Бахтин мне ответил: "Что ж поделаешь, но примерно также думали и писали, правда, чуть меньше, чем Розанов, почти все великие писатели и мыслители России, начиная с Пушкина, Лермонтова, Гоголя или Киреева, Аксакова и прочая [...] Например, в собрании сочинений Льва Толстого, которое называется полным, есть более пятидесяти купюр, касающихся еврейского вопроса." В начале 90-х некая переводчица с французского прославилась тем, что будучи нанятой для перевода сочинений Вольтера, исключила из перевода (по требованию издательства или своему разумению -- о том история умалчивает) все пассажи, в которых Вольтер говорит про евреев.
Вдохновляем сим примером, я задался намерением выяснить, сколько раз в подсоветских и послесоветских изданиях Льва нашего стало быть Толстого цитировался вот этот вот пассаж:
Значение речей и действий Христа, приведенных в этой главе, то, что Христос отрицает все, решительно все вероучение еврейское. В сущности это до такой степени ясно и несомненно, что как-то совестно доказывать это. Надо было, чтобы наши церкви постигла та странная историческая судьба, заставившая их против здравого смысла соединять в одно несоединимые, прямо противоположные учения: христианское и еврейское, чтобы они могли утверждать такую нелепость и скрывать очевидное.
Стоит не только прочесть, но пробежать Пятикнижие [...] чтобы ясно видеть [... что ...] приняв этот закон боговдохновенным, нельзя уже не только проповедовать учение Христа, но даже самое низменное учение.
[...]
1-й том [свода законов] и Прудон скорее могут быть соединены, чем Пятикнижие и Евангелие. В самом деле, что ни возьмем:
В Евангелии: не только убить кого-нибудь, но запрещается сердце иметь на кого- нибудь; в Пятикнижии: убить, убить и убить жен, детей и скотов.
В Евангелии: богатство - зло; в Пятикнижии - высшее благо и награда.
В Евангелии: чистота телесная - имей одну жену; в Пятикнижии - бери жен, сколько хочешь.
В Евангелии: все люди братья; в Пятикнижии - все враги, одни иудеи братья.
В Евангелии: никакого внешнего Богопочитания; в Пятикнижии большая половина книг определяет подробности внешнего служения Богу.
И это-то учение евангельское, как уверяют, есть дополнение и продолжение Пятикнижия.
О той лжи и неизбежно ложном понимании учения Христа, которые вытекают из этого нелепого утверждения, по отношению к другим местам Евангелия, будет сказано в своем месте, теперь же речь
[...]
Иисус не продолжал веру Моисея, но всю под корень отрицал ее.
Инструментом я избрал Google Books. Коллекция изданий там хотя и не совсем полная, но какая уж есть.
Из бумажных (неэлектронных) изданий за советский период находится ровно одно (ПСС, Гос. изд-во худож. лит-ры, 1957, т. 24, стр. 101).
За послесоветский период -- тоже одно ("Толстовский листок (Запрещённый Толстой)" №6, Мамонтовский дом, 1995, стр. 44; по иронии, знакомство издателя "Листка" (собрания запрещённых или "нерекомендованных" сочинений Толстого), художника и коллекционера В.А. Мороза, с "другим Толстым" случилось в лефортовской камере. См. В.А. Мороз, "Толстой в моей арестантской жизни").
В англоязычном мире антисемиту Толстому, однако, повезло не больше: его сочинение было издано на английском единственный раз в 1904 году в составе американского ПСС и более не переиздавалось. Отрывки упоминаются в нескольких более-менее современных англоязычных работах по антисемитизму [
*].
Так что хотя и не евреями одними красен свет, но сдаётся мне, что доживи Толстой до 1970-х гг. и будь выдворен из СССР, ему было бы суждено вызвать на Западе такой же, если не больший скандал, как Солженицину. Впрочем, ещё в начале XX века лондонская Times аттестовала рассуждения Льва Толстого как “образчик дикого мышления славянской расы”.
Чонкин-отец (запамятовал его фамилию) изобразил бы Толстого в памфлете вместо Солженицина, а проф. Лейбов из Дерпта писал бы, что Толстой был "даровит, но человечек поганый".