КТО ТАКИЕ КУЛАКИ
Объяснения крестьян, из сборника крестьянских воспоминаний (Л.Н. Лопатин, "Коллективизация и раскулачивание в воспоминаниях очевидцев", М. 2006):
«Кулаки - это трудовики, а бедняки, в основном, лентяи».
«Село наше было большое. В нем жили разные люди - и богатые, и бедные. Я хорошо помню, что деревенская беднота чаще не богатела именно потому, что предпочитала работе пьянку да болтовню. А работящие - кулаки да середняки - им были не по нутру».
«Раскулачивали более зажиточных, самых работящих. Забирали тех, кто жил хорошо, имел хозяйство».
«Раскулачивали как раз тех, кто всю жизнь на земле работал, добро свое трудом копил, кровавые мозоли с измальства зарабатывал. У них отнимали всё то, что они наживали своим потом и кровью».
«Кулаки помогали бедным работой, хлебом. Поработаешь у них на поле, они тебя напоят, накормят и еще с собой дадут. Мы довольны были. Пойдешь к ним, с радостью встречают. А как иначе? Ведь работник пришёл. Жалко их было, когда раскулачивали. У нас сильно богатых крестьян не было. Не было таких, которые круглый год работников держали. А когда сезон сельхозработ начинался, тогда мы шли к ним в наём. Мы к кулакам относились как к нашим помощникам в жизни. Кулаки - это самые добрые и трудолюбивые люди. За то, что они трудились не покладая рук, их и раскулачили. Среди бедных было много бездельников и подхалимов. Таких власть ценила».
«Отношение односельчан к кулакам было неоднозначным. Работящие люди кулаками их не считали, а бездельники желали, чтобы раскулачивание проходило более жестоко».
«Кулаки - это люди, которые умели работать, они умели посеять и пожать. Не ленились. А лодыри спали до обеда, но хотели жить хорошо. Тех, кто был побогаче, ссылали. Вывозили в лес и как хочешь, так и живи. Многие загинули, замерзли».
«У нас говорили: "Работал много, спал на кулаке, поэтому кулак"».
«До колхозов у нас кулаки, конечно, были. Это была всего одна семья, которая жила в нескольких дворах. Но они не задавались, всегда с нами здоровались. У них были такие же машины, что и у нас в коммуне. Но телеги у них были на железном ходу. Лошади - добротные, породистые. Земли у них было много. Пастбища - отдельные. Они даже молотильную машину себе купили. Для нас это чудо какое-то было. Всей деревней ходили смотреть, как она работает. Мы-то вручную молотили. Потом они за плату для всей деревни молотили. А как колхоз образовали, богатство у них и отобрали. А самих мужиков тут же за деревней расстреляли. Потом их тела в одну яму сбросили и землёй засыпали. А нам сказали, что их богатство на темноте и крови нашей сколочено. Но мы-то знали, что они работали много, вот и разбогатели. А потом один их тех, кто расстреливал, как-то в лес пошёл и сгинул. Искать его никто не пошёл. А другому ночью брюхо вилами пропороли. Виновного так и не нашли».
«А как с кулаками советская власть обходилась?! Один Бог знает, да те, кто пережил всё это! Кто такой кулак был в их понятии? - Наживший богатство на чужом труде. А на самом деле это был тот, кто своим горбом все заработал. А кто не работал, тот и беден был. Кто же ему мешал землю разрабатывать, пахать, сеять? Работал бы как следует, и он был бы богатым».
«Кулаками считали тех, кто здорово работал. А отбирали имущество те, кто не работал, на голой койке спал».
«Их назвали кулаками. У них семьи были большими, они работали хорошо. [*] Поэтому у них всегда было что поесть и что надеть. А лодыри в бедняках ходили. Кто лодырь, тот, значит, не кулак?» (Характерно, что в ссылке или в ГУЛАГе они продолжали работать добросовестно. Так, в 1933 г. на шахте «3-3 бис» в Прокопьевске вольнонаемные проходчики выполняли норму на 114%, др. трудящиеся на 153%, то трудпоселенцы (бывшие кулаки) соответственно: 128% и - 160,8% (См. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1933-1938. С. 165).
«В нашей деревне босяков не было. Не было таких людей, которые не хотели бы на себя работать, то есть тех, кто пил, гулял и был бедняком. Кулак - это политическая кличка людей, которые кормили себя, поставляли продукты в город, платили налоги, а, значит, кормили и других людей. Кулаки, конечно, не хотели идти в колхоз. Не хотели отдавать дармоедам своё горбом нажитое имущество».
«Тогда кулаки были. Так называли крестьян, у которых были в хозяйстве несколько лошадей, коров, чушек. Это не обязательно богатые крестьяне. Главное - они не хотели вступать в колхоз. В нашем хозяйстве также корова, лошадь, чушки водились. Но мы вступили в колхоз, поэтому не были причислены к кулакам».
