День Победы
Посвящается моей крестной и другим русским женщинам-колхозницам, на которых Россия держится.
Наська
Три сестры их было-Полина (Пелагея), средняя, Ольга, старшая, и Наська, младшая. Наська и Наська… Ну, звала ее так вся деревня. Простовата она была и безотказна. Бывало крикнут ей: Наська, полей огород-а она уже и бежит. Или-Наська, поди, накоси травы для коровы- а она тут как тут. Была она сильная, коренастая, с рыжевато -каштановыми волосами до пояса, четкими, как у немки, чертами лица и синими яркими глазами, которыми, казалось, она просвечивает насквозь, когда, бывало смотрит на тебя прищурясь и усмехаясь. Ольга говаривала: Наська дура -сама не знает, что по хозяйству делать, не может она его вести, ей начальник нужен. Наська только улыбалась и с готовностью бежала туда- сюда, исполняя указания старшей сестры.
Со временем сестры повыходили замуж, вышла и Наська за дурачка Илюшку из соседней деревни. И почему он дурачком считался, никто толком сказать не мог, а так все- дурачок и дурачок… Жили они с мужем хорошо, согласно- любили и жалели друг друга. Вскоре появился сын Валик- такой же кудрявый, как отец…
Но пришла война. Всех мужиков забрали на фронт, забрали и Илюшку. Из Кимр приехала в Круглицу сестра Полина с двумя девочками, спасаясь от бомбежек. Немцы заняли уже Калинин и продвигались все ближе и ближе к Москве. В деревню раз прилетел брат Николай на своем истребителе, сел за деревней в поле. Сбежалась вся деревня. Охают, ахают-как же он так смог, вот так запросто прилететь-фронт гудел разрывами совсем уже недалеко, за ближним лесным горизонтом. А он говорит сестрам-уходите все в лес жить, когда немцы придут. Иначе они расстреляют всех у кого родня партийная, а он партийный был, и улетел. И только он улетел, глядь, а тут летят немецкие истребители, а его уж и след простыл… А потом наступила зима, и принесли Наське похоронку с известием, что сложил Илюшка свою глупую головушку где-то в снегах под Москвой. Долго и непонимающе смотрела Наська на бумагу, а потом тихо заплакала… И не стало больше Илюшки в ее жизни. Но остался у нее кудрявый, как отец сыночек Валик, и уж так она его любила и уж так берегла. И все его любили и баловали. Берегла- то берегла, да не уберегла. Пошел раз за дровами в лес и провалился в полынью, простыл и получил воспаление легких. И надо бы в больницу вести, а куда там повезешь- в Печетово, за четыре километра один фельшер и никаких лекарств, а в Горицах, за десять километров, врачи-то есть, а может и лекарства даже какие-то, только вот лошадь не дают, не осталось в деревнях лошадей, а какие и остались, так не про таких как Наська. Подумали, подумали домашние и решили-пускай дома болеет, а вот мы его спиртом разотрем, глядишь и выздоровеет. Но не помогло Валику растирание. Валеньке, дочке Полины, помогло, а Валику-нет. Стал он кровью харкать, и раз вернувшись с колхозных работ Наська застала его уже холодным. Все носила его на руках потом, качала да убаюкивала, еле отобрали и похоронили. Ну а Наська? А что Наська- отошла и продолжила свой самоотверженный труд на благо Родины. Ведь как тогда говорили- Все для фронта, все для Победы! Трудилась Наська в колхозе от зари до зари. И еще успевала и домашнюю скотину напоить, накормить, да и за огородом ходить тоже успевала. Все в своем хозяйстве было- и молоко, и яйца, и мясо. Только вот забирали большую часть как налог, ну а то как же, ведь все для фронта, все для Победы, все для своей любимой Родины. А на фронте что-то никто никогда не видал ни молока, ни яиц или мяса там какого-то. Правда семьи партийных и хозяйственных, крупных, руководителей не бедствовали, было у них и молоко и масло и яйца и мясо с колбасой. Да и то, как же без начальства, без начальства никак нельзя. Пусть себе кушают родимые наши и руководят нашей Родиной, чтоб была еще краше. Так вот и работали три сестры от зари до зари-все для фронта, все для победы.
