Буквы о звуках
Даже странно вспомнить, на чём я начинал слушать музыку. Первым устройством, которое доносило до меня чарующие звуки, был монофонический проигрыватель третьего класса «Юность» - эдакий чемоданчик густо-зелёного цвета, в закрытом виде напоминавший военную радиостанцию. Я крутил на нём винил, какой могла предоставить в моё распоряжение Всесоюзная фирма грамзаписи «Мелодия», единственный в стране лейбл. Почему-то в СССР никого не удивляла ситуация, когда в трёхсотмиллионном государстве есть сотни издательств, десятки киностудий, но всего одна фирма грамзаписи, обладающая абсолютной монополией на выпуск музыки на физических носителях.
Меня резко не устраивали обложки, в которых «Мелодия» предлагала мне потребить свои физические носители. Унылые однотипные изображения газонов и цветников - и ни единой строчки текста. А мне ведь случалось видеть (в гостях у друзей моих родителей), что на Настоящих Западных Пластинках спереди конверта всегда имеется какое-то привлекательное изображение, а сзади написано много слов - и названия треков, и их продолжительность, и список участников записи (с волнующими уточнениями, кто из них на чём в каком треке играл), и название студии, и имя звукоинженера, и много ещё чего, а иногда ещё размещена обстоятельная статья про музыкантов!
Но в магазине, где я примерно два раза в месяц на сэкономленные «деньги от завтраков» покупал так называемые «миньоны», Настоящих Западных Пластинок не было. Были «гиганты» (альбомы, в нынешнем понимании) и «миньоны» - монофонические (не стерео!) пластинки с четырьмя песнями (две с каждой стороны) на 33 1/3 оборота в минуту. И часто на «миньонах» попадалась музыка, которую больше нигде достать было нельзя. Например, на розовеньком «яблоке» было лаконично написано что-нибудь вроде
АНСАМБЛЬ «КРИДЕНС» (США).
Музыка была электризующая, живая, моторная - ну вот как раз такая, какой мне хотелось. Мне совершенно не мешало то, что пластинка была монофоническая, а звук проигрывателя третьего класса «Юность» - громкий, но плоский. Я слышал всё, что мне было нужно. Но на пластинке не было никакой информации, только унылое фото цветника. И я начинал выспрашивать у знакомых, искать какие-то журналы, переснимать какие-то фотографии... И узнавал, что на самом деле АНСАМБЛЬ «КРИДЕНС» называется Creedence Clearwater Revival, и как зовут музыкантов, и откуда они, и когда были сделаны эти записи. Потом я вырезал из ватмана заготовку, окунал перо в тушь и чёрной тушью по ватману каллиграфически исписывал будущую обложку всей информацией, которую мне удалось добыть, пытаясь достичь того же эффекта (волнующе много букв про музыкантов!), что и на Настоящих Западных Пластинках. Потом на переднюю сторону приклеивал мутную, но зато настоящую, переснятую из журнала за тысяча девятьсот семьдесят лохматый год фотографию музыкантов, склеивал клапаны заготовки, и у меня получалась настоящая, почти Настоящая Западная, обложка, только со «статьёй» на русском языке.
Потом появился магнитофон, количество переписанных у друзей записей стало расти в геометрической прогрессии, и к 15-летнему возрасту я уже перестал делать самодельные конверты для пластинок, а найденную информацию о музыкантах стал вписывать, вклеивать или вкладывать (когда вклеивать становилось некуда) в специальную тетрадку. Потом тетрадок стало много, и информацию из экономии времени приходилось уже печатать на механической печатной машинке. Потом рок-музыкантов и бледнолицых битлов постепенно стали сменять джазмены и мастера блюза. Появился виниловый проигрыватель весьма приличного качества (уже не "третьего класса", а "первого"). Потом я стал писать о музыке в журналы и газеты. К этому времени я уже и сам играл музыку, и унылую бас-гитару Musima De Luxe 25 B, сделанную в Германской Демократической Республике и купленную в московском магазине, быстро сменил купленный для меня знакомыми в Париже более профессиональный инструмент южнокорейского производства, а простые фигурации рок-н-ролла - моторные «шагающие» басовые партии блюза. Потом писать о музыке я стал столько, что играть её уже не успевал - прекрасно понимая, что писать у меня получается, в общем, лучше...