«У нас в деревне твердо знали, что бедняки - это босяки. Они работать не хотели. Зато умели ходить и клянчить. На всю деревню один такой босяк был. Пропойца! Что с него взять? Дети его дразнили, а взрослые и ругнут, бывало. А ему всё одно. Он как пёс шелудивый. Без роду, без племени. Не любили его люди».
«В 1930 г. опять начали сгонять. Теперь уже в колхоз "Луч". Крестьяне, конечно, сопротивлялись. Охотно туда шли только лодыри. Тех, кто был против колхозов, раскулачивали и отправляли в Нарым».
«Наша семья попала в число раскулаченных. Мы имели две лошади и веялку. Никакими эксплуататорами мы не были, как про таких, как мы, писали. Мы работали днями и ночами. И забирать у нас хлеб, скотину и инвентарь было несправедливо. Мы, также как и другие, были простыми людьми и всего добились своим трудом. Тем более обидно, что наш скот, согнанный в колхоз, вскоре покрылся чесоткой и стал вымирать. За ним плохо ухаживали».
«Тогда нами правили большевики. Вот они и решили срочно создать военную промышленность за счет ограбления крестьян. Издали законы и постановления о насильственном сгоне крестьян в колхозы. Кто не хотел идти на бесплатный каторжный труд, того объявили кулаками - мироедами и подвергли полному разорению, грабежу и насилию. Людей отправляли в северные лагеря России, на каторжные работы. Деревня стала нищая. У крестьян отбирали последнее. Райком ВКП(б) агитировал за счастливую жизнь в коллективном хозяйстве. По деревням разъезжали специальные вооруженные работники. Они были часто пьяными. Под угрозой расправы заставляли крестьян записываться в колхоз».
«Многие наши соседи уехали в город еще в начале коллективизации, так как хозяйство крестьянина стало небольшим. Иметь корову стало в радость. Она считалась кормилицей семьи. А раньше у каждого их было несколько, и за богатство это не считалось. А теперь заиметь больше двух коров, значит, считаться кулаком. Потому колхозники жили несытно, одежду носили заношенную и боялись, что к ним придут и заберут последнее».
«Да…! Нажились на чужом хлебе нечестные люди во время коллективизации. Это те, кто в комиссиях ходил раскулачивать. Ведь разоряли зажиточных крестьян, у которых было что взять. Хозяев выселяли, а из имущества разрешали брать только одежду. Пойди потом, разберись, что сдали эти нечестные люди из награбленного в колхоз, а что из кулацкого имущества натаскали себе. Никто у нас не любил тех, кто ходил по чужим дворам за чужим богатством. К кулакам же относились нормально, даже с жалостью. А как тут иначе?! Мы же все вместе жили, в одной деревне. Многие в сродственниках состояли. А потом вдруг должны были почему-то восстать друг против друга. Кому это понадобилось? Деревня сильно изменилась. Все сразу стали чужими. Да и то сказать, каждый спасал свою шкуру».
«Крестьяне действительно сначала пытались протестовать против раскулачивания. Ведь такая политика невыгодна ни для бедняков, ни для кулаков».
«В нашей Андреевке ещё до колхозов коммуна образовалась. Тогда нашли 7 кулаков и сослали в Нарым. Но наши деревенские их кулаками не считали. Почитали их как самыми честными тружениками. Они работали, не покладая рук».
«Помню лишь одну зажиточную семью, которую раскулачили. Глава той семьи был очень грамотным человеком. Семья у него была большая, человек 15. Очень трудолюбивая. Имели кузницу, где лудили самовары, налаживали сохи. Работали на ней сами и привлекали на работу других. Был у них большой участок земли. Имели большой, по прежним меркам дом, который состоял из кухни, зала, двух спален. Когда выдали замуж дочь, купили ещё один дом у вдовы фабриканта. Было 2 коровы, 2-3 лошади, много овец. Плохих воспоминаний эта семья не вызывала. Относились к ним неплохо».
«Были люди, у которых много было скотины и целые поля земли. На них работали наемные работники. Излишки урожая они увозили на базары в райцентры. Эти считались зажиточными крестьянами и назывались кулаками».
«Те, кто сочувствовал и жалел кулаков, считались подкулачниками. Подкулачникам давали твердое задание по сдаче повышенных налогов, называли твёрдозаданавцами. Если они не выполняли эти задания, то их тоже раскулачивали и высылали».
«Тех, кто не хотел в колхоз вступать, силой заставляли. А если кто всё-таки упрямился, его кулаком прозывали. Каких из них совсем из деревни выгоняли, а каких раскулачивали. У них всё забирали, вплоть до последних валенок».
«Опять стали гнать в колхозы. Теперь каждому надо было писать заявления. Многие стали сопротивляться. Уже знали, с чем едят этот колхоз. Писать заявления отказывались. За это их зачислили в кулаки, а кого - в подкулачники. Поразорили их дома».
«Кулаками считали тех, кто имел несколько коров, коней. Отбиралось все: и хозяйство, и дом. С собой можно было взять пару белья и хлеба ребятишкам, а то и вовсе - ничего. Выселяли в Нарым (это за Томском) в тайгу, в болота».