Принесли потом похоронку Полине, средней сестре, сильно она убивалась по своему Николаю, но пережила и успокоилась. А у старшей сестры Ольги муж был инвалид и ничего не слышал, вот его и не мобилизовали. Повезло ей, остался ее муж Филипп живой и дети, дочери Маша и Нина, тоже жили себе да жили.
И пришла Победа в деревню Круглица ликующим мальчишкой-посыльным на гнедом коне. Собралась тут вся деревня и бабы, у которых погибли мужья стали голосить, завыла от горя и боли вся деревня и Наська тоже завыла. Так и выла вся округа-пять деревень голосили, что не вернуться домой уже никогда мужики…Почти все мужчины погибли в округе-остались только старики, инвалиды да бабы с детишками.
Еще трудней стало жить после войны, еще больше приходилось работать в колхозе и в своем хозяйстве, налоги росли и росли-надо было восстанавливать разрушенное войной народное хозяйство. И пахали бабы на себе в своем таком не сказочном бабьем царстве.
Но время шло-силы и здоровье уходили, и стал народ тихонько разбегаться из села в город, где жизнь была куда как легче, сытнее и интереснее. Вот и средняя сестра Полина переехала с детьми к брату-генералу Николаю под Москву в поселок городского типа. А Ольга с Наськой остались в деревне. Ольга-то, старшая сестра, сильно слепая была и в колхозе не работала по инвалидности, да и по хозяйству занималась только домашними делами, ну, там щи сварить или кашу, а за скотиной ходить или по огороду, ну и колхозная работа-это Наська. Дочери-то Ольги в Калинин перебрались. Вот так вот и жили не тужили две сестры. А на лето приезжали ольгины дочери Нина и Маша и помогали огород копать, сено для коровы запасать на зиму, и вообще по хозяйству. Хорошо стало в деревне. Налоги с хозяйств уменьшили и почти все молоко, яйца и мясо стали оставаться у колхозников. Было, было чем угостить внучат своих и двоюродных, зачастивших в деревню погостить летом. И тебе свежее яичко, прямо из-под курочки, и парное молочко.
- Тетя Настя, а что же вы ни яичка не съедите, ни молочка парного не выпьете ?
-Да мне картофелина вареная лучше всякого яичка, мы к этому привычнее.
Стала в деревню передвижная лавка приезжать, привозить деревенские «даликатесы»-соленую селедку и маргусалин. Совсем в деревне жизнь стала хорошая, и даже радостная, можно сказать, жизнь началась. Вот только что-то электричества никак не проведут. Глухая, лесная стоит деревня Круглица и непролазная грязь там весной и сырой осенью. Леса вековые да болота моховые, клюквенные да гонобобельные, а земли бедные, подзолистые.
А народ из соседних деревень все разъезжался да разъезжался, и стояли деревеньки пустые со слепыми заколоченными окнами. Вот и сестра Ольга переехала из Круглицы в Калинин к дочерям, и осталась Наська одна- одинешенька в деревне коротать долгие зимние вечера. Звала ее сестра Пелагея к себе под Москву жить, а к тому времени она жила уже в отдельной трехкомнатной квартире со всеми удобствами с дочерью, ее мужем и внучкой, да как уедешь и бросишь все хозяйство. Да и сыночек ее тут похоронен, и муж в последний раз ее тут поцеловал, уходя на войну.
-Нет уж, вот здесь, на своей печи я видать и умру.
Пошла как-то Наська накосить корове свежей травы, подняла берькун с ней лбом за лямку, а в берькуне без малого два пуда, и острая боль пронзила все тело. Еле добралась она до дома, подумала
-Отлежусь.
Но боль, слегка утихнув, сконцентрировалась в области седьмого позвонка и в правой руке. Она становилась все невыносимей и невыносимей. Наська пошла на улицу-сидеть от боли не было мочи. Она ходила по деревне из конца в конец, держа правую руку на весу и покачиваясь от боли. Так проходила она целый день. Соседи советовали ей ехать в больницу. На следующее утро она зашла к бригадиру попросить лошадь, но все лошади оказались заняты в работах. И пошла Наська в Горицы пешком. День был довольно жарким, небо своей синевой накрывало поля, солнце сияло. Она брела по проселочной дороге, вдруг что-то огромное ухнуло ей в затылок, в глазах сверкнуло, а потом потемнело. Она упала сперва на колени, затем на руки и ткнулась лицом в теплую дорожную пыль. Так и лежала она у дороги на краю ржановасилькового поля. А над ней в небесах весело щебетали птицы.
