Эволюция типов войны: гибридная война (часть 2)
Ряд исследователей отмечает, что в современном мире войны ведутся и за энергетические ресурсы, и посредством энергетических систем и их элементов (23). В этой связи выделяются самые разные типы энергетических войн (24). Распространенными энергетическими войнами являются войны газовые и нефтяные (25). Исследователи отмечают, что сами нефть и газ превращаются в разновидность оружия и средство тотального господства над человечеством (26). Из данных работ следует, что оружием в современной войне может быть все, что способно сломить волю противника, все, посредством чего кто-то, определенный социальный субъект, может навязать всем или кому-то свою волю.
Война, которая ведется на опережение, получила название преэмптивной (опережающий захват или силовое действие на опережение). Она ориентирована на смену режима, перехват национального суверенитета и строительство на месте «неправильной» нации новой, то есть нациоперестройка, или нациопеределка. Подобные способы ведения войны осуществляются в интересах вполне конкретных субъектов войны, которые рассматривают ее в качестве
эффективного средства обеспечения мирового доминирования.
Еще одним типом современной войны, занимающим важное место в арсенале гибридных войн, является терроризм. Главное отличие терроризма от других видов войны состоит в том, что с помощью терактов лидеры терроризма стремятся к достижению максимального общественного резонанса, чтобы сформировать у людей чувство отсутствия безопасности и показать бессилие власти. Многие западные исследователи в связи с этим именно наличие
«коммуникативной стратегии» считают сущностным признаком терроризма, отличающим это явление от каких-либо повстанческих или партизанских действий. Особенность этой войны в том то, что само понятие «террорист» является размытым. Антитеррористическую войну можно объявить кому угодно, когда угодно и за что угодно и при этом преследовать совершенно иные, скрытые цели.
Американский аналитик и политолог С. Хантингтон утверждал, что человечество подошло в своем развитии к такому этапу, когда источниками войн и террористических проявлений будут являться различия между цивилизациями не в экономической и политической системах общества, а прежде всего в духовной сфере, культуре и религии. По мнению ряда исследователей, главными противниками в грядущей «войне цивилизаций» будут выступать
западный мир, с одной стороны, и исламско-конфуцианский (восточный) блок - с другой. Фронтами будущих террористических войн выступают «разломы» между цивилизациями - традиционные границы распространения влияния мировых религий (одним из таких «разломов» ныне является Россия).
Российский историк и социолог А. И. Фурсов дает анализ информационных войн, ведущихся мировыми элитами против России на протяжении последних двух столетий. В типологии войн он выделяет психоисторическую войну, понимая под ней «целенаправленное долгосрочное воздействие на общественное сознание и подсознание (взгляды, идеалы, идентичность, историческая память, эмоции и т. п.) определенной группы, как правило, интеллектуальной и политической элиты, общества-мишени (или на это общество в целом) с целью провести классовое и/или цивилизационное перекодирование, навязать
ей (ему) чуждые цели, задачи, идеалы, картину мира и т. п. как якобы ее (его) собственные. Задача проста - подавить волю к сопротивлению и экспроприировать общество в целом (ресурсы, территория, человеческий материал)» (27). Цель психоисторической войны - разрушить организацию психосферы противника, посадив его на ложный информпоток, внедрив свои концепции его самости в пространстве и, главное, во времени, лишив его
собственных смыслов и ценностей и навязав чуждые - разрушительные и парализующие волю к борьбе. Наиболее важное направление психоисторической войны - история. Битва за историю - это, по сути, главная битва организационной войны в психосфере, поскольку она подрывает последнюю сразу по нескольким направлениям, включая психоудары по исторической памяти, идентичности, традиционным для данной цивилизации ценностям (28).
Таким образом, полем битвы становится история, сознание личности и общества. Война из физического пространства переносится в историческое пространство. Отсюда следует, что необходимо создавать систему безопасности личности, общества, государства не только на уровне пространства, но и на уровне времени/истории и формировать соответствующие силы и средства.
Для понимания феномена гибридных войн, следует обратить внимание на работы последних лет, написанные российскими авторами (29): «С позиций этого подхода критерием войны являются не средства, а достигнутые цели, сопоставимые с целями, которые обычно преследуются в ходе традиционной войны. Это, как правило, уничтожение, разграбление, смена режима и оккупация. На современном этапе эти цели могут быть достигнуты без применения оружия» (30).
