шаг за шагом мы меняем наш мир...
Оригинал взят у iogannsb в post
Ночью пришла смска от Алисы. Совсем ночью, что ее задержали и она в ОВД.
Часов в одиннадцать, когда мне удалось проснуться, отправила смску, выпустили ли ее уже или нет.
Пришел ответ, что все там же, суд в полпервого.
Я не то, чтобы очень люблю твиттер. Но в последнее время становится очевидно, что без твиттера участвовать в революции будет куда как сложнее.
Часов до двух отслеживала по твиттеру - увлекательное занятие. Прочитала, как Дергачев предполагал, что ему дадут пятнадцать суток, что на рассмотрение Алисиного дела не явились свидетели, поэтому поводу, ей вручили повестку на другое число.
В Москве я была около четырех.
Встретилась с Люсей и мы с ней пошли, по другому не скажешь, по местам боевой славы.
Дошли до памятника Булату Окуджаве. Сели в кафе Му-Му. Салат "Оливье" и кружка морса. Вид на "ОккупайАрбат"
Людей в лагере было совсем мало. Даже как-то рассказывать сначала было неловко, что вот, да, это лагерь. Все были на работе или учебе.
Человек двадцать всего-то и было.
К нам за столик подсела Ирина с сыном.
- Вот, - говорю, Люсе, - Ирина, она уже давно в протестной деятельности. Голодала недавно дней десять в поддержку Шеина.
- Двенадцать, - говорит Ирина. У Ирины сейчас сильно отекли ноги. Я регулярно ей говорю, уже даже неловко, что надо к врачу. Но у нее нет регистрации, так что врач ей не светит. Ирина нам рассказала, что у нее был бизнес в Ханты-Мансийском округе. Дом. В какой-то момент - рейдерский захват бизнеса, дом подожгли, на нее завели уголовное дело. После было еще одно уголовное дело. В итоге, дело она выиграла. Но осталась без всего. Уже восемь лет она с тремя детьми живут как бомжи. Снимают комнату в общежитии.
- Ребенок письмо президенту написал, - говорит Ирина, - что он больше не может жить как бомж. Они даже не ответили.
- Нет, почему же, - говорит Руслан, - ответили, что дело передано в прокуратуру.
В общем, это так занимательно, сидеть в кафе и рассказывать другому человеку разные истории из жизни лагеря.
- Вон там в конце кафе сидят националисты, - говорю я, - а за соседним столиком - их предводитель, очень похож на провокатора. А вы от какого издания? - цепляю я за рукав малчика, проходящего мимо. Когда начинается винтаж, его почти всегда уносят в автозак, а потом выпускают.
- Я админ группы в вконтакте, - говорит он, - где сто семьдесят семь тысяч человек.
- А, - говорю я, - и Марусю Сергееву знаете?
- Конечно, - отвечает.
- А почему вас задерживают, если я видела у вас удостоверение прессы?
- А я его обычно только в автозаке показываю.
- А нам опять автозак подогнали, - говорит Ирина.
- Что такое автозак? - спрашивает Люся.
- Автобус с клеткой внутри, - отвечаю я.
- Специальный транспорт, предназначенный для перевозки преступников, - отвечает Ирина.
- Когда предполагается, что людей, которых будут забирать, немного, подгоняют небольшие автобусы. Когда предполагается большой винтаж, подгоняют огромные грузовики с клетками, - поясняю я.
Еще я ей показываю четырех полицейских, которые прячутся в подворотне.
- Сходим, посмотрим, что около МУРА, - говорю я Ирине, и мы идем на Петровку.
Пешком - минут двадцать от Арбата. И опять-таки прогулка по местам боевой славы. "А у Итар-Тасса ночью винтили, забрали Собчак и Навального, и такой дождь шел. И много еще кого потом забрали, а здесь по бульварам как-то полдня нас теснили".
Где-то на полпути нам на встречу попадается Красовский. Он так важно проходит мимо, не удерживаюсь, кричу вслед: "Антон". Он поворачивается, кивает головой, я даже слегка теряюсь. Раньше это было куда как более дружелюбно, с объятиями.
- Какой надменный молодой человек, - говорит Люся.
- Он возглавлял предвыборный штаб Прохорова, - говорю я Люсе, - и почти все юзерпики его, сделаны мной. Абсолютно даром.
Напротив Мура я вижу человека-велосипеда или бэтмена. Он всегда в оранжевом жилете и с велосипедом.
