимается как некое мессианство, время силы и свободы. И это смутно чувствует каждый человек на пороге взросления, иными словами - подросток. Здесь Кинг проводит параллель с 1960-70 гг в США. Это было время войны во Вьетнаме и лозунгов «Make love - not war», время солдат и детей цветов, время надежд и разочарований - переходный возраст Америки. Один из героев «Сердец…» говорит: «Нам представлялся случай все изменить. Но мы согласились на джинсы от модельеров, на пару билетов на Мэрайю Кэрри в мюзик-холле, «Титаник» Джеймса Кэмерона и жирное пенсионное обеспечение». «Знаешь, какова цена проданного будущего? Ты не можешь по-настоящему вырваться из прошлого».
Зло у Кинга часто имеет конкретное, реальное воплощение (как же без чудовища в романе ужасов?), но он не сводит борьбу с ним к поединку с армией монстров. Частицы Мирового Зла он видит в безответственной матери, которая зачем-то родила от первого встречного и теперь не любит своего ребенка. В апатичной толстухе, которая постоянно жует какие-то сладости. В учителе, который домогается ученицы. В мелочах, крошечных росточках зла, которые рассеяны повсюду.
Миссия человека - борьба с темной своей стороной, служение свету, мировой гармонии, и больше всего сил для этого у него в юности. Отказавшись от этого пути, человек обречен на горечь бесконечных сожалений. У Кинга есть образы прошедших это испытание, удивительных гармоничных людей, сумевших удержать равновесие между детством и зрелостью (см. «Оно»). Но они скорее исключение, чем правило. Куда чаще появляется образ героя проницательного, с восприимчивой душой, очень автобиографичного, который через всю жизнь проносит в себе семена горечи непрошенного опыта и становится грустным мудрецом.
Кинг не ставит диагнозов, не подписывает приговоров. Глядя на всех этих заплутавших, растерянных, обманутых и напуганных детей, он улыбается чуть грустной улыбкой и на вопрос своей героини: «Ах, Бобби, мы с тобой столько всего напортили, ты и я. Что нам делать?» - он отвечает устами ее сына: «То, что мы сможем». А ниже пишет своей рукой, не доверяя этих слов никому из персонажей: «Мне говорить вам, что с того самого момента все трое жили счастливо? Я этого не скажу, потому что так не бывает. Но счастье у них было. И они жили» («Темная Башня»).
Кинг утверждает высшую ценность жизни, его манифест - жить и делать все, что в твоих силах. Его пронзительные и ностальгические произведения зовут обернуться и отыскать в себе ребенка. Дети знают, что никогда не бывает «слишком поздно», их время - вечность, дети не боятся мечтать - им не причиняли еще боли. Этих детей мы когда-то предали, но они не помнят зла, и все еще способны видеть под маской бессмысленного хаоса взрослого мира гармонию и безмятежность мира детского. И они все еще способны творить добрую магию - магию жизни.
Введите содержимое врезкиНе так просто разглядеть в монументальной фигуре «короля ужасов», придуманной издателями и киношниками (хотя автор, чего греха таить, очень любит временами им подыграть) того Кинга, которого знает и любит постоянный читатель - знатока психологии, талантливого рассказчика, вдумчивого художника, неоднозначного, умного и печального мастера XX века, наследующего готические традиции прошлого. Несмотря на жесткие рамки «низкого жанра» и ориентацию на коммерческий успех, произведения Кинга не являются третьесортным чтивом: они дают богатую пищу для литературоведческого анализа.
Вероятно, этой пресловутой «королевской» репутацией-ярлычком и спецификой жанра объясняется такое подчеркнутое равнодушие исследователей к одному из магистральных направлений его творчества - теме ребенка и детства. Трудно не заметить, что в доброй половине романов Кинга важные роли играют герои, не перешагнувшие через свое совершеннолетие. И это не считая произведений, написанных непосредственно для детей (сказка «Глаза Дракона», которую Кинг писал для своей дочери) или целиком посвященных исследованию проблематики детства. В этих историях о детстве и юности («Оно», «Сердца в Атлантиде», «Тело», «Последняя перекладина» и др.) Кинг раскрывается как чуткий лирик, текст наполняется ностальгией, романтикой и грустью, а «ужасное» отступает на второй план.