Следует остановиться на еще одной классификации, в которой война рассматривается как многофакторное и многоуровневое явление. В рамках концепции «обобщенного оружия» выделяются следующие приоритеты: мировоззренческий (методологический), хронологический (исторический), фактологический (идеологический), экономический (финансово-кредитная система), геноцидный (средства массового поражения), военный (обычное оружие) (31).
Не вдаваясь особо в критику данной концепции, важно обратить внимание на то, что она фиксирует определенную многоуровневую вертикаль войны. Первые три приоритета (мировоззренческий, хронологический и фактологический), по мнению авторов концепции, используется в качестве информационного оружия. Три последних уровня (экономический, геноцидный и военный) образуют «материальное оружие» войны. Появление данной концепции - попытка системного осмысления войны с позиции понимания человека как многофункционального субъекта. Каждый тип оружия предназначен для поражения опре-
деленной сферы (структуры) человека: сознания, мировоззрения, социальной организации, физической организации и прочего.
Осознание США значимости, например, «мировоззренческого приоритета» в войне и повседневной политике привело к тому, что на данный момент они являются лидером в создании и применении технологий ведения информационно-психологических войн как разновидности политики в отсутствие действительной войны. Эти технологии политическое руководство использует не только против тех, с кем воюет, но и против собственного насе-
ления. Апелляция к оружию в сфере политических отношений в настоящее время между ведущими странами не имеет общественной поддержки. И с этим политическому руководству США приходится считаться.
Выход из сложившейся ситуации США видят в возможности и необходимости использовать информационно-психологическое воздействие на общество для формирования единого «понимания» национальных интересов. Примером подобной высокотехнологичной манипуляции может служить следующее: когда стихийный пацифизм общества 1960-1970-х гг. вступил в конфликт с насильственной политикой США, в американских средствах массовой информации произошла трансформация терминологии описания военных конфликтов: вместо привычных слов «военная операция», «вторжение» и «атака» стали использовать «миротворческая операция», «гуманитарная миссия», «контроль ситуации». Происходит элементарная подмена понятий, которая активно внедряется в сознание людей. Подобное воздействие получило трудно понимаемое название - консциентальное оружие. Создаются специальные «симуляционные машины», которые воссоздают ложную среду существования сознания, но не воспроизводят самого сознания. Систематическое
воздействие искусственных моделей сознания и специально созданных образов на человека приводит к тому, что он как бы засыпает, то есть включаются определенные психофизиологические механизмы, тормозящие нормальное функционирование духовного мира индивида. В массовом плане подобную информационную войну по поражению сознания в настоящее время выполняют многие средства массовой информации и коммуникации. В условиях
применения консциентального оружия усложняется процедура идентификации, становится невозможным понимание служения Родине как свободного самоопределения личности, народа и воинства. Сам процесс идентификации в настоящее время характеризуется тем, что он проходит в условиях консциентальной войны под видом выражения плюрализма мнений и свободы творчества. В сознание общества, например, внедряется большое количество
заведомо ложных вариантов русской идеи, образа русского народа да и русской армии, являющихся составными частями «симуляционных машин». Все это существенно разрушает стереотипы служения русского воинства и формирует условия, в которых оно становится как бы неактуальным или совсем невозможным.
Особенностью трактовок современной войны является их непосредственная связь с постмодернизмом, который используется в качестве философского обоснования и методологии. Примером служит теория так называемых «сетецентричных войн». Создается мощная и всеобъемлющая сеть, которая концептуально заменяет собой ранее существовавшие модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Война становится как бы
сетевым явлением, а военные действия - разновидностью сетевых процессов. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические процессы и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы - всё это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация. Возникает сеть «опера-
ций базовых эффектов», цель создания которой - надежный тотальный контроль над всеми участниками исторического процесса в мировом масштабе.
В концепцию сетевой войны органично укладывается концепция организационного оружия и организационной войны. «Оргвойна - это сознательная и целенаправленная атака на организованность целевого ядра, подсистем и управляющих связей системы противника. А поскольку речь идет о системах, в которых и целеполагающее ядро, и подсистемы, и связи состоят из людей, то в данном случае оргвойна - это прежде всего нужное атакующему
управление мотивациями организационных решений противника во всех частях его социально-государственной системы» (32).