- О, - говорю я Люсе, - если здесь человек-велосипед, то значит что-то здесь да будет.
Сегодня не мой день. Человек-велосипед то здоровается, то нет, то обнимает при встрече, то нет.
- Привет, - говорю я, - сегодня здесь никого?
- Не знаю, - отвечает он и уже улыбается двум гражданам в штатском.
- Ну вот, сейчас он будет общаться с фсбшниками, - говорю я.
Он работает корреспондентом и знает всех полицейских и фсбшников. И они его тоже. Чаще всего он просто наблюдает за происходящим как настоящий журналист. Но иногда вмешивается в процесс. И на его жилете - куча белых ленточек. А еще мы с ним мыли памятник вместе.
Мы доходим до сада Эрмитаж. Возвращаемся. Я вижу, как за угол быстрым шагом заворачивают рыжие девчонки, которые обычно всегда в лагере. За ними спешат омоновцы.
- Если что, делай вид, что ты не со мной, - говорю я Люсе, - а то у меня удостоверение, а тебя могут забрать.
- За что? - наивно удивляется Люся, - я же просто гуляю.
- Что, за девчонками бегаете? - спрашиваю я омоновцев. Люся уже отошла подальше и курит в ожидании меня.
- А вы опять за сенсацией охотитесь? - спрашивает один из них.
- Почему за сенсацией? Рассказываю про жизнь правдиво. Сегодня расскажу, как омон гонялся за девчонками. Остальных-то уже посадили.
- Как только что-то происходит, - говорит, - так сразу и вы появляетесь со своей камерой. Я вас уже запомнил. У меня память хорошая.
Подходит еще один юноша, который из лагеря.
- Скажите мне, - говорит юноша, - вот я могу здесь гулять?
- Можете, - отвечают омоновцы, - но только лучше бы вы ехали к себе домой и гуляли у себя в районе.
- Это еще почему? - хором спрашиваем мы, - с каких это пор мы не можем гулять у себя по Москве.
- Можете, гуляйте себе, - отвечают они.
- А зачем вы сейчас девчонок гоняли?
- Потому что не надо закон нарушать, - отвечают.
- Простите, а какой закон они нарушили? Какой закон вчера нарушили люди, которые сидели около МУРа, которых арестовали? Десять человек арестовали, между прочим. Или вот знакомого арестовали на пешеходном переходе без светофора и написали, что он переходил дорогу в неположенном месте. Какой закон нарушили они все?
- Просто не надо нарушать закон, - повторяют они.
А я им рассказываю про Юлю, которой сломали два ребра за просто так. И один вдруг говорит:
- Какой кошмар.
Мы возвращаемся обратно на Абрат. Ирина говорила, что около семи должен приехать Удальцов с напечатанными листовками. По дороге Люся спрашивает, почему надо устраивать весь этот бред, почему нельзя не обращать внимание на людей с белыми ленточками, почему нельзя выдать Ирине жилье, как это полагается по закону. И еще много разных почему, на которые я могу ответить только одно - у нас такая страна. Я и сама, кстати, не знаю ответа на эти вопросы.
На Арбате гораздо больше людей чем было днем. Но, на самом деле, не так уж и много. Мне даже слегка обидно. Вот приводишь человека, показать что мы есть и существуем, а там совсем нас мало. Человек сто пятьдесят.
Уже подвезли листовки и наклейки, касающиеся 12 июня и раздают. Полицейские тоже взяли листовку, стоят, изучают. Майор сегодня в штатском. Здороваюсь со всеми. Рассказываю Люсе про всех.
Подхожу к знакомому, который с айпадом. И мы вместе смотрим в твиттере, что, где происходит.
- Дергачеву дали пять суток, - читает он.
- Вау, - радуюсь я, - пять суток. Здорово все-таки.
- Ты что, - осуждающе смотрит он на меня, - ему пять суток дали!
- С утра Дергачев ожидал пятнадцать, - объясняю я, - относительно пятнадцати - пять - это такая ерунда. Правда, - дожили, радоваться, что человеку ни за что дали пять суток, а не пятнадцать. Свидетель из центра Э давал показания, что Дергачев мешал проходу в МУР, сидел на проходе.
Еще мы обнимаемся с гражданином по имени Спартак, про которого в вконтакте написали, что дружинники, которые все националисты, выгнали его из дружины, потому что он - провокатор и нашист. Но он все равно в лагере постоянно. А в провокациях все друг друга постоянно подозревают.