Так всё и началось.
Меня резко не устраивали обложки, в которых «Мелодия» предлагала мне потребить свои физические носители. Унылые однотипные изображения газонов и цветников - и ни единой строчки текста. А мне ведь случалось видеть (в гостях у друзей моих родителей), что на Настоящих Западных Пластинках спереди конверта всегда имеется какое-то привлекательное изображение, а сзади написано много слов - и названия треков, и их продолжительность, и список участников записи (с волнующими уточнениями, кто из них на чём в каком треке играл), и название студии, и имя звукоинженера, и много ещё чего, а иногда ещё размещена обстоятельная статья про музыкантов!
Но в магазине, где я примерно два раза в месяц на сэкономленные «деньги от завтраков» покупал так называемые «миньоны», Настоящих Западных Пластинок не было. Были «гиганты» (альбомы, в нынешнем понимании) и «миньоны» - монофонические (не стерео!) пластинки с четырьмя песнями (две с каждой стороны) на 33 1/3 оборота в минуту. И часто на «миньонах» попадалась музыка, которую больше нигде достать было нельзя. Например, на розовеньком «яблоке» было лаконично написано что-нибудь вроде
АНСАМБЛЬ «КРИДЕНС» (США).
Музыка была электризующая, живая, моторная - ну вот как раз такая, какой мне хотелось. Мне совершенно не мешало то, что пластинка была монофоническая, а звук проигрывателя третьего класса «Юность» - громкий, но плоский. Я слышал всё, что мне было нужно. Но на пластинке не было никакой информации, только унылое фото цветника. И я начинал выспрашивать у знакомых, искать какие-то журналы, переснимать какие-то фотографии... И узнавал, что на самом деле АНСАМБЛЬ «КРИДЕНС» называется Creedence Clearwater Revival, и как зовут музыкантов, и откуда они, и когда были сделаны эти записи. Потом я вырезал из ватмана заготовку, окунал перо в тушь и чёрной тушью по ватману каллиграфически исписывал будущую обложку всей информацией, которую мне удалось добыть, пытаясь достичь того же эффекта (волнующе много букв про музыкантов!), что и на Настоящих Западных Пластинках. Потом на переднюю сторону приклеивал мутную, но зато настоящую, переснятую из журнала за тысяча девятьсот семьдесят лохматый год фотографию музыкантов, склеивал клапаны заготовки, и у меня получалась настоящая, почти Настоящая Западная, обложка, только со «статьёй» на русском языке.
Потом появился магнитофон, количество переписанных у друзей записей стало расти в геометрической прогрессии, и к 15-летнему возрасту я уже перестал делать самодельные конверты для пластинок, а найденную информацию о музыкантах стал вписывать, вклеивать или вкладывать (когда вклеивать становилось некуда) в специальную тетрадку. Потом тетрадок стало много, и информацию из экономии времени приходилось уже печатать на механической печатной машинке. Потом рок-музыкантов и бледнолицых битлов постепенно стали сменять джазмены и мастера блюза. Появился виниловый проигрыватель весьма приличного качества (уже не "третьего класса", а "первого"). Потом я стал писать о музыке в журналы и газеты. К этому времени я уже и сам играл музыку, и унылую бас-гитару Musima De Luxe 25 B, сделанную в Германской Демократической Республике и купленную в московском магазине, быстро сменил купленный для меня знакомыми в Париже более профессиональный инструмент южнокорейского производства, а простые фигурации рок-н-ролла - моторные «шагающие» басовые партии блюза. Потом писать о музыке я стал столько, что играть её уже не успевал - прекрасно понимая, что писать у меня получается, в общем, лучше...
Так всё и началось.