НЕОЖИДАННЫЙ РЫЖИЙ
На меня периодически сваливаются яростные споры типа "Поэт или не поэт Борис Рыжий". Хочу сказать два слова. Да, поэт. Это был спойлер, дальше можно не читать.
Следующая разделительная линия, через которую стреляют и плюются, это "профессиональный ли был поэт Борис Рыжий".
Линия тонка и прерывиста, почти пунктир, над которым вьется и исчезает сказанное не помню кем "Поэт это не про рифмы, это про способ мышления".
Ну и последний рубеж сражений пролегает совсем уж по буеракам-рекам-ракам: оригинальный ли это поэт, или эпигон, например, Есенина, одаренный стихоплет.
По второму пункту - конечно, профессиональный в значении и способа мышления, и манеры стихосложения, и рифм, и, между прочим, количества написанного. Разумеется, очень важно признание профессионального сообщества, толстых журналов, критиков, переводов на другие языки и прочее.
Третий рубеж - про оригинальность (и где-то рядом бегает народная любовь с рыдалками "моё поколение").
Как у многих поэтов, написавших много, маленьких шедевров у Бориса Рыжего набралось бы на тонкую книжечку. Иногда это просто две или даже одна строчка в конце длинного стиха. Ровно то же самое можно сказать про Блока или, тем паче, Есенина - достаточно почитать не только первый томик собрания сочинений, а все остальные (у Ахматовой, кстати, наоборот, часто именно последние строчки гробят весь стих, но это ни ей, ни мне нисколько не мешает).
Напарываясь на такой шедеврик, ясно видишь оригинальность рифм и взгляда, и да, некоторые строчки хочется запомнить, но они тонкие, прозрачные, звонкие и недолговечные как льдинки.
Что касается плотной дождевой завесы стилистических аллюзий, перекличек с Мандельштамом, Цветаевой, Бродским и Пастернаком, так разве не сидят они все рядком на генетической ветке каждого глубоко и широко образованного поэта? Разве не вписаны в, не побоюсь этого слова, узорчатое окно, через которое поэт смотрит на мир, на снег, про который так много нежного сказано у Бориса Рыжего?
Он не был из поколения сверхчеловеков-шестидесятников, когда спор физиков и лириков привел к расцвету и физики, и лирики, а культура получила уникальный второй шанс на главный, если не единственный смысл существования страны (по Лихачеву), отвоеванный кровью и упущенный, да. Тогда поэты становились мастерами спорта, а спортсмены могли спорить о новой поэзии с профессорами старой школы и использовали свою силу для того, чтобы пролезть в окна на очередной вечер в Политехническом.
Он не был из этого поколения, но его родители - геофизик и врач, - были. Настоящая интеллигенция вскормила Бориса Рыжего и выпустила во двор, где царствовала шпана, но он уже был привитый.
А это все - прекрасная игра в образы:
"Я, представляющий шпану
спортсмен-полудебил..."
Любовь "народная", понятно, услышала и подхватила именно это начало, как "Москву кабацкую", хотя по всей лирике играющего в народ поэта разлит, скорее, "Черный человек". Постоянная тема смерти, конечно, беспроигрышный прием, способный вызвать слезливый спазм даже в самых дешевых рифмовках, даже в ужасных "пирожках". Но такой уж у Бориса Рыжего был способ мышления, такое окно во двор. И он, как говорится, сплел узор своей жизни до конца, сыграв в слова даже в предсмертной записке: "Я всех любил. Без дураков".
"…Врывается, перебивая Баха,
я не виню её - стена моя тонка.
Блатная музыка, ни горечи, ни страха,
одно невежество, бессмыслица, тоска.
Шальная, наглая, как будто нету смерти,
девица липкая, глаза как два нуля.
…И что мне Бранденбургские концерты,
зачем мне жизнь моя, что стоит жизнь моя?"