А. В. Шотман. Тов. Ленин в подпольи.(июль-октябрь 1917 года).
Оригинал взят у yroslav1985 в А. В. Шотман. Тов. Ленин в подпольи.(июль-октябрь 1917 года).
Вернувшись числа 12-го июля в Питер. я получил приказ ЦК партии переправить т. Ленина в безопасное место. До этого момента я, как и многие другие работники, не знал, что с Лениным, где он, хотя все с беспокойством спрашивали об этом друг друга. Получив столь ответственное поручение и подробное указание, где встретить Ленина, я в тот же вечер поехал по указанному адресу. Уже смеркалось, когда приехал в Сестрорецк. Далеко от станции, на одной из глухих улиц, среди дач, заселенных петербургскими дачниками, разыскал и указанный мне домик товарища Емельянова - сестрорецкого рабочего. Это был одноэтажный, в 3 окна на улицу, домишко. Войдя туда, сообщил хозяйке пароль и спросив «Константина Петровича» (так назывался по паспорту т. Ленин), я присел и огляделся. Домик состоял всего из двух комнат и был битком набит ребятишками. Хозяйка, мать четверых детей, знала, что «Константин Петрович» - Ленин, и, несмотря на огромный риск. которому она подвергалась, укрывая т. Ленина, не выражала ни малейшего волнения, и на, мой вопрос, как его здоровье, весело сообщила, что Владимир Ильич чувствует себя превосходно и на одно лишь жалуется, что газеты приходят неаккуратно.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что Владимира Ильича, ради его безопасности, пришлось переселить в лес, так как тут, по ее словам, его могли бы встретить шпионы, которые шныряют кругом. Так как мне нужно было видеть Владимира Ильича в тот же день во что бы то ни стало,то хозяйка позвала своего сынишку и предложила ему проводить меня на место. Несмотря на поздний час (было около 11 час. вечера), мальчик, лет 12-13, с удовольствием согласился пройдя закоулками до берега залива. мы спустили на воду лодку: я сел за весла, а мальчик за руль, и мы поплыли среди зарослей при лунном свете, к месту жительства тов. Ленина. После путешествия около получаса по заливу и 10-минутной ходьбы среди болотного кустарника, мы подошли к огромному стогу сена, сложенного на прогалине.
После данного мальчиком сигнала, к нам вышло два человека. Было уже темно, и только слабый свет луны осветил закутанные в зимние пальто фигуры; в них я едва узнал Владимира Ильича и Зиновьева. О том, что тов. Зиновьев находится вместе с Лениным. я знал раньше, поэтому не удивился, увидев их вместе. После горячих приветствий, мы уселись у стога сена, и меня засыпали вопросами.
Перед тем, как ехать к тов. Ленину, я зашел в петербургский комитет большевиков. который в то время помещался на Выборгской стороне; там, между прочим, гадали, где находится тов. Ленин. Тогда же, в беседе о дальнейшем развитии революции. тов Лашевич, между прочим, сказал: «Вот, посмотрите, т. Ленин будет в сентябре премьер-министром».
Сидя у стога сена и сообщая Ленину и Зиновьеву петербургские новости, я, между прочим, передал им слова тов. Лашевича, но что тов. Ленин очень спокойно ответил: «В этом ничего нет удивительного».
От такого ответа я, признаться, немного опешил и поглядел на него с изумлением. Заметив мое удивление, Владимир Ильич обстоятельно стал объяснять мне, как пойдет дальнейший ход развития русской революции.
Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но вспоминая беседу на берегу залива у стога сена , я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич еще тогда предвидел. Самый знаменитые брошюры - «К лозунгам» и «Удержат ли большевики государственную власть?» - он писал у стога сена.
Несмотря на июль месяц, ночные болотные испарения давали о себе знать. Я дрожал в своем летнем костюме от пронизывающего холода. Спать легли мы в стоге, где заботливая рука тов. Емельянова устроила нечто вроде спальни. Несмотря на зимнее пальто, которым меня укрывали, и на то, что я лежал в середине между Лениным и Зиновьевым, я долго не мог заснуть от холода.
После этого я в продолжении двух с лишним недель приезжал из Питера через день-два, привозил им провизию, газеты и пр.,организуя в тоже время надежное убежище для более продолжительного и приличного их существования.
При первой же встрече было принято решение переехать в Финляндию, где при помощи финских товарищей можно было устроиться более или менее безопасно и удобно. Затруднения возникли в выборе способа переправы через границу, которая в то время охранялась необычайно тщательно.
Несмотря на то, что со времени перехода Ленина и Зиновьева на нелегальное положение прошло около месяца, газеты продолжали травлю с неослабевающей энергией, и как черносотенные, так и либеральные газетчики с пеною у рта требовали ареста Ленина во что бы то ни стало. Не только контрразведка и уголовные сыщики были поставлены на ноги, но даже собаки, в том числе знаменитая собака-ищейка «Треф», были мобилизованы для поимки Ленина. Но не только охранники и собаки были заняты поисками Ленина, им помогали сотни добровольных сыщиков среди буржуазных обывателей. И, наконец, однажды появилась в газетах заметка, что 50 офицеров «ударного батальона» поклялись найти Ленина или умереть.