Знакомая женщина, которая еще на Чистых прудах вела со всеми миссионерские беседы, неизменно заканчивающиеся - Раз Путин не против Бога, давайте прекратим ваш протест, чтобы не тратить силы на всякую ерунду. Богу неугоден ваш протест", теперь постоянно в лагере на Арбате. Только ее лицо слегка смягчилось и, мне кажется, она уже не столь категорична.
К нам подходит девушка, говорит, что она с немецкого телевидения, и они с оператором хотят снимать сюжет о лагере, только не могут найти никого, кто бы дал им внятные пояснения о том, что происходит, какие протестные требования.
Рассказываю ей, что все арестованы на данный момент, из тех, кто мог бы внятно рассказать. А те, кто не арестован заняты вытаскиванием арестованных. И что надо просто отслеживать твиттеры некоторых активистов, чтобы понять, когда приезжать на Арбат.
Около восьми мы собираемся уходить. По пути встречаем Юлю, которая еле ковыляет, держась за своего мужа.
- Ты как? - спрашиваю.
- Нормально отвечает, я ненадолго из больницы, хочу ребят увидеть, - говорит она. Выглядит так себе, конечно. Я думаю, что сейчас на нее наткнется товарищ майор в штатском и скажет, что Юля точно притворялась, что ее омоновец избил. Сразу вспомнилось, как примерно в таком же возрасте ушла из больницы, потому что невозможно там было лежать.
Потом я еще рассказываю Люсе о том, что, на самом деле, нас намного больше, и сегодня просто такой день, когда было совсем мало людей, и выборка маленькая. Что кого среди нас только нет, и режиссеров, и бюджетников, кинологов, художников и много кого еще. И как бы там ни было, как бы кто не говорил, что это такие смешные люди с белыми ленточками, но даже одно то, что на крошечном пятачке умудряются находиться одновременно националисты и геи, люди из разных социальных слоев - даже ради этого одного стоило появиться этому лагерю, и шаг за шагом мы меняем наш мир.
И я уже почти доехала домой, около десяти, как пришла смска от Алисы: “Ура”. Что значило, что наконец-то она вышла из суда.
- Выспись сегодня - пишу я ей.
- Нет, отмечать сейчас будем, - отвечает. Первый Алисин винтаж, закончившийся пока еще хорошо.
Ночью пришла смска от Алисы. Совсем ночью, что ее задержали и она в ОВД.
Часов в одиннадцать, когда мне удалось проснуться, отправила смску, выпустили ли ее уже или нет.
Пришел ответ, что все там же, суд в полпервого.
Я не то, чтобы очень люблю твиттер. Но в последнее время становится очевидно, что без твиттера участвовать в революции будет куда как сложнее.
Часов до двух отслеживала по твиттеру - увлекательное занятие. Прочитала, как Дергачев предполагал, что ему дадут пятнадцать суток, что на рассмотрение Алисиного дела не явились свидетели, поэтому поводу, ей вручили повестку на другое число.
В Москве я была около четырех.
Встретилась с Люсей и мы с ней пошли, по другому не скажешь, по местам боевой славы.
Дошли до памятника Булату Окуджаве. Сели в кафе Му-Му. Салат "Оливье" и кружка морса. Вид на "ОккупайАрбат"
Людей в лагере было совсем мало. Даже как-то рассказывать сначала было неловко, что вот, да, это лагерь. Все были на работе или учебе.
Человек двадцать всего-то и было.
К нам за столик подсела Ирина с сыном.
- Вот, - говорю, Люсе, - Ирина, она уже давно в протестной деятельности. Голодала недавно дней десять в поддержку Шеина.
- Двенадцать, - говорит Ирина. У Ирины сейчас сильно отекли ноги. Я регулярно ей говорю, уже даже неловко, что надо к врачу. Но у нее нет регистрации, так что врач ей не светит. Ирина нам рассказала, что у нее был бизнес в Ханты-Мансийском округе. Дом. В какой-то момент - рейдерский захват бизнеса, дом подожгли, на нее завели уголовное дело. После было еще одно уголовное дело. В итоге, дело она выиграла. Но осталась без всего. Уже восемь лет она с тремя детьми живут как бомжи. Снимают комнату в общежитии.
- Ребенок письмо президенту написал, - говорит Ирина, - что он больше не может жить как бомж. Они даже не ответили.
- Нет, почему же, - говорит Руслан, - ответили, что дело передано в прокуратуру.