Анализ войны в контексте ее субъектности открывает еще одну важную сторону - анонимный характер субъекта-заказчика (организатора) войны. Как правило, объект (жертва) и участники войны очевидны, а вот субъект-заказчик (организатор) войны остается в тени. Особенностью современных войн и революций является их анонимность, отсутствие явного организатора, руководителя войны, революции даже для самих участников (33). Аспект анонимных, невидимых субъектов войны исследовался в свое время советским историкомангловедом Е. Б. Черняком. Среди его работ следует выделить монографии «Невидимые империи» и «Пять столетий тайной войны» (34), где показано, что тайные, анонимные войны характерны для Англии и ее транснациональных корпораций. Всеми силами и средствами Англия стремилась стравливать между собой своих исторических конкурентов, блокируя саму возможность их развития.
Еще одной особенностью современной войны выступает ее иррегулярный характер. Считается, что война возможна в условиях, когда субъектами войны становятся мятежные массы. Особенностью современной войны может стать и ее непрямой характер, маскировка операций нападения под естественные социальные процессы и явления. Признание иррегулярности и непрямого характера современной войны ведет к неоправданному увеличению объема понятия «война», размыванию границы между насилием и ненасилием. Война также теряет свою четкую фиксированность содержания, устойчивость и легитимность. В нынешнюю эпоху войны все чаще официально не называются таковыми. Используется другая терминология для сокрытия зачинщиков и инициаторов войны.
И еще одна особенность современности. Классические представления К. Клаузевица о субъектах войны связаны с народом, армией, правительством. М. ван Кревельд в своих работах пытается показать, что в ХХ в. наметилась тенденция отмирания роли государства в войнах. По его мнению, стала меняться и сущность войны. Участниками войны становятся негосударственные структуры: политические и иные организации, финансово-экономические и бизнес-корпорации, преступные организации и наркокартели. В этой связи вооруженные конфликты уже представляют собой не классическое столкновение на поле боя двух армий, а кровопролитные вспышки насилия (35). Стоит все же возразить М. ван Кревельду.
От того, что меняются субъекты войны в силу изменения субъектов политики, не исчезает сама сущность войны как продолжение политики насильственными средствами. Особенностью же является появление большого количества новых типов войны и способов ее ведения. Их сочетание служит основой гибридных войн. Эти войны в условиях глобализации являются по сути мировыми, глобальными по своим целям и стратегическим задачам. Однако по форме они, как правило, локальные, замаскированные под естественные деструктивные социальные и антропологические процессы. Это связано с тем, что гибридные войны ведутся на основе теории хаоса. Если не удается достичь целей войны на театре военных действий классической обычной войны, то осуществляется перенос театра военных действий в сферы жизнедеятельности общества, в структуры организации самого человека. При этом субъект войны, то есть ее непосредственный заказчик, как правило, остается анонимным, скрытым (36). Особенностью гибридных войн является тот факт, что оружием в них может выступить все, что угодно. Это обусловлено тем, что в современном технологическом укладе очень много технологий двойного назначения.
Другой особенностью является сама техногенность современного общества: разрушение технических систем общества по последствиям может стать равнозначным ведению классической войны. В современных условиях в рамках технологий гибридной войны она по сути превращается в своеобразный конструктор: из всего арсенала сил, средств, способов ведения войны выбирается тот набор, который оптимально соответствует целям и задачам
конкретной войны. В условиях гибридной войны «хамелеонность» и парадоксальность войны многократно возрастают, так что уже практически невозможно отличить войну от естественных мирных отношений и состояний общества.
3 Философская энциклопедия. В 5-ти т. Т. 1. М., 1960. С. 276.
4 Энгельгардт М. А. Прогресс как эволюция жестокости. М., 2014.
5 Лиддел Гарт Б. Стратегия непрямых действий. М., СПб., 2008. С. 10.
6 Новая философская энциклопедия. С. 426.
7 Этапам развития данного типа войн посвящено исследование: Слипченко В. И. Войны шестого поколения. Оружие и военное искусство будущего. М., 2002.