Пока охранники, собаки и сыщики были заняты поисками Ленина, а я поисками надежной переправы через границу, сам Ленин был занят работами VI партийного съезда большевиков, которым он руководил из своего, весьма неудобного, убежища. Когда покойный Я. М. Свердлов, председательствовавший на съезде, ставя на голосование резолюции, писанные рукою Ленина, сказал, что, хотя Ленин и возможности лично присутствовать на съезде, но невидимо присутствует и руководит им, то все газеты подняли невероятный вой и с утроенной энергией стали требовать немедленного ареста Ленина. За делегатами съезда была усилена слежка, и мне, как члену съезда, пришлось быть очень осторожным и свои поездки в Сестрорецк обставлять чрезвычайными мерами предосторожности, чтобы не навести шпиков на след.
С переездом в Финляндию надо было торопиться, так как дальнейшее прибывание в болоте становилось опасным. Появлявшиеся время от времени вблизи убежища охотники за дичью могли случайно наткнуться на скрывающихся; сидеть же целые дни внутри стога и выходить только ночью становилось невыносимым. Общая же обстановка и атмосфера, созданная в городе газетной травлей и зловещими слухами, были таковы, что рассчитывать на убежище у прежде сочувствовавшей интеллигенции, имевшей удобные квартиры, не приходилось.
Большинство активных. испытанных партийных работников были или арестованы, или разъехались по постановлению ЦК партии в провинцию. За теми же товарищами, которые остались в Питере на свободе, была установлена тщательная слежка. В выборе людей, помощь которых была необходима, нужно было быть чрезвычайно осторожным, ибо малейшая неосторожность могла привести к аресту, - а арест в то время для тов. Ленина был равносилен почти его убийству со стороны озверевших агентов Керенского.
Все это чрезвычайно затрудняло мою задачу и задерживало переезд. Проектов перехода через границу было несколько.
Каждый проект подвергался тщательному обсуждению и проверке.
Забраковав несколько проектов, мы наконец, решили перейти финляндскую границу пешком, под видом сестрорецких рабочих (многие сестрорецкие рабочие жили на финляндской территории, и для них существовали упрощенные паспорта для перехода границы. Тов. Емельянову было поручено достать у своих тов. по заводу паспорта. Паспорта были получены; нужно было только переменить на них фотографические карточки; тов. Ленин в парике, без усов и бороды был почти неузнаваем, а у тов. Зиновьева к этому времени отросли усы и борода, волосы были острижены, и он был совершенно неузнаваем. Оставалось только сфотографировать их в этом виде, поклеить карточки на паспорта и, под видом рабочих, перейти границу.
Фотограф был найдет, в лице тов. Лещенко, который приехал с аппаратом и снял Ленина и Зиновьева в их «нелегальном виде». Но прежде чем переправиться, решено было проверить, насколько тщательно проверяют пограничники документы. Проверить поручено было мне лично. С этой целью мне пришлось исхлопотать для себя в генеральном штабе Керенского разрешение на право свободного перехода через финляндскую границу, туда и обратно. Как финляндскому гражданину, мне без особых затруднений такое разрешение было выдано. Для большой верности, я решил взять себе помощника. В качестве такового, я пригласил беззаветно преданного революции тов. Э. Рахья, впоследствии знаменитого комиссара финской Красной гвардии. Он исхлопотал себе такое же разрешение в штабе, и мы отправились проверять границу. Перейдя пешком в нескольких местах границу, мы убедились, что этот способ ненадежен, так как при каждом переходе пограничники чуть ли не с лупой просматривали наши документы и чрезвычайно внимательно сличали физиономии с фотографическими карточками. Этот способ перехода был отклонен, и остановились на плане, предложенном мною и тов. Рахья. Наш план заключался в следующем. Ленин поедет в Финляндию на паровозе, в качестве кочегара, а Зиновьев останется в Петербурге, где для него уже приготовлена комната в Лесном, недалеко от ст. «Удельная», Фин. ж. д., в квартире айвазовского рабочего, тов. Э. Кальске. На болоте было решено сначала перебраться на квартиру тов. Кальске, там переночевать и уже оттуда пойти вечером на «Удельную», где тов. Ленин сядет на паровоз. а мы с тов. Рахья в этом же поезде будем сопровождать его на финляндскую территорию до станции «Териоки», где в нескольких верстах от станции приготовлена надежная квартира. Машинист т. Г. Ялава, согласившейся взять к себе на паровоз тов. Ленина, был мне хорошо знаком еще с детства. Когда я ему рассказывал, какому большому подвергается он риску, он с истинно-финским хладнокровием только улыбался и уверял, что «все пойдет очень хорошо».