В общем, это так занимательно, сидеть в кафе и рассказывать другому человеку разные истории из жизни лагеря.
- Вон там в конце кафе сидят националисты, - говорю я, - а за соседним столиком - их предводитель, очень похож на провокатора. А вы от какого издания? - цепляю я за рукав малчика, проходящего мимо. Когда начинается винтаж, его почти всегда уносят в автозак, а потом выпускают.
- Я админ группы в вконтакте, - говорит он, - где сто семьдесят семь тысяч человек.
- А, - говорю я, - и Марусю Сергееву знаете?
- Конечно, - отвечает.
- А почему вас задерживают, если я видела у вас удостоверение прессы?
- А я его обычно только в автозаке показываю.
- А нам опять автозак подогнали, - говорит Ирина.
- Что такое автозак? - спрашивает Люся.
- Автобус с клеткой внутри, - отвечаю я.
- Специальный транспорт, предназначенный для перевозки преступников, - отвечает Ирина.
- Когда предполагается, что людей, которых будут забирать, немного, подгоняют небольшие автобусы. Когда предполагается большой винтаж, подгоняют огромные грузовики с клетками, - поясняю я.
Еще я ей показываю четырех полицейских, которые прячутся в подворотне.
- Сходим, посмотрим, что около МУРА, - говорю я Ирине, и мы идем на Петровку.
Пешком - минут двадцать от Арбата. И опять-таки прогулка по местам боевой славы. "А у Итар-Тасса ночью винтили, забрали Собчак и Навального, и такой дождь шел. И много еще кого потом забрали, а здесь по бульварам как-то полдня нас теснили".
Где-то на полпути нам на встречу попадается Красовский. Он так важно проходит мимо, не удерживаюсь, кричу вслед: "Антон". Он поворачивается, кивает головой, я даже слегка теряюсь. Раньше это было куда как более дружелюбно, с объятиями.
- Какой надменный молодой человек, - говорит Люся.
- Он возглавлял предвыборный штаб Прохорова, - говорю я Люсе, - и почти все юзерпики его, сделаны мной. Абсолютно даром.
Напротив Мура я вижу человека-велосипеда или бэтмена. Он всегда в оранжевом жилете и с велосипедом.
- О, - говорю я Люсе, - если здесь человек-велосипед, то значит что-то здесь да будет.
Сегодня не мой день. Человек-велосипед то здоровается, то нет, то обнимает при встрече, то нет.
- Привет, - говорю я, - сегодня здесь никого?
- Не знаю, - отвечает он и уже улыбается двум гражданам в штатском.
- Ну вот, сейчас он будет общаться с фсбшниками, - говорю я.
Он работает корреспондентом и знает всех полицейских и фсбшников. И они его тоже. Чаще всего он просто наблюдает за происходящим как настоящий журналист. Но иногда вмешивается в процесс. И на его жилете - куча белых ленточек. А еще мы с ним мыли памятник вместе.
Мы доходим до сада Эрмитаж. Возвращаемся. Я вижу, как за угол быстрым шагом заворачивают рыжие девчонки, которые обычно всегда в лагере. За ними спешат омоновцы.
- Если что, делай вид, что ты не со мной, - говорю я Люсе, - а то у меня удостоверение, а тебя могут забрать.
- За что? - наивно удивляется Люся, - я же просто гуляю.
- Что, за девчонками бегаете? - спрашиваю я омоновцев. Люся уже отошла подальше и курит в ожидании меня.
- А вы опять за сенсацией охотитесь? - спрашивает один из них.
- Почему за сенсацией? Рассказываю про жизнь правдиво. Сегодня расскажу, как омон гонялся за девчонками. Остальных-то уже посадили.
- Как только что-то происходит, - говорит, - так сразу и вы появляетесь со своей камерой. Я вас уже запомнил. У меня память хорошая.
Подходит еще один юноша, который из лагеря.
- Скажите мне, - говорит юноша, - вот я могу здесь гулять?
- Можете, - отвечают омоновцы, - но только лучше бы вы ехали к себе домой и гуляли у себя в районе.
- Это еще почему? - хором спрашиваем мы, - с каких это пор мы не можем гулять у себя по Москве.
- Можете, гуляйте себе, - отвечают они.
- А зачем вы сейчас девчонок гоняли?
- Потому что не надо закон нарушать, - отвечают.
- Простите, а какой закон они нарушили? Какой закон вчера нарушили люди, которые сидели около МУРа, которых арестовали? Десять человек арестовали, между прочим. Или вот знакомого арестовали на пешеходном переходе без светофора и написали, что он переходил дорогу в неположенном месте. Какой закон нарушили они все?