«Самое крепкое хозяйство было у старшей сестры Екатерины. В начале коллективизации объявили, что её семья, в которой было два работника, - семья кулаков».
«Коллективизацию проводили бедняки. Они возглавили колхозы. Но какие из них хозяева!? Они хозяйствовать не умели. Своё-то хозяйство содержать не могли. Поэтому колхозный скот пал, инвентарь разворовали. Бедняками люди были по двум причинам. Чаще всего это были многодетные семьи, где кормильцем был только один отец, и у них почему-то было мало земли. Сколько бы он ни работал, семья разбогатеть не могла. Но такие семьи хоть и были бедными, никогда не голодали. У них была какая-то своя скотина, и они, как правило, работали на кулаков и получали продукты за работу. К ним в деревне относились с сочувствием, не обижали. Но были в деревне и другие бедняки - пьяницы и бездельники. Таких деревня не любила».
«Жили у нас и совсем зажиточные семьи. Их называли кулаками. Помню одну из них с какой-то волчьей фамилией, что-то вроде Волкодавы. У них было всего больше нашего раза в три. Была даже своя молотилка. Работали они сами, специальных работников не нанимали. Но на них часто работали те крестьяне, которые пользовались их молотилкой. У нас было заведено помогать друг другу в уборке урожая. Между собой жили хорошо, спокойно, уважительно. Поэтому и двери никто и никогда не закрывал на засовы и замки».
«Пришло распоряжение записать в колхоз не менее 60% крестьян. В том распоряжении указали, что кулаками надо считать “богатеев”- крестьян, которые имели более 3 лошадей или 5 коров, а также занимающихся торговлей и промыслом, например, кожевенным делом, производством дегтя и т.д. В колхоз их не пускать. Имущество, дома, скот у этих людей были отобраны, а их сослали на север Томской губернии».
«Личное хозяйство колхозника состояло из небольшого огорода. Скота и птицы держали мало, так как работать на дому не было времени и сил. Да и запрещалось большое хозяйство. Люди боялись, что их объявят кулаками».
«Бедняки же ничего этого не имели. Они и не хотели его иметь, не умели вести своё собственное хозяйство. Чаще всего ходили работать в наем. До коллективизации каждый крестьянин мог иметь хорошее хозяйство. Ведь земля и покосы выдавались на каждого члена семьи. При проведении коллективизации раскулачивали кулаков и середняков».
«Какие методы коллективизации, спрашиваешь? Собрание - хлоп! Кулак - иди! Повыступаешь - завтра сам кулак, или подкулачник. Все боялись».
«Это всё комсомольцы командовали. Объявили нас какими-то кулаками, хотя работников мы не держали. И мы сразу сделались врагами для соседей. А до этого хорошо с ними жили».
«Мало кто в живых после того голода остался. Люди рассказывали, что хлеб, отобранный у кулаков, сгорел в кучах. Ведь его новые хозяева высыпали прямо под дождь».
«Весной следующего года опять ходили в нашей деревне по дворам и забирали. В тех хозяйствах, где находили спрятанное зерно, забирали не только, как в прошлый раз, «излишек», а всё зерно. До зернышка. Не оставляли даже семенного. Мало того, забрали и плуги, и бороны, и скотину. Называли это раскулачиванием. А людей, спрятавших зерно, называли кулаками. А я глядела во все свои глазенки и не понимала, почему дядя Назар, отец моей подружки Люськи, плохой человек. Жили они побогаче нас. У них и скотины, и земли было больше. Хотя у них работники батрачили, но никто из деревенских на дядю Назара не обижался. Наоборот, его уважали. Он по совести со всеми рассчитывался. Когда их сослали, многие их жалели. С собой им разрешили взять только то, что можно унести в руках. А много ли унесешь? Не знаю, куда они подались. Но, видно, далеко. Никакой весточки, ни слуха о них уже не было. Как в воду канули».
«Всех в колхоз загнали! Мы сразу же стали хуже жить. Да и как иначе? Можно ли жить над пропастью?! Скотина подохла. Говорили, что это кулаки напустили на неё порчу. Начальство сразу стало воровать. Надо скотину колхозную кормить, а сена нет. Давай мы за начальством следить. Да, что там следить-то было! Воровал председатель наше сено и продавал. Он был из приезжих. Сено продаст, а скотина сдохнет. И спроса с него нет».
«Моего отца сочли кулаком и решили раскулачить. Никогда не забуду этого кошмара. Они тогда никого не пожалели. И это несмотря на то, что мы, восемь детей, были один меньше другого. Когда у нас всё забирали, сильно избили отца. За что? За то, что он накопил для них столько добра? Какие же наши родители были сильными людьми! Когда избивали отца, уводили скот и грабили дом, эти грабители не увидели ни слезинки на маминых глазах, не было никаких причитаний. Наш дом сожгли. Эта страшная картина всю жизнь стоит у меня перед глазами».