Когда все было приготовлено и, по нашему мнению, все было в порядке, мы с тов. Рахья поехали в Сестрорецк, чтобы в тот же день вывести т. т. Ленина и Зиновьева из болота. Тов. Емельянов с сыном были уже у стога и укладывали в лодку пальто, одеяла и проч.
Согласно нашему плану, мы с тов. Рахья предлагали добраться до квартиры тов. Кальске таким путем: по Сестрорецкой ж. д. доедем до ст. «Озерки», а оттуда по Выборгскому шоссе или полотну Финляндской ж. д., около шести верст, пройдем пешком до квартиры. Тов. Емельянов предложил другой путь: пройти пешком до ст. «Левашево», а оттуда, поездом по Финск. ж. д., проехать до ст. «Удельная» (от ст. «Удельная» до квартиры около одной версты). После недолгого обсуждения, взвесив за и против, большинством было принято предложение тов. Емельянова.
Наконец вещи уложены, мальчик сел в лодку и поехал домой, а мы, пятеро, побрели вдоль залива, сквозь кустарник, по направлению к Финляндской ж. д.. Идти нужно было верст 10 - 12. Было около девяти с половиной вечера, уже смеркалось. Шли гуськом, молча, тов. Емельянов впереди, как знающий дорогу. Вышли на проселочную дорогу, стало веселей; дорога пошла хорошая; навстречу - ни души. Следом за т. Емельяновым свернули с дороги на тропинку. В одном месте, благодаря темноте, потеряли тропинку, наткнулись на речку, которую перешли вброд, для чего пришлось раздеться. Разыскивая дорогу, попали на болото, обходя которое очутились среди торфяного пожарища. После долгих поисков дороги, окруженные тлеющим в корне кустарником и едким дымом, рискуя ежеминутно провалиться в горящий под ногами торф, набрели на тропинку, которая и вывела нас из пожарища. Чувствуем, что окончательно заблудились. В полной темноте шли ощупью, руководимые т. Емельяновым, который утешал нас тем, что он заблудился здесь в первый раз.
Наконец где-то прогудел паровозный гудок. Т. т. Емельянов и Рахья отправились на разведку, а мы уселись под деревом ждать их возвращения. У меня в кармане было три свежих огурца, но хлеба и соли не догадался захватить. Съели так. Минут через 10-15 вернулись наши разведчики с сообщением, что мы находимся близ ст., «кажется», «Левашево». Надо отдать справедливость Владимиру Ильичу; ругал он нас за плохую организацию пресвирепо. Нужно-де было приобрести карту-трехверстку, почему предварительно не изучили дорогу и пр. За «разведку» тоже досталось: почему «кажется», а не точно узнали, какая станция. Всячески оправдываясь, мы побрели по направлению к станции. Станция оказалась не «Левашево», а «Дибуны», находящаяся всего в 7 верстах от финляндской границы. Положение не из приятных. В лесу мы могли каждую минуту нарваться на разведку пограничной стражи и быть арестованными как подозрительные лица, ибо не будут же порядочные люди шляться в час ночи в стороне от жилых мест около границы. У железнодорожного сторожа узнали, что последний поезд в Питер пойдет в 1 ч. 30 мин. ночи. Оставалось ждать минут 15. В ожидании поезда мы уселись на конце перрона, на противоположной стороне станции, послав тов. Рахья на станцию проверить, на всякий случай, нет ли чего подозрительного. Вернувшись со станции с озабоченным лицом, он сообщил, что там стоит патруль из 10 до зубов вооруженных юнкеров. Дело плохо. Могут подойти, поинтересоваться, что за люди вдруг появились на пустынном перроне. Я предложил т. т. Ленину, Зиновьеву и Рахья уйти под откос, в темноту, а сам с Емельяновым остался сидеть на месте. Не успели они спуститься вниз, как к нам подходит вооруженный винтовкой юнкер и обращается к тов. Емельянову с вопросом, что он тут делает. Так как Емельянов к такому вопросу не был подготовлен, то понес чепуху, которая, по-видимому, юнкера не удовлетворила, так как после фантастических объяснений Емельянова он предложил ему следовать за ним. Моя особа, как более прилично одетая, по-видимому, не возбудила в юнкере подозрений, так как он очень вежливо осведомился, не дачник ли я местный и не жду ли поезда, идущего в Петроград, что я ему тоже очень вежливо ответил утвердительно. Затем он молодцевато звякнул шпорами, повернулся и повел с собой повесившего нос Емельянова. Не успел я очухаться, как подошел поезд. Как же мне быть, думал я, и решил остаться, чтобы завтра, проведя остаток ночи и дня в лесу, увести Ленина и Зиновьева в «Удельное». Только я успел прийти к этому решению, как передо мной появился человек с винтовкой, но на этот раз в форме ученика реального училища, и вежливо, но настойчиво докладывает: «Это - последний поезд, сегодня больше не будет. Вы на этом едете?» Мне ничего больше не оставалось делать, как подняться на площадку вагона, что я и сделал. Все это произошло так неожиданно, что я был буквально ошеломлен, до того ошеломлен, что выскочил из поезда не на ст. «Удельная», где я должен был сойти, чтобы предупредить Кальске о случившемся, а на ст. «Озерки», то есть не доезжая 6 верст. Заметил я свою ошибку только тогда, когда поезд уже ушел. Было уже около трех часов утра, когда я пришел до тов. Кальске. Когда я вошел к нему в комнату, я не верил своим глазам: на полу лежали и, глядя на мою растерявшуюся фигуру, хохотали Ленин, Зиновьев и Рахья. Оказывается, что они, сидя под откосом, видели, как арестовали Емельянова и как меня реалист чуть не штыком подсаживал в вагон. Вместе со мной в поезд сели и они, и, так как они не растерялись, как я, то и доехали спокойно до ст. «Удельная», а пока я плелся с «Озерков», они успели поужинать и уже почти засыпали, когда я пришел...
