Есть еще праздник - это когда в клубе проходят выборы. По городу развешаны плакаты, на которых человек с привычно правильно-рабочим лицом (таким какое бывает на поздравительгых открытках!)протягивает прохожим беленькую бумажку, на которой написано «Все на выборы!» А внизу, на плакате, под бумажкой, сидит страшный старичок и с ужасом смотрит на бумажку. Это «дядя Сэм» из капиталистической Америки и ему наши выборы - просто хоть бери и застрелись!
Но выборы почти каждый год, а он так и не стреляется!
Однажды, перед выборами, слышу как папа что-то рассказывает маме, а она только повторяет:
- Кошмар. Кошмар. Ну и что теперь будет?
У папы всегда есть прикрепленный к клубу солдат, который ему помогает. И сейчас у него есть один такой - из города... забыла....... из города Фурманов!
Так вот, этот солдат Бельчиков взял со склада пол-литуру, насыпал туда марганцовки, дождался пока марганцовка осядет и выпил! И теперь у папы нет пол-литуры! И что делать непонятно, т.к. краски поступают по БЕЗНАЛИЧКЕ!
А мне кажется, что ничего страшного тут нет.
- Пааап, - говорю я , - Он ведь взял только половину литуры, а вторая-то половина осталась! Пока что ты можешь с этой половиной работать!
- А что такое по-твоему политура?.- спрашивает папа.
- Половина литра, - говорю я.- Есть литр - литура и есть пол-литра - пол-литура!
Папа с мамой почему-то сразу повеселели и папа сказал, что так назывется специальный красящий раствор, в который входит водка, поэтому ее и пьют. И конечно, ужасно, что он все это выпил, но страшнее другое - он мог отравиться до смерти!
- Папа, - заорала я, - Он же этого не знал! Беги скорей, ему объясни, что это так опасно!
Папа мне не ответил, только пробормотал себе под нос:
- Да, конечно, сейчас ему объясню и он сразу станет трезвенником!
А потом мы с папой идем в магазин и покупаем две бутылки этой политуры. Я даже нюхаю - как Бельчиков мог эту гадость пить!
Но к выборам все приготовлено вовремя.
Я захожу в вестибюль и застываю в ужасе: в углу сидит САМ Ленин и читает газету. У меня аж все в глазах поплыло! Я несколько раз даже покрутила головой - а ОН все равно сидит и читает свою газету «Правда». Подхожу поближе - а это все, оказывается, сделано из картона, но в человеческий рост, потому-то и кажется, что живой и страшный.
Тут же стоят красивые белые кабинки, а в них красные ящики с прорезью - называются «избирательные урны». Меня как магнитом притягивают эти кабинки и я пытаюсь подсмотреть что там происходит.
А оказывается ничего и не происходит! Заходит туда человек и в эту прорезь опускает бумажку! И для этого нужно было туда идти? Я даже злюсь - это как с обманной конфеткой - ждешь конфетку. а получаешь пустую обертку! Тьфу! С этими взрослыми ничего не поймешь.
А ведь снаружи гораздо интересней - у урны стоят два солдата с винтовками и отдают честь. Отдавать честь -это совсем не то, что думают многие взрослые - это нужно поднять резко руку прямо к фуражке и лихо стукнуть каблуками сапог.
Как в фильмах про беляков - «Честь имею!»
Красиво и мужественно!
Весь день, с раннего утра крутят кинофильмы - и это бесплатно!
Я с подружками садимся на первый ряд и смотрим все подряд пока не надоест. «Ленин в 1918», «Ленин в Октябре», «Застава в горах» - это уж в обязательном порядке.
Но во всем страшных местах, я все равно пугаюсь, залезаю под стул, затыкаю уши пальцами и только спрашиваю:
- Уже все?
- Еще нет, еще нет, еще нет - все! Вылезай!
Каждый раз перед выборами мама спрашивает у соседки:
- Люба, кого на этот раз выбираем?
- Да какая вам разница, дадут бюллетени и бросайте!
- Ну хотелось бы все же знать для порядка.
- А кто нас спросит? - говорит тетя Люба.
А однажды я все для них узнала и говорю:
- «Заркуа, Пономарев и Ломтатидзе»
- О! Домашний агитатор у нас появился! А ты откуда знаешь?
- Да там в клубе висят портреты - но мне никто из них не нравится.
- А чему там нравиться? - говорит мама. - Нашли номенклатурных дураков, а нам их выбирать!
Не хочу ничего про дураков спрашивать - дурак он все равно дурак!
Но так только женщины обсуждают, мужчины то ли знают кого выбирать, то ли это военная тайна, но на эти темы они не разговаривают.