Михаил Ульянов об актёрском мастерстве и мастерстве режиссёра
Продолжаю баловать вас эксклюзивом и пополнять сообщество новыми материалами.
Михаил Александрович Ульянов рассказывает о том, как рождается роль, как на киноэкране воплощается творческий замысел.
Статью я набирала вручную, в интернете её нет, а поделиться с вами интересными мыслями Михаила Ульянова хочется. Я думаю, она будет полезна не только мне, но и вам - тем, кто совершенствует себя в процессе своей жизни. Потому что понятно, конечно, что все мы немного актёры и режиссёры - своего собственного кино, кино своей жизни.
Как писали критики об Ульянове, "Это был актёр, которому подвластны любые краски - от высокой патетики до гротеска, от народной драмы до цирковой эксцентриады. Диапазон киноролей актёра был невероятно широк и варьировался от "жёстких руководителей, сильных и волевых людей" до "трусливых стукачей" и исписавшихся драматургов".
Пусть эта публикация послужит для блага всех живых человеческих существ, владеющих русским языком! : )
Начинаем.
Михаил Ульянов - Нея Зоркая. Характер, тип, человеческая душа*
(* Из беседы "Актёрская профессия: творчество и ремесло". - "Искусство кино", 1984, №9)
Ульянов. После всех экспериментов, после "модерна", после фильма "режиссёрского", "поэтического", "авторского", "изобразительного", "фильма ужасов" и прочего нет ничего более интересного и сложного ни в жизни, ни, следовательно, на экране, ничего более притягательного, загадочного и, я бы сказал, труднопостигаемого, непознаваемого, чем ч е л о в е к: х а р а к т е р, т и п, ч е л о в е ч е с к а я д у ш а.
Ну а если в центре картины снова характер, тип, человеческая душа, то как же без актёра? Подумайте, как обеднели бы фильмы, скажем, такого строгого, точного, аналитичного режиссёра как Глеб Панфилов, если бы образы, замыслы его картин не воплощались бы удивительной актрисой Инной Чуриковой? А можно ли представить себе "Неоконченную пьесу для механического пианино" Никиты Михалкова без Александра Калягина?..
Зоркая. Актёр нынче трёхлик: театр, кино, телевидение.
Ульянов. Разница между театром, кино, телевидением сегодня исчерпывается характером общения. Гораздо активнее взаимопроникновение, переливы из одного искусства в другое. Это и в актёрском мастерстве, и в режиссуре. У того же Никиты Михалкова видится мне сочетание театральности, я бы сказал, изысканной театральности, с очень густым, нервным содержанием, зрелищности - с болью, яркостью. Эта эстетика никак не противопоказана киноэкрану. Думаю, что сегодняшнее кино всеобъемлюще, и ему не страшна никакая театральность, ему свойственно безграничное разнообразие.
Зоркая. Вы утверждаете это, глядя на экран со стороны? Или изнутри собственного актёрского опыта?
Ульянов. Прежде всего, конечно, наблюдения. Но и мой личный опыт последних киноработ также подтверждает это. Получилось так, что я сыграл подряд несколько ролей в совершенно различной манере.
В фильме "Последний побег" Леонида Менакера я играл Алексея Ивановича Кустова - музыканта из самодеятельности, чудака, смешного человека с золотым сердцем и чистейшей душой...
Эта работа т е а т р а л ь н а в к о р н е, как и роли в фильме Никиты Михалкова "Без свидетелей", в телефильме "Кафедра" по пьесе Врублевской, где я играл мерзавца Брызгалова.
В фильме "Без свидетелей" роль персонажа без имени (это просто Он) была для меня и нова, и интересна. Обычно характер ведь лепится или рисуется крупными мазками, определёнными красками, сквозь которые проступает сущность человека. Здесь же мне пришлось "проявлять" этого человека. Как при проявке фотографии. Кто этим занимался, знает: сначала не видно ничего, потом появляется нечто, потом что-то более определённое, потом вдруг начинаешь понимать, что это абрис лица или фигуры, потом этот абрис начинает приобретать плотность, потом видишь глаза, потом, потом, потом... и возникает фотография.
Похоже делалась и эта роль. Притом проявленными должны были быть краски, которые в отдельности ничего собой не представляют, а вот когда собраны воедино, создаётся лицо, личность, характер, тип. Это во-первых.
А во-вторых, Он - не совсем, что называется... хотел сказать: "Не м о я роль", но осёкся по той простой причине, что глупо себя, да и любого актёра, заключать в какие-то рамки. То есть эти рамки всё же есть, есть границы, через которые переступать не надо, ибо там ты не знаешь языка. Но в своём владении хочется быть разным, искать не похожесть и привычность, а как раз новые формы при решении новой задачи. И мне в этом фильме при некой таинственности, неоднозначности и "несразуопознаваемости" характера, который рождается на глазах у зрителя, здесь надо было крепко отойти от самого себя.
Продолжение следует...
(с) Текст набран по книге-сборнику "Никита Михалков" - М.: Искусство, 1989.