Михаил РУМЕР-ЗАРАЕВ №146
http://continent-rus.ru/146/8.htm
III. Рабочий батальон
Они пробирались по дорогам Европы, сотрясаемой Первой мировой и гражданской войнами, революциями, бунтами, погромами, плыли на утлых судах через Черное, Средиземное моря, стремясь к своей цели, своей земле, как рыба идет к нерестилищу через реки и моря, движимая могучим биологическим инстинктом. Они шли, вырываясь из прошлой?- жестокой и страшной?- жизни, к новой, которая казалась им обетованной, как сама земля, обещанная Богом их предкам.
Шли по одиночке или небольшими земляческими группами из разных краев России, Украины, Польши. Кто-то добирался в Палестину через Турцию, а некоторые даже через Японию.
Группа халуцим из Крыма сумела из Тавриды попасть в Ливан, договориться там с местными контрабандистами и выйти в Средиземное море на рыбацком суденышке. После нескольких дней дрейфа они оказались наконец в Хайфе.
Из двух старых пароходов «Руслан» и «Екатерина», обеспечивавших до войны регулярное морское сообщение между Одессой и Яффой и перевозивших, в основном, богомольцев, навещавших Святую землю, сохранился лишь «Руслан», но и тот прекратил регулярные рейсы. И вдруг в конце декабря 1919 года «Руслан» приплыл в Яффу. На его борту оказалось 670 иммигрантов.
Это был груз столь же ценный, как и у другого парохода, совершившего три года спустя рейс из Петрограда в Штетин и получившего в истории России название «философского».
Врачи и архитекторы, поэты и художники- цвет еврейской интеллигенции,- те, кому суждено определять интеллектуальную жизнь Израиля,- были среди пассажиров «Руслана».
Воспользовавшись кратким периодом французской оккупации, пароход вышел из Одессы и плыл больше месяца, заходя то в турецкие, то в греческие порты, чтобы дать пассажирам помыться в бане (с водой на судне были проблемы), отдохнуть от мучительного плаванья, чтобы затем в просторном трюме они снова могли предаться любимому занятию?- политическим диспутам. В яффский порт пароход вошел под двумя флагами- бело-голубым сионистским и красным социалистическим.
Приход «Руслана» ознаменовал начало третьей алии, за четыре года которой в еврейскую общину Палестины влилось около 35 тысяч новоприбывших, более половины которых иммигрировали из России и треть - из Польши. За эти четыре года число кибуцев увеличилось с тридцати до шестидесяти шести, а их население возросло в пять раз?- с 450 до 2800 человек.
Это была в основном молодежь, отличавшаяся от иммигрантов первой и второй волны. Многие воспитывались в кружках различных сионистско-социалистических течений, широко распространившихся в диаспоре,- Хашомер Хацаир («Юный страж»), Хе Халуц, Гордония. Молодые люди приобретали там опыт коллективного общежития, осваивали иврит, обучались приемам сельскохозяйственного труда и к тому же были более идеологизированы, чем их предшественники, чувствуя себя детьми одной революции, готовыми к свершению другой - сионистской.
Довольно туманный и осторожный текст декларации Бальфура, где говорилось о благосклонном отношении Великобритании к сионистскому движению, пробуждал надежды на близкое воплощение идеи Герцля. Но молодежь третьей алии шла дальше, она мечтала о превращении Палестины в одну большую коммуну и готова была на многое ради исполнения этой мечты. Приведенный выше монолог Трумпельдора о поколении, готовом на все, полностью подчинившем себя чистой идее служения, знающем лишь одну цель- строить, казалось, обретает реальность.
Собственно, Трумпельдору и принадлежала мысль о создании трудового легиона, или, как его еще называли, Рабочего батальона (Гдуд ха-Авода), для обустройства Палестины и подготовки