Петербургские Трущобы, Крестовский
"Петербургские трущобы" я тоже перечитала еще летом, но все не доходили руки зарисовать впечатления. Исправляюсь.
Это большой, тяжелый, местами грязный и чернушный двухтомник об изнанке жизни в дореволюционной России. Повествует о жизни нищих, воров и проституток с одной стороны и развращенной золотой молодежи с другой стороны.
То ли автор вдохновлялся "Отверженными", то ли тема назрела и носилась в воздухе, но я даже проверила - книги вышли с разницей всего в четыре года. "Отверженные" - 1862, "Петербургские трущобы" - 1866.
Роман начинается с того, что князю Шадурскому - отвратительному великосветскому бездельнику - подкидывает ребенка соблазненная им девушка.
И тут читателю уже понятно, что автор любит мелодраму и роман местами уходит в мыльную оперу. Тайны, интриги, фантастические совпадения, пропавшие и воскресшие родственники, яды, случайный инцест, трагические смерти, очень запутанный сюжет с множеством линий.
Поругать роман есть за что, но, если честно, я лично считаю, что достоинства романа перевешивают его недостатки.
Герои играют роли из мыльной оперы, но все равно выглядят живыми и вызывают сочувствие. Сюжет запутанный, но увлекательный. Многочисленные отступления и зарисовки из жизни тормозят повествование - но приоткрывают окно в дореволюционную России.
Из одной такой зарисовки я узнала, откуда пошло слово "двурушничать". Оказывается, двурушниками называли нищих, которые изворачивались и просили милостыню двумя руками. Я не знала.
Можно было бы упрекнуть автора, что он очерняет Россию, но нет, я так не думаю. Скорее он следует за европейскими авторами своего времени, возмущается злом и несправедливостью там, где их видит, и требует милосердия к обездоленным.
Если Крестовский очерняет Россию, то не больше, чем Диккенс и Джордж Элиот - Англию, Гюго и Золя - Францию, Гариетт Бичер-Стоун и Драйзер - Америку.
Кстати, в первый раз я читала эту книгу лет в четырнадцать или пятнадцать. Тогда я мало что запомнила, но прививку от хруста французской булки и стойкую неприязнь к сливкам общества получила.
Это большой, тяжелый, местами грязный и чернушный двухтомник об изнанке жизни в дореволюционной России. Повествует о жизни нищих, воров и проституток с одной стороны и развращенной золотой молодежи с другой стороны.
То ли автор вдохновлялся "Отверженными", то ли тема назрела и носилась в воздухе, но я даже проверила - книги вышли с разницей всего в четыре года. "Отверженные" - 1862, "Петербургские трущобы" - 1866.
Роман начинается с того, что князю Шадурскому - отвратительному великосветскому бездельнику - подкидывает ребенка соблазненная им девушка.
И тут читателю уже понятно, что автор любит мелодраму и роман местами уходит в мыльную оперу. Тайны, интриги, фантастические совпадения, пропавшие и воскресшие родственники, яды, случайный инцест, трагические смерти, очень запутанный сюжет с множеством линий.
Поругать роман есть за что, но, если честно, я лично считаю, что достоинства романа перевешивают его недостатки.
Герои играют роли из мыльной оперы, но все равно выглядят живыми и вызывают сочувствие. Сюжет запутанный, но увлекательный. Многочисленные отступления и зарисовки из жизни тормозят повествование - но приоткрывают окно в дореволюционную России.
Из одной такой зарисовки я узнала, откуда пошло слово "двурушничать". Оказывается, двурушниками называли нищих, которые изворачивались и просили милостыню двумя руками. Я не знала.
Можно было бы упрекнуть автора, что он очерняет Россию, но нет, я так не думаю. Скорее он следует за европейскими авторами своего времени, возмущается злом и несправедливостью там, где их видит, и требует милосердия к обездоленным.
Если Крестовский очерняет Россию, то не больше, чем Диккенс и Джордж Элиот - Англию, Гюго и Золя - Францию, Гариетт Бичер-Стоун и Драйзер - Америку.
Кстати, в первый раз я читала эту книгу лет в четырнадцать или пятнадцать. Тогда я мало что запомнила, но прививку от хруста французской булки и стойкую неприязнь к сливкам общества получила.