В НАЧАЛЕ СЛАВНЫХ ДЕЛ
В детстве мы постоянно составляли списки и проводили опросы. Твоя любимая еда, цвет, песня, мальчик, прическа, число, кино. У меня, кстати, все это хранится - и такое умиление накатывает, когда читаешь анкету (это такая толстая тетрадь - 48 или 96 листов, а не листочек на ресепшн), а в ней под вопросом "Твоя любимая книга" ты синей поршневой ручкой когда-то вывела - "Консуэло".
А следующий за моим ответ, написанный той же ручкой, но строчкой ниже, - о, я помню его историю.
Эту анкету я принесла в эрмитажный кружок юных искусствоведов в классе седьмом, не позже. Потому что начиная с восьмого мы уже не анкеты заполняли, а пели песни сомнительного содержания, курили "Опал" и спорили в подворотнях Дворцовой набережной о личной жизни Блока.
Эстет, потомственный диссидент и красавчик Митя Я. открыл анкету на вопросе про книгу, увидел робкое синее "Консуэло" и сказал "Боже, какая пошлость". Взял мою ручку и размашисто написал ниже - "Данте. Божественная комедия".
Вот это был шик! Вот это был класс!
Я, что называется, смешалась. Но быстро размешалась обратно - Митя был первым человеком в бесчисленном ряду тех, кому я дала по морде, хотя замечательное митино личико в обрамлении белокурых кудрей мордой никто бы не назвал. Да и я тогда выражалась изящнее - дать пощечину. Как не раздавать пощечины, если ты воспитана на романтической литературе?
Но, конечно, не за Данте Митя тогда получил, хотя тоже по литературной части - стал вслух читать довольно похабную песню из моего песенника "Когда море горит бирюзой". Там были рифмы - рубка, трубка, шлюпка, юбка и поступка. Песня была мной записана (и украшена девушкой, вырезанной из упаковки колготок за 7.70) чисто из литературного интереса, а никак не для исполнения в Эрмитаже.
Но Митя озорничал и бегал от меня с песенником. Я, красная от смущения и гнева, его догнала - он же еще читал на бегу! - и дала по... пощечину.
Все пришли в восторг - и зрители, и я, почувствовавшая себя коктейлем из тургеневской девушки и роковой женщины Бальзака, и особенно сам Митя, для него эта пощечина тоже была первой (и тоже уверена, что не последней), а читал он не только Данте и мог себя вообразить хоть Казановой.
Но я про анкеты. В число самых популярных вопросов обязательно входил - "Что вы возьмете с собой на необитаемый остров".
Было и "Кого возьмете", но там шли сплошные инициалы.
Типа "А.К, А.Б, М.П и, может, С., если он забудет Т."
В вопросе про остров отдельно шли книги. Я и туда "Консуэло" написала, я была верная. А Митьке-поганцу, вообще не дала анкету, он бы, конечно, Софокла с собой потащил, пижон.
Так вот. За годы я прочитала мильены букв и строк, от "Блокнота агитатора" положенного в туалет вместо недоступной туалетной бумаги, до сорока томов аккуратно переплетенных дедушкой номеров журнала "Огонек", от "Детей горчичного рая", выброшенных нашей школой на помойку вместе с еще тонной книг, до Леви Брюля и Леви-Стросса. Собрание сочинений Бальзака я прочитала в пятом классе, беря том за томом в школьной библиотеке и вызывая что-то похожее на поклонение у нашей библиотекарши. Я читала "Спид-инфо" и детективы прогрессивных швейцарских писателей, комедии Плавта и журнал "Коммунист". Я осилила Улисса, а Стейнбек лет на пять выбил из моего списка всех остальных любимых. Ну кроме Цветаевой, конечно.
Я много чего любила, параллельно и перпендикулярно.
Но ничего лучше "Капитанской дочки" не написано на этом свете.