- Просто не надо нарушать закон, - повторяют они.
А я им рассказываю про Юлю, которой сломали два ребра за просто так. И один вдруг говорит:
- Какой кошмар.
Мы возвращаемся обратно на Абрат. Ирина говорила, что около семи должен приехать Удальцов с напечатанными листовками. По дороге Люся спрашивает, почему надо устраивать весь этот бред, почему нельзя не обращать внимание на людей с белыми ленточками, почему нельзя выдать Ирине жилье, как это полагается по закону. И еще много разных почему, на которые я могу ответить только одно - у нас такая страна. Я и сама, кстати, не знаю ответа на эти вопросы.
На Арбате гораздо больше людей чем было днем. Но, на самом деле, не так уж и много. Мне даже слегка обидно. Вот приводишь человека, показать что мы есть и существуем, а там совсем нас мало. Человек сто пятьдесят.
Уже подвезли листовки и наклейки, касающиеся 12 июня и раздают. Полицейские тоже взяли листовку, стоят, изучают. Майор сегодня в штатском. Здороваюсь со всеми. Рассказываю Люсе про всех.
Подхожу к знакомому, который с айпадом. И мы вместе смотрим в твиттере, что, где происходит.
- Дергачеву дали пять суток, - читает он.
- Вау, - радуюсь я, - пять суток. Здорово все-таки.
- Ты что, - осуждающе смотрит он на меня, - ему пять суток дали!
- С утра Дергачев ожидал пятнадцать, - объясняю я, - относительно пятнадцати - пять - это такая ерунда. Правда, - дожили, радоваться, что человеку ни за что дали пять суток, а не пятнадцать. Свидетель из центра Э давал показания, что Дергачев мешал проходу в МУР, сидел на проходе.
Еще мы обнимаемся с гражданином по имени Спартак, про которого в вконтакте написали, что дружинники, которые все националисты, выгнали его из дружины, потому что он - провокатор и нашист. Но он все равно в лагере постоянно. А в провокациях все друг друга постоянно подозревают.
Знакомая женщина, которая еще на Чистых прудах вела со всеми миссионерские беседы, неизменно заканчивающиеся - Раз Путин не против Бога, давайте прекратим ваш протест, чтобы не тратить силы на всякую ерунду. Богу неугоден ваш протест", теперь постоянно в лагере на Арбате. Только ее лицо слегка смягчилось и, мне кажется, она уже не столь категорична.
К нам подходит девушка, говорит, что она с немецкого телевидения, и они с оператором хотят снимать сюжет о лагере, только не могут найти никого, кто бы дал им внятные пояснения о том, что происходит, какие протестные требования.
Рассказываю ей, что все арестованы на данный момент, из тех, кто мог бы внятно рассказать. А те, кто не арестован заняты вытаскиванием арестованных. И что надо просто отслеживать твиттеры некоторых активистов, чтобы понять, когда приезжать на Арбат.
Около восьми мы собираемся уходить. По пути встречаем Юлю, которая еле ковыляет, держась за своего мужа.
- Ты как? - спрашиваю.
- Нормально отвечает, я ненадолго из больницы, хочу ребят увидеть, - говорит она. Выглядит так себе, конечно. Я думаю, что сейчас на нее наткнется товарищ майор в штатском и скажет, что Юля точно притворялась, что ее омоновец избил. Сразу вспомнилось, как примерно в таком же возрасте ушла из больницы, потому что невозможно там было лежать.
Потом я еще рассказываю Люсе о том, что, на самом деле, нас намного больше, и сегодня просто такой день, когда было совсем мало людей, и выборка маленькая. Что кого среди нас только нет, и режиссеров, и бюджетников, кинологов, художников и много кого еще. И как бы там ни было, как бы кто не говорил, что это такие смешные люди с белыми ленточками, но даже одно то, что на крошечном пятачке умудряются находиться одновременно националисты и геи, люди из разных социальных слоев - даже ради этого одного стоило появиться этому лагерю, и шаг за шагом мы меняем наш мир.
И я уже почти доехала домой, около десяти, как пришла смска от Алисы: “Ура”. Что значило, что наконец-то она вышла из суда.
- Выспись сегодня - пишу я ей.
- Нет, отмечать сейчас будем, - отвечает. Первый Алисин винтаж, закончившийся пока еще хорошо.