Теперь предстояло, как можно скорей, предупредить жену тов. Емельянова об аресте ее мужа (на утро, впрочем, его освободили), чтобы она могла скрыть следы пребывания т. т. Ленина и Зиновьева.
Квартиру тов. Емельянова знала тов. Полуян, проживавшая на Петербургской стороне, по Широкой улице. Ее было решено послать с первым утреннем поездом в Сестрорецк.Так как времени терять было нельзя, я, кое-как перекусив, пошел к тов. Полуян. Был уже шестой час, когда я доплелся до ее квартиры. Рассказав, что надо сделать, я поспешил на Выборгскую сторону к машинисту Ялаве, который должен был в этот же день вечером
отвезти Ленина в Финляндию.
В тот же день вечером, оставив тов. Зиновьева на квартире тов. Кальске, мы втроем направились к станции. С замиранием сердца ждем у перрона прихода поезда. Наконец подходит. На паровозе мелькнула знакомая фигура машиниста, жмем Ильичу руку и направляемся к паровозу. Ильич в парике, бритый, похож на настоящего финна. Вскочив на паровоз и засучив рукава, берет полено, бросает в топку. Все идет хорошо. На каждой остановке мы с тов. Рахья выскакиваем из вагона, наблюдаем за паровозом, - сердце екает. Поезд подходит к Белоострову, предстоит 20-минутная остановка и тщательная проверка документов, а, может быть, и обыск. Едва поезд остановился, находчивый тов. Ялава отцепляет свой паровоз и уводит его куда-то в темноту за станцию, набирать воды. Мы чуть не аплодируем. И пока бывшие жандармы проверяли документы, тов. Ялава где-то «набирал воду». Перед самым третьим звонком подходит паровоз, дает гудок, и минут через 15 мы почти в полной безопасности на финляндской территории. Мы с тов. Рахья спешим к паровозу, радостно жмем руку Ильичу. У станции «Териоки» приготовлены лошади, в четырнадцати верстах квартира.
Оставляя Владимира Ильича на попечение тов.Рахья, я со следующим поездом еду в Гельсингфорс приготовить квартиру и дальнейший переезд по ж. дор. до Гельсингфорса. Посланные на другой день из Гельсингфорса в Териоки два товариша-финна доставили т. Ленина в небольшой город Лахти, находящийся в 130 верстах от Гельсингфорса. При помощи депутата финляндского сейма устраиваю дальнейшую переправу и, наконец встречаю Владимира Ильича в Гельсингфорсе на квартире... гсльсингфорского полицмейстера.
В то время - еще при буржуазном правительстве - социал-демократы при коммунальных выборах, получив большинство голосов, назначили полицмейстером социал-демократа Густава Ровно. Это был петербургский рабочий, ныне финский коммунист, затем при красном правительстве он был начальником милиции гор. Гельсингфорса. Более надежной квартиры нельзя было придумать.
После водворения Владимира Ильича в столь надежное место, я счел свою миссию выполненной. По приезде в Петроград, я получил от ЦК командировку на Урал. По приезде с Урала я застал Владимира Ильича уже в Выборге, а затем, в конце сентября, в Петрограде . С сентября до 24 октября Владимир Ильич непосредственно руководил подготовкой Октябрьской революции.
Когда, наконец, было решено взять государственную власть в руки рабочих, Владимир Ильич 24 октября переехал из Лесного в Смольный. А 25 октября 1917 года Владимир Ильич вновь легализовался, но на этот раз уже в качестве Председателя Совета Народных Комиссаров.
