Про Глазунова я узнала в студенческие годы, узнала сразу в контексте борьбы с ним - не политической, но высокохудожественной. Студентозы Академии топырили пальцы и со звериной ненавистью юности ниспровергали Илью Сергеича на каждом углу, где хоть-кто вякал в его защиту - а таких было, конечно же, большинство. И это было замечательно - что некое большинство вообще знало про Глазунова, что оно имело какое-то мнение, что какой-то простохудожник был темой для обсуждения на всех уровнях. Но что лить слезы по зеленой траве и по значимости культуры в советское время? Проще их сразу лить по всей юности сразу. Юности, где юные мы пробивались сквозь безумные толпы на обсуждение глазуновской выставки, чтобы выкрикнуть с трибуны - "Да он не умеет рисовать! Посмотрите на эту руку - откуда она растет?!" и быть увезенными в черном воронке (трудно в такое теперь поверить, но фигуранты тех эпизодов читают этот пост). Мы, юные, распространяли в этих безумных очередях распечатку статья Чегодаевой про китч в работах Глазунова, а до этого и слова китч-то никто не знал. Нам хотели навалять разъяренные тетки и меньше - дядьки. Но мы несли свет подлинного искусства, мы бунтовали против пошлости, еще не зная, что такое настоящая пошлость.
А против чего,на самом деле мы бунтовали? Против использования дешевых приемов, которых Глазунов не стеснялся - огромных глаз, кокошников, простеньких ярких небес, зеленых березок. Против гладкости и лакировки - как поверхности, так и действительности. Против портретов элит, правда, элиты тогда как-то по-другому назывались. Против нарядной упрощенки. Нас просто выворачивало от презрения и ненависти вот к этому всему.
"А мне Глазунов нравится!" сообщали мне на каждом шагу другие, не студенты АХ. Сейчас я существенно продвинулась в своей терпеливости к чужим мнениям об искусстве, а тогда - еще не существенно. Лезла в драку, вцеплялась в глотку, тыкала носом. А дома у нас лежал дефицит дефицитов - альбом Глазунова,и еще одна штука - практически, подпольная, - черно-белая фотография громадины "Мистерия ХХ века". О, как было интересно нашим гостям! Сколько времени проведено за анализом фотки, кто там есть, кто рядом с кем, кто большой, кто маленький, кто высоко, кто низко! Кстати, Сталин в кровавом гробу не особо тогда кого шокировал - тогда вам не сейчас, все знали про его подвиги и спокойно к этому знанию относились. Но картину с выставки велели снять и чуть не закрыли (или может даже и закрыли) всю выставку - и, как я сейчас понимаю, вовсе не из-за политической составляющей и не из-за Гитлера с Мао, и даже не из-за религионзных всяких вещей, и не из-за Распутина - а из-за общей поп-артовской наглости, совершенно чуждой тогда нашему искусству.
Альбом истрепался, фотка лежит в архивах. Место в застольных беседах Глазунов уступил Шилову - и академисты восклицали, да по сравнению с ЭТИМ даже Глазунов - художник! Тут полагалось добавлять - "Кстати, глазуновские иллюстрации Достоевского очень даже ничего!".
А потом всем стало наплевать и на художников, и вообще на все, кроме еды и политики.
Стоило ли тогда ломать копья? И ломали бы мы их, зная, что произойдет с искусством через пару десятков лет? Бессмысленный вопрос- конечно, ломали бы, это ж юность, это ж принципы. А сейчас я, зрелая и умудренная, говорю - да, это был художник, настоящий художник, талант и трудяга. Предвосхитил наше время, ориентировался на потребителя, на эффект, на иностранцев - ну и что? Кто сейчас этого не делает, если может? Сейчас, когда искусство привлекает к себе внимание только откровенной гей-порнографией, время споров о Глазунове кажется какой-то невозможной идиллией, которая, уж конечно, больше не повторится.
И пара слов о нем, как о человеке - человек он был, говорят, добрый и щедрый, в самом прямом смысле. Говорят, ято никто, просящий у него помощи, не получал отказа. Очень верующий был Илья Сергеевич, и жил в гармонии и в соответствии со своей верой, по которой рука дающего никогда не должна оскудевать.
Светлая память и земля пухом.