8 Лиддел Гарт Б. Указ. соч. С. 12.
9 Сунь Цзы. Искусство стратегии. М., СПб., 2007. C. 82.
10 См.: Проблемы безопасности. Бюллетень научно-исследовательского центра «Наука-XXI». 2008. № 3. Неклассические войны современности.
11 См.: Гриняев С. Н. Поле битвы - киберпространство: Теория, приемы, средства, методы и системы ведения информационной войны. Минск, 2004; Ларина Е. С.,Овчинский В. С. Кибервойны XXI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден. М., 2014; Роговский Е. А. Кибер-Вашингтон: глобальные амбиции. М., 2014.
12 См.: ВезерфордДж. История денег: Борьба за деньги от песчаника до киберпространства. М., 2001.
13 См.: Коровин В. М. Третья мировая сетевая война. СПб., 2014; Он же. Главная военная тай на США. Сетевые вой ны. М., 2009; Савин Л. В. Сетецентричная и сетевая война. Введение в концепцию. М., 2011, и др.
14 См.: Катасонов В. Ю. Украина: экономика смуты или деньги на крови. М., 2014; Он же. Экономическая война против России и сталинская индустриализация. М., 2014; Стариков Н. В. Спасение доллара - война. СПб., 2010; Он же. Хаос и революции - оружие доллара. СПб., 2011.
15 См.: Сондерс Ф. С. ЦРУ и мир искусств: культурный фронт холодной войны. М., 2013.
16 См.: Кара-Мурза С. Г. Демонтаж народа. М., 2007.
17 Лисичкин В. А., Шелепин Л. А. Третья мировая (информационно-психологическая) война. М., 2003. С. 5.
18 Там же. С. 7.
19 Там же. С. 28.
20 Там же.
21 См.: Месснер Е. Э. Всемирная мятежевой на. М., 2004; Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера. М., 2005.
22 Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера. С. 198-199.
23 Гришин В. И. Энергетические войны. М., 2009; Симонов К. В. Глобальная энергетическая война. М., 2007.
24 Энгдаль Ф. У. Столетие войны: англо-американская нефтяная политика и Новый мировой порядок. Изд. 3-е, пересм. М., 2014.
25 Ергин Д. Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть. М., 2013; Рар А. Россия жмет на газ. М., 2008.
26 Месснер Е. Э. Нефть - оружие // Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера. С. 254-254.
27 Фурсов А. И. Мир. Хаос. Порядок. Введение в серию // Дехийо Л. Хрупкий баланс: четыре столетия борьбы за господства в Европе. М., 2005. С. 7-8.
28 См.: Там же. С. 197-198.
29 Грачёва Т. В. Невидимая Хазария. Алгоритмы геополитики и стратегии тайных войн мировой закулисы. Рязань, 2008; Она же. Святая Русь против Хазарии. Алгоритмы геополитики и стратегии тайных войн мировой закулисы. Рязань, 2009; Она же. Когда власть не от Бога. Рязань, 2010; Она же. Память
русской души. Рязань, 2011; Она же. Последнее искушение России. Рязань, 2013.
30 Грачёва Т. В. Невидимая Хазария. Алгоритмы геополитики и стратегии тайных войн мировой закулисы. С. 7.
31 См.: Тайна концептуальной власти. М., 2000. С. 14-19.
32 Кургинян С. Э. Ода страху. О праве оперировать понятием «оргоружие» // Оргоружие: о том, что хаос может быть рукотворным. М., 2007. С. 5; также см.: Овчинский В., Cундиев B. Организационное оружие (аналитический доклад) // Изборский клуб. 2013. № 6. С. 43-59; Султанов Ш. Стратегическое
мышление и организационное оружие // Изборский клуб. 2013. № 6. С. 94-103.
33 Черемных К. А., Восканян М. В., Кобяков А. Б. Анонимная война. М., 2014.
34 См.: Черняк Е. Б. Невидимые империи. М., 1987; Он же. Пять столетий тайной войны. М., 1972.
35 См.: Кревельд М. Расцвет и упадок государства. М., 2006; Он же. Трансформация войны. М., 2005.
36 Черемных К. А., Восканян М. В., Кобяков А. Б. Указ. соч.
источник