А. В. Шотман «Тов. Ленин в подпольи.(июль-октябрь 1917 года)» // Правда. 6-7 ноября. 1921. №251. С.6. О неточностях приведенных А. В. Шотманом в своих воспоминаниях, можно узнать ознакомившись со статьей доктора исторических наук Е. А. Луцкого «Публикации воспоминаний А. В. Шотмана о последнем подполье В. И. Ленина» ( http://yroslav1985.livejournal.com/158345.html)
Вернувшись числа 12-го июля в Питер. я получил приказ ЦК партии переправить т. Ленина в безопасное место. До этого момента я, как и многие другие работники, не знал, что с Лениным, где он, хотя все с беспокойством спрашивали об этом друг друга. Получив столь ответственное поручение и подробное указание, где встретить Ленина, я в тот же вечер поехал по указанному адресу. Уже смеркалось, когда приехал в Сестрорецк. Далеко от станции, на одной из глухих улиц, среди дач, заселенных петербургскими дачниками, разыскал и указанный мне домик товарища Емельянова - сестрорецкого рабочего. Это был одноэтажный, в 3 окна на улицу, домишко. Войдя туда, сообщил хозяйке пароль и спросив «Константина Петровича» (так назывался по паспорту т. Ленин), я присел и огляделся. Домик состоял всего из двух комнат и был битком набит ребятишками. Хозяйка, мать четверых детей, знала, что «Константин Петрович» - Ленин, и, несмотря на огромный риск. которому она подвергалась, укрывая т. Ленина, не выражала ни малейшего волнения, и на, мой вопрос, как его здоровье, весело сообщила, что Владимир Ильич чувствует себя превосходно и на одно лишь жалуется, что газеты приходят неаккуратно.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что Владимира Ильича, ради его безопасности, пришлось переселить в лес, так как тут, по ее словам, его могли бы встретить шпионы, которые шныряют кругом. Так как мне нужно было видеть Владимира Ильича в тот же день во что бы то ни стало,то хозяйка позвала своего сынишку и предложила ему проводить меня на место. Несмотря на поздний час (было около 11 час. вечера), мальчик, лет 12-13, с удовольствием согласился пройдя закоулками до берега залива. мы спустили на воду лодку: я сел за весла, а мальчик за руль, и мы поплыли среди зарослей при лунном свете, к месту жительства тов. Ленина. После путешествия около получаса по заливу и 10-минутной ходьбы среди болотного кустарника, мы подошли к огромному стогу сена, сложенного на прогалине.
После данного мальчиком сигнала, к нам вышло два человека. Было уже темно, и только слабый свет луны осветил закутанные в зимние пальто фигуры; в них я едва узнал Владимира Ильича и Зиновьева. О том, что тов. Зиновьев находится вместе с Лениным. я знал раньше, поэтому не удивился, увидев их вместе. После горячих приветствий, мы уселись у стога сена, и меня засыпали вопросами.
Перед тем, как ехать к тов. Ленину, я зашел в петербургский комитет большевиков. который в то время помещался на Выборгской стороне; там, между прочим, гадали, где находится тов. Ленин. Тогда же, в беседе о дальнейшем развитии революции. тов Лашевич, между прочим, сказал: «Вот, посмотрите, т. Ленин будет в сентябре премьер-министром».
Сидя у стога сена и сообщая Ленину и Зиновьеву петербургские новости, я, между прочим, передал им слова тов. Лашевича, но что тов. Ленин очень спокойно ответил: «В этом ничего нет удивительного».
От такого ответа я, признаться, немного опешил и поглядел на него с изумлением. Заметив мое удивление, Владимир Ильич обстоятельно стал объяснять мне, как пойдет дальнейший ход развития русской революции.
Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но вспоминая беседу на берегу залива у стога сена , я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич еще тогда предвидел. Самый знаменитые брошюры - «К лозунгам» и «Удержат ли большевики государственную власть?» - он писал у стога сена.
Несмотря на июль месяц, ночные болотные испарения давали о себе знать. Я дрожал в своем летнем костюме от пронизывающего холода. Спать легли мы в стоге, где заботливая рука тов. Емельянова устроила нечто вроде спальни. Несмотря на зимнее пальто, которым меня укрывали, и на то, что я лежал в середине между Лениным и Зиновьевым, я долго не мог заснуть от холода.
После этого я в продолжении двух с лишним недель приезжал из Питера через день-два, привозил им провизию, газеты и пр.,организуя в тоже время надежное убежище для более продолжительного и приличного их существования.
При первой же встрече было принято решение переехать в Финляндию, где при помощи финских товарищей можно было устроиться более или менее безопасно и удобно. Затруднения возникли в выборе способа переправы через границу, которая в то время охранялась необычайно тщательно.
Несмотря на то, что со времени перехода Ленина и Зиновьева на нелегальное положение прошло около месяца, газеты продолжали травлю с неослабевающей энергией, и как черносотенные, так и либеральные газетчики с пеною у рта требовали ареста Ленина во что бы то ни стало. Не только контрразведка и уголовные сыщики были поставлены на ноги, но даже собаки, в том числе знаменитая собака-ищейка «Треф», были мобилизованы для поимки Ленина. Но не только охранники и собаки были заняты поисками Ленина, им помогали сотни добровольных сыщиков среди буржуазных обывателей. И, наконец, однажды появилась в газетах заметка, что 50 офицеров «ударного батальона» поклялись найти Ленина или умереть.