Собранное из пряток, карамелек, ссадин на коленках и школьных звонков, детство вдруг обретает трехмерность и на деле оказывается настоящим параллельным миром с собственным временем, географией, живущим по собственным законам, отличным от законов «реального», взрослого мира. Дети наделены силой и свободой - силой веры, свободой неискушенности. Невозможно не любоваться этими бесстрашными детьми. Восьмилетняя Китти («Последняя перекладина») с голубыми глазами и золотыми косичками ласточкой ныряет с многометровой высоты амбара в стог сена, не колеблясь ни секунды. Одиннадцатилетний Билл гонит вниз по улице на огромном велосипеде, ртутной каплей ныряет в потоке автомобилей, даже не думая, что из-за поворота кто-то может вывернуть навстречу. Кинговские дети «а-моральны», то есть они по ту сторону законов взрослого мира, но автору (и читателю) не приходит в голову осуждать их за то, как беззаботно рискуют они своей жизнью, как смеясь дают друг другу прозвища, оскорбительные для любого взрослого, как, наконец, однажды, любопытства ради, отправляются в путь, чтобы посмотреть на труп ровесника, сбитого поездом («Тело»). Все это - проявления свободы недоступной взрослым, променявшим эту свободу на знание. Зная, что может ждать тебя за поворотом, ты благоразумно придержишь шаг и, возможно, убережешь себя от пары ссадин, но зато и не испытаешь этого искреннего ликующего восторга.
Кинг смотрит на детей не с умилением и снисхождением, свойственным взрослым, но с искренним восхищением. Его дети - не милые желторотые «птенцы», но идеальные существа, такие, каким должно быть человеку вообще. Ребенок - некая нравственная константа, относительно которой оценивается весь мир, зачастую оказываясь недостойным - мелочным, низким, нелепым и блеклым миром обмана и самообмана. Детям дана сила его изменить, только они о ней не знают. И вот грустная ирония - вырастая, ребенок незаметно для себя становится частью этого некогда пугавшего его абсурдного взрослого мира.
Дети взрослеют - в этом закон жизни и ее трагедия. Взросление у Кинга происходит мгновенно, и эта метаморфоза носит отпечаток катастрофичности. На страницах его произведений - потрясенные дети в миг ужасающего озарения разглядевшие пропасть между тем, кем они были и тем, кем им предстоит стать. Дети, вдруг понимают, что в действительности значит быть взрослым. Человек не помнит момента своего рождения, не должен он помнить и момента перехода из юности в зрелость - это таинство, проникнув в которое человек платит высокую цену. Бобби Гарфилду («Сердца в Атлантиде») в один день - «омерзительный четверг» - открывается вся неприглядная правда человеческой натуры. Он не только узнает правду о матери - она упряма, самодовольна, скупа, любит деньги больше, чем сына и не желает признать ничьей правоты, кроме собственной - но еще и оказывается способным понять ее. Для сына Лиз Гарфилд - слабая, запутавшаяся женщина, которая просто мечтала о лучшем. Более того, Бобби в мучительном откровении находит семена зла в себе самом - уже проросшими, пустившими корни. Он просто не может последовать благородному порыву и отправиться с другом в мистическую тюрьму в ином мире - животный страх за собственную жизнь держит его, и Бобби ощущает себя предателем. Юность не идет на компромиссы, не прощает слабостей - в 11 лет к нему приходит знание, и это знание - проклятие, ибо у ребенка нет еще мудрости, которая могла бы это знание обуздать, примирить противоречие между должным и сущим. В свете этого непрошенного открытия вся упорядоченность мира кажется ненадежной и бессмысленной. В этот момент ломается вся жизнь героя: талантливый мальчик с «рисковыми рыжими волосами» превращается в малолетнего преступника.