Наська
Три сестры их было-Полина (Пелагея), средняя, Ольга, старшая, и Наська, младшая. Наська и Наська… Ну, звала ее так вся деревня. Простовата она была и безотказна. Бывало крикнут ей: Наська, полей огород-а она уже и бежит. Или-Наська, поди, накоси травы для коровы- а она тут как тут. Была она сильная, коренастая, с рыжевато -каштановыми волосами до пояса, четкими, как у немки, чертами лица и синими яркими глазами, которыми, казалось, она просвечивает насквозь, когда, бывало смотрит на тебя прищурясь и усмехаясь. Ольга говаривала: Наська дура -сама не знает, что по хозяйству делать, не может она его вести, ей начальник нужен. Наська только улыбалась и с готовностью бежала туда- сюда, исполняя указания старшей сестры.
Со временем сестры повыходили замуж, вышла и Наська за дурачка Илюшку из соседней деревни. И почему он дурачком считался, никто толком сказать не мог, а так все- дурачок и дурачок… Жили они с мужем хорошо, согласно- любили и жалели друг друга. Вскоре появился сын Валик- такой же кудрявый, как отец…
Но пришла война. Всех мужиков забрали на фронт, забрали и Илюшку. Из Кимр приехала в Круглицу сестра Полина с двумя девочками, спасаясь от бомбежек. Немцы заняли уже Калинин и продвигались все ближе и ближе к Москве. В деревню раз прилетел брат Николай на своем истребителе, сел за деревней в поле. Сбежалась вся деревня. Охают, ахают-как же он так смог, вот так запросто прилететь-фронт гудел разрывами совсем уже недалеко, за ближним лесным горизонтом. А он говорит сестрам-уходите все в лес жить, когда немцы придут. Иначе они расстреляют всех у кого родня партийная, а он партийный был, и улетел. И только он улетел, глядь, а тут летят немецкие истребители, а его уж и след простыл… А потом наступила зима, и принесли Наське похоронку с известием, что сложил Илюшка свою глупую головушку где-то в снегах под Москвой. Долго и непонимающе смотрела Наська на бумагу, а потом тихо заплакала… И не стало больше Илюшки в ее жизни. Но остался у нее кудрявый, как отец сыночек Валик, и уж так она его любила и уж так берегла. И все его любили и баловали. Берегла- то берегла, да не уберегла. Пошел раз за дровами в лес и провалился в полынью, простыл и получил воспаление легких. И надо бы в больницу вести, а куда там повезешь- в Печетово, за четыре километра один фельшер и никаких лекарств, а в Горицах, за десять километров, врачи-то есть, а может и лекарства даже какие-то, только вот лошадь не дают, не осталось в деревнях лошадей, а какие и остались, так не про таких как Наська. Подумали, подумали домашние и решили-пускай дома болеет, а вот мы его спиртом разотрем, глядишь и выздоровеет. Но не помогло Валику растирание. Валеньке, дочке Полины, помогло, а Валику-нет. Стал он кровью харкать, и раз вернувшись с колхозных работ Наська застала его уже холодным. Все носила его на руках потом, качала да убаюкивала, еле отобрали и похоронили. Ну а Наська? А что Наська- отошла и продолжила свой самоотверженный труд на благо Родины. Ведь как тогда говорили- Все для фронта, все для Победы! Трудилась Наська в колхозе от зари до зари. И еще успевала и домашнюю скотину напоить, накормить, да и за огородом ходить тоже успевала. Все в своем хозяйстве было- и молоко, и яйца, и мясо. Только вот забирали большую часть как налог, ну а то как же, ведь все для фронта, все для Победы, все для своей любимой Родины. А на фронте что-то никто никогда не видал ни молока, ни яиц или мяса там какого-то. Правда семьи партийных и хозяйственных, крупных, руководителей не бедствовали, было у них и молоко и масло и яйца и мясо с колбасой. Да и то, как же без начальства, без начальства никак нельзя. Пусть себе кушают родимые наши и руководят нашей Родиной, чтоб была еще краше. Так вот и работали три сестры от зари до зари-все для фронта, все для победы.
Принесли потом похоронку Полине, средней сестре, сильно она убивалась по своему Николаю, но пережила и успокоилась. А у старшей сестры Ольги муж был инвалид и ничего не слышал, вот его и не мобилизовали. Повезло ей, остался ее муж Филипп живой и дети, дочери Маша и Нина, тоже жили себе да жили.