Пока охранники, собаки и сыщики были заняты поисками Ленина, а я поисками надежной переправы через границу, сам Ленин был занят работами VI партийного съезда большевиков, которым он руководил из своего, весьма неудобного, убежища. Когда покойный Я. М. Свердлов, председательствовавший на съезде, ставя на голосование резолюции, писанные рукою Ленина, сказал, что, хотя Ленин и возможности лично присутствовать на съезде, но невидимо присутствует и руководит им, то все газеты подняли невероятный вой и с утроенной энергией стали требовать немедленного ареста Ленина. За делегатами съезда была усилена слежка, и мне, как члену съезда, пришлось быть очень осторожным и свои поездки в Сестрорецк обставлять чрезвычайными мерами предосторожности, чтобы не навести шпиков на след.
С переездом в Финляндию надо было торопиться, так как дальнейшее прибывание в болоте становилось опасным. Появлявшиеся время от времени вблизи убежища охотники за дичью могли случайно наткнуться на скрывающихся; сидеть же целые дни внутри стога и выходить только ночью становилось невыносимым. Общая же обстановка и атмосфера, созданная в городе газетной травлей и зловещими слухами, были таковы, что рассчитывать на убежище у прежде сочувствовавшей интеллигенции, имевшей удобные квартиры, не приходилось.
Большинство активных. испытанных партийных работников были или арестованы, или разъехались по постановлению ЦК партии в провинцию. За теми же товарищами, которые остались в Питере на свободе, была установлена тщательная слежка. В выборе людей, помощь которых была необходима, нужно было быть чрезвычайно осторожным, ибо малейшая неосторожность могла привести к аресту, - а арест в то время для тов. Ленина был равносилен почти его убийству со стороны озверевших агентов Керенского.
Все это чрезвычайно затрудняло мою задачу и задерживало переезд. Проектов перехода через границу было несколько.
Каждый проект подвергался тщательному обсуждению и проверке.
Забраковав несколько проектов, мы наконец, решили перейти финляндскую границу пешком, под видом сестрорецких рабочих (многие сестрорецкие рабочие жили на финляндской территории, и для них существовали упрощенные паспорта для перехода границы. Тов. Емельянову было поручено достать у своих тов. по заводу паспорта. Паспорта были получены; нужно было только переменить на них фотографические карточки; тов. Ленин в парике, без усов и бороды был почти неузнаваем, а у тов. Зиновьева к этому времени отросли усы и борода, волосы были острижены, и он был совершенно неузнаваем. Оставалось только сфотографировать их в этом виде, поклеить карточки на паспорта и, под видом рабочих, перейти границу.
Фотограф был найдет, в лице тов. Лещенко, который приехал с аппаратом и снял Ленина и Зиновьева в их «нелегальном виде». Но прежде чем переправиться, решено было проверить, насколько тщательно проверяют пограничники документы. Проверить поручено было мне лично. С этой целью мне пришлось исхлопотать для себя в генеральном штабе Керенского разрешение на право свободного перехода через финляндскую границу, туда и обратно. Как финляндскому гражданину, мне без особых затруднений такое разрешение было выдано. Для большой верности, я решил взять себе помощника. В качестве такового, я пригласил беззаветно преданного революции тов. Э. Рахья, впоследствии знаменитого комиссара финской Красной гвардии. Он исхлопотал себе такое же разрешение в штабе, и мы отправились проверять границу. Перейдя пешком в нескольких местах границу, мы убедились, что этот способ ненадежен, так как при каждом переходе пограничники чуть ли не с лупой просматривали наши документы и чрезвычайно внимательно сличали физиономии с фотографическими карточками. Этот способ перехода был отклонен, и остановились на плане, предложенном мною и тов. Рахья. Наш план заключался в следующем. Ленин поедет в Финляндию на паровозе, в качестве кочегара, а Зиновьев останется в Петербурге, где для него уже приготовлена комната в Лесном, недалеко от ст. «Удельная», Фин. ж. д., в квартире айвазовского рабочего, тов. Э. Кальске. На болоте было решено сначала перебраться на квартиру тов. Кальске, там переночевать и уже оттуда пойти вечером на «Удельную», где тов. Ленин сядет на паровоз. а мы с тов. Рахья в этом же поезде будем сопровождать его на финляндскую территорию до станции «Териоки», где в нескольких верстах от станции приготовлена надежная квартира. Машинист т. Г. Ялава, согласившейся взять к себе на паровоз тов. Ленина, был мне хорошо знаком еще с детства. Когда я ему рассказывал, какому большому подвергается он риску, он с истинно-финским хладнокровием только улыбался и уверял, что «все пойдет очень хорошо».