Его подруга Кэрол в этот же день сталкивается с проявлением самой дикой, темной, безумной части человеческой природы. Трое знакомых мальчишек калечат ее бейсбольной битой («сначала это была шутка… а потом уже нет»). Бобби спасает ее в тот день, находит в парке с почти выдернутой из плеча рукой, и всю дорогу до дома несет ее на руках - девочку, немного выше и тяжелее него самого. Эти два события впечатываются в ее сознание - бесцельное и безумное зло и человек, который сделал больше, чем действительно мог, чтобы его преодолеть. Она чувствует себя обязанной - не Бобби, но некой высшей силе, мировой гармонии - и спустя годы вступает в борьбу против войны во Вьетнаме. Но во взрослом мире ничто не делится на белое и черное, он лживый и зыбкий, в отличие от мира детства, и благие цели часто оборачиваются во зло. Кэрол из борца за мир незаметно для себя становится террористкой.
Ключевой мотив кинговских произведений о детстве - мотив утраты, сожаления об упущенных возможностях. «Тогда все было в их руках, он твердо знал это. Но дети теряют. У детей скользкие пальцы и дырки в карманах, и они теряют все». (С.Кинг, «Сердца в Атлантиде») В ребенке заключена сила к изменению мира, детство воспринимается как некое мессианство, время силы и свободы. И это смутно чувствует каждый человек на пороге взросления, иными словами - подросток. Здесь Кинг проводит параллель с 1960-70 гг в США. Это было время войны во Вьетнаме и лозунгов «Make love - not war», время солдат и детей цветов, время надежд и разочарований - переходный возраст Америки. Один из героев «Сердец…» говорит: «Нам представлялся случай все изменить. Но мы согласились на джинсы от модельеров, на пару билетов на Мэрайю Кэрри в мюзик-холле, «Титаник» Джеймса Кэмерона и жирное пенсионное обеспечение». «Знаешь, какова цена проданного будущего? Ты не можешь по-настоящему вырваться из прошлого».
Зло у Кинга часто имеет конкретное, реальное воплощение (как же без чудовища в романе ужасов?), но он не сводит борьбу с ним к поединку с армией монстров. Частицы Мирового Зла он видит в безответственной матери, которая зачем-то родила от первого встречного и теперь не любит своего ребенка. В апатичной толстухе, которая постоянно жует какие-то сладости. В учителе, который домогается ученицы. В мелочах, крошечных росточках зла, которые рассеяны повсюду.
Миссия человека - борьба с темной своей стороной, служение свету, мировой гармонии, и больше всего сил для этого у него в юности. Отказавшись от этого пути, человек обречен на горечь бесконечных сожалений. У Кинга есть образы прошедших это испытание, удивительных гармоничных людей, сумевших удержать равновесие между детством и зрелостью (см. «Оно»). Но они скорее исключение, чем правило. Куда чаще появляется образ героя проницательного, с восприимчивой душой, очень автобиографичного, который через всю жизнь проносит в себе семена горечи непрошенного опыта и становится грустным мудрецом.
Кинг не ставит диагнозов, не подписывает приговоров. Глядя на всех этих заплутавших, растерянных, обманутых и напуганных детей, он улыбается чуть грустной улыбкой и на вопрос своей героини: «Ах, Бобби, мы с тобой столько всего напортили, ты и я. Что нам делать?» - он отвечает устами ее сына: «То, что мы сможем». А ниже пишет своей рукой, не доверяя этих слов никому из персонажей: «Мне говорить вам, что с того самого момента все трое жили счастливо? Я этого не скажу, потому что так не бывает. Но счастье у них было. И они жили» («Темная Башня»).
Кинг утверждает высшую ценность жизни, его манифест - жить и делать все, что в твоих силах. Его пронзительные и ностальгические произведения зовут обернуться и отыскать в себе ребенка. Дети знают, что никогда не бывает «слишком поздно», их время - вечность, дети не боятся мечтать - им не причиняли еще боли. Этих детей мы когда-то предали, но они не помнят зла, и все еще способны видеть под маской бессмысленного хаоса взрослого мира гармонию и безмятежность мира детского. И они все еще способны творить добрую магию - магию жизни.