И пришла Победа в деревню Круглица ликующим мальчишкой-посыльным на гнедом коне. Собралась тут вся деревня и бабы, у которых погибли мужья стали голосить, завыла от горя и боли вся деревня и Наська тоже завыла. Так и выла вся округа-пять деревень голосили, что не вернуться домой уже никогда мужики…Почти все мужчины погибли в округе-остались только старики, инвалиды да бабы с детишками.
Еще трудней стало жить после войны, еще больше приходилось работать в колхозе и в своем хозяйстве, налоги росли и росли-надо было восстанавливать разрушенное войной народное хозяйство. И пахали бабы на себе в своем таком не сказочном бабьем царстве.
Но время шло-силы и здоровье уходили, и стал народ тихонько разбегаться из села в город, где жизнь была куда как легче, сытнее и интереснее. Вот и средняя сестра Полина переехала с детьми к брату-генералу Николаю под Москву в поселок городского типа. А Ольга с Наськой остались в деревне. Ольга-то, старшая сестра, сильно слепая была и в колхозе не работала по инвалидности, да и по хозяйству занималась только домашними делами, ну, там щи сварить или кашу, а за скотиной ходить или по огороду, ну и колхозная работа-это Наська. Дочери-то Ольги в Калинин перебрались. Вот так вот и жили не тужили две сестры. А на лето приезжали ольгины дочери Нина и Маша и помогали огород копать, сено для коровы запасать на зиму, и вообще по хозяйству. Хорошо стало в деревне. Налоги с хозяйств уменьшили и почти все молоко, яйца и мясо стали оставаться у колхозников. Было, было чем угостить внучат своих и двоюродных, зачастивших в деревню погостить летом. И тебе свежее яичко, прямо из-под курочки, и парное молочко.
- Тетя Настя, а что же вы ни яичка не съедите, ни молочка парного не выпьете ?
-Да мне картофелина вареная лучше всякого яичка, мы к этому привычнее.
Стала в деревню передвижная лавка приезжать, привозить деревенские «даликатесы»-соленую селедку и маргусалин. Совсем в деревне жизнь стала хорошая, и даже радостная, можно сказать, жизнь началась. Вот только что-то электричества никак не проведут. Глухая, лесная стоит деревня Круглица и непролазная грязь там весной и сырой осенью. Леса вековые да болота моховые, клюквенные да гонобобельные, а земли бедные, подзолистые.
А народ из соседних деревень все разъезжался да разъезжался, и стояли деревеньки пустые со слепыми заколоченными окнами. Вот и сестра Ольга переехала из Круглицы в Калинин к дочерям, и осталась Наська одна- одинешенька в деревне коротать долгие зимние вечера. Звала ее сестра Пелагея к себе под Москву жить, а к тому времени она жила уже в отдельной трехкомнатной квартире со всеми удобствами с дочерью, ее мужем и внучкой, да как уедешь и бросишь все хозяйство. Да и сыночек ее тут похоронен, и муж в последний раз ее тут поцеловал, уходя на войну.
-Нет уж, вот здесь, на своей печи я видать и умру.
Пошла как-то Наська накосить корове свежей травы, подняла берькун с ней лбом за лямку, а в берькуне без малого два пуда, и острая боль пронзила все тело. Еле добралась она до дома, подумала
-Отлежусь.
Но боль, слегка утихнув, сконцентрировалась в области седьмого позвонка и в правой руке. Она становилась все невыносимей и невыносимей. Наська пошла на улицу-сидеть от боли не было мочи. Она ходила по деревне из конца в конец, держа правую руку на весу и покачиваясь от боли. Так проходила она целый день. Соседи советовали ей ехать в больницу. На следующее утро она зашла к бригадиру попросить лошадь, но все лошади оказались заняты в работах. И пошла Наська в Горицы пешком. День был довольно жарким, небо своей синевой накрывало поля, солнце сияло. Она брела по проселочной дороге, вдруг что-то огромное ухнуло ей в затылок, в глазах сверкнуло, а потом потемнело. Она упала сперва на колени, затем на руки и ткнулась лицом в теплую дорожную пыль. Так и лежала она у дороги на краю ржановасилькового поля. А над ней в небесах весело щебетали птицы.