Когда все было приготовлено и, по нашему мнению, все было в порядке, мы с тов. Рахья поехали в Сестрорецк, чтобы в тот же день вывести т. т. Ленина и Зиновьева из болота. Тов. Емельянов с сыном были уже у стога и укладывали в лодку пальто, одеяла и проч.
Согласно нашему плану, мы с тов. Рахья предлагали добраться до квартиры тов. Кальске таким путем: по Сестрорецкой ж. д. доедем до ст. «Озерки», а оттуда по Выборгскому шоссе или полотну Финляндской ж. д., около шести верст, пройдем пешком до квартиры. Тов. Емельянов предложил другой путь: пройти пешком до ст. «Левашево», а оттуда, поездом по Финск. ж. д., проехать до ст. «Удельная» (от ст. «Удельная» до квартиры около одной версты). После недолгого обсуждения, взвесив за и против, большинством было принято предложение тов. Емельянова.
Наконец вещи уложены, мальчик сел в лодку и поехал домой, а мы, пятеро, побрели вдоль залива, сквозь кустарник, по направлению к Финляндской ж. д.. Идти нужно было верст 10 - 12. Было около девяти с половиной вечера, уже смеркалось. Шли гуськом, молча, тов. Емельянов впереди, как знающий дорогу. Вышли на проселочную дорогу, стало веселей; дорога пошла хорошая; навстречу - ни души. Следом за т. Емельяновым свернули с дороги на тропинку. В одном месте, благодаря темноте, потеряли тропинку, наткнулись на речку, которую перешли вброд, для чего пришлось раздеться. Разыскивая дорогу, попали на болото, обходя которое очутились среди торфяного пожарища. После долгих поисков дороги, окруженные тлеющим в корне кустарником и едким дымом, рискуя ежеминутно провалиться в горящий под ногами торф, набрели на тропинку, которая и вывела нас из пожарища. Чувствуем, что окончательно заблудились. В полной темноте шли ощупью, руководимые т. Емельяновым, который утешал нас тем, что он заблудился здесь в первый раз.
Наконец где-то прогудел паровозный гудок. Т. т. Емельянов и Рахья отправились на разведку, а мы уселись под деревом ждать их возвращения. У меня в кармане было три свежих огурца, но хлеба и соли не догадался захватить. Съели так. Минут через 10-15 вернулись наши разведчики с сообщением, что мы находимся близ ст., «кажется», «Левашево». Надо отдать справедливость Владимиру Ильичу; ругал он нас за плохую организацию пресвирепо. Нужно-де было приобрести карту-трехверстку, почему предварительно не изучили дорогу и пр. За «разведку» тоже досталось: почему «кажется», а не точно узнали, какая станция. Всячески оправдываясь, мы побрели по направлению к станции. Станция оказалась не «Левашево», а «Дибуны», находящаяся всего в 7 верстах от финляндской границы. Положение не из приятных. В лесу мы могли каждую минуту нарваться на разведку пограничной стражи и быть арестованными как подозрительные лица, ибо не будут же порядочные люди шляться в час ночи в стороне от жилых мест около границы. У железнодорожного сторожа узнали, что последний поезд в Питер пойдет в 1 ч. 30 мин. ночи. Оставалось ждать минут 15. В ожидании поезда мы уселись на конце перрона, на противоположной стороне станции, послав тов. Рахья на станцию проверить, на всякий случай, нет ли чего подозрительного. Вернувшись со станции с озабоченным лицом, он сообщил, что там стоит патруль из 10 до зубов вооруженных юнкеров. Дело плохо. Могут подойти, поинтересоваться, что за люди вдруг появились на пустынном перроне. Я предложил т. т. Ленину, Зиновьеву и Рахья уйти под откос, в темноту, а сам с Емельяновым остался сидеть на месте. Не успели они спуститься вниз, как к нам подходит вооруженный винтовкой юнкер и обращается к тов. Емельянову с вопросом, что он тут делает. Так как Емельянов к такому вопросу не был подготовлен, то понес чепуху, которая, по-видимому, юнкера не удовлетворила, так как после фантастических объяснений Емельянова он предложил ему следовать за ним. Моя особа, как более прилично одетая, по-видимому, не возбудила в юнкере подозрений, так как он очень вежливо осведомился, не дачник ли я местный и не жду ли поезда, идущего в Петроград, что я ему тоже очень вежливо ответил утвердительно. Затем он молодцевато звякнул шпорами, повернулся и повел с собой повесившего нос Емельянова. Не успел я очухаться, как подошел поезд. Как же мне быть, думал я, и решил остаться, чтобы завтра, проведя остаток ночи и дня в лесу, увести Ленина и Зиновьева в «Удельное». Только я успел прийти к этому решению, как передо мной появился человек с винтовкой, но на этот раз в форме ученика реального училища, и вежливо, но настойчиво докладывает: «Это - последний поезд, сегодня больше не будет. Вы на этом едете?» Мне ничего больше не оставалось делать, как подняться на площадку вагона, что я и сделал. Все это произошло так неожиданно, что я был буквально ошеломлен, до того ошеломлен, что выскочил из поезда не на ст. «Удельная», где я должен был сойти, чтобы предупредить Кальске о случившемся, а на ст. «Озерки», то есть не доезжая 6 верст. Заметил я свою ошибку только тогда, когда поезд уже ушел. Было уже около трех часов утра, когда я пришел до тов. Кальске. Когда я вошел к нему в комнату, я не верил своим глазам: на полу лежали и, глядя на мою растерявшуюся фигуру, хохотали Ленин, Зиновьев и Рахья. Оказывается, что они, сидя под откосом, видели, как арестовали Емельянова и как меня реалист чуть не штыком подсаживал в вагон. Вместе со мной в поезд сели и они, и, так как они не растерялись, как я, то и доехали спокойно до ст. «Удельная», а пока я плелся с «Озерков», они успели поужинать и уже почти засыпали, когда я пришел...
Теперь предстояло, как можно скорей, предупредить жену тов. Емельянова об аресте ее мужа (на утро, впрочем, его освободили), чтобы она могла скрыть следы пребывания т. т. Ленина и Зиновьева.
Квартиру тов. Емельянова знала тов. Полуян, проживавшая на Петербургской стороне, по Широкой улице. Ее было решено послать с первым утреннем поездом в Сестрорецк.Так как времени терять было нельзя, я, кое-как перекусив, пошел к тов. Полуян. Был уже шестой час, когда я доплелся до ее квартиры. Рассказав, что надо сделать, я поспешил на Выборгскую сторону к машинисту Ялаве, который должен был в этот же день вечером
отвезти Ленина в Финляндию.
В тот же день вечером, оставив тов. Зиновьева на квартире тов. Кальске, мы втроем направились к станции. С замиранием сердца ждем у перрона прихода поезда. Наконец подходит. На паровозе мелькнула знакомая фигура машиниста, жмем Ильичу руку и направляемся к паровозу. Ильич в парике, бритый, похож на настоящего финна. Вскочив на паровоз и засучив рукава, берет полено, бросает в топку. Все идет хорошо. На каждой остановке мы с тов. Рахья выскакиваем из вагона, наблюдаем за паровозом, - сердце екает. Поезд подходит к Белоострову, предстоит 20-минутная остановка и тщательная проверка документов, а, может быть, и обыск. Едва поезд остановился, находчивый тов. Ялава отцепляет свой паровоз и уводит его куда-то в темноту за станцию, набирать воды. Мы чуть не аплодируем. И пока бывшие жандармы проверяли документы, тов. Ялава где-то «набирал воду». Перед самым третьим звонком подходит паровоз, дает гудок, и минут через 15 мы почти в полной безопасности на финляндской территории. Мы с тов. Рахья спешим к паровозу, радостно жмем руку Ильичу. У станции «Териоки» приготовлены лошади, в четырнадцати верстах квартира.
Оставляя Владимира Ильича на попечение тов.Рахья, я со следующим поездом еду в Гельсингфорс приготовить квартиру и дальнейший переезд по ж. дор. до Гельсингфорса. Посланные на другой день из Гельсингфорса в Териоки два товариша-финна доставили т. Ленина в небольшой город Лахти, находящийся в 130 верстах от Гельсингфорса. При помощи депутата финляндского сейма устраиваю дальнейшую переправу и, наконец встречаю Владимира Ильича в Гельсингфорсе на квартире... гсльсингфорского полицмейстера.
В то время - еще при буржуазном правительстве - социал-демократы при коммунальных выборах, получив большинство голосов, назначили полицмейстером социал-демократа Густава Ровно. Это был петербургский рабочий, ныне финский коммунист, затем при красном правительстве он был начальником милиции гор. Гельсингфорса. Более надежной квартиры нельзя было придумать.
После водворения Владимира Ильича в столь надежное место, я счел свою миссию выполненной. По приезде в Петроград, я получил от ЦК командировку на Урал. По приезде с Урала я застал Владимира Ильича уже в Выборге, а затем, в конце сентября, в Петрограде . С сентября до 24 октября Владимир Ильич непосредственно руководил подготовкой Октябрьской революции.
Когда, наконец, было решено взять государственную власть в руки рабочих, Владимир Ильич 24 октября переехал из Лесного в Смольный. А 25 октября 1917 года Владимир Ильич вновь легализовался, но на этот раз уже в качестве Председателя Совета Народных Комиссаров.
А. В. Шотман «Тов. Ленин в подпольи.(июль-октябрь 1917 года)» // Правда. 6-7 ноября. 1921. №251. С.6. О неточностях приведенных А. В. Шотманом в своих воспоминаниях, можно узнать ознакомившись со статьей доктора исторических наук Е. А. Луцкого «Публикации воспоминаний А. В. Шотмана о последнем подполье В. И. Ленина» ( http://yroslav1985.livejournal.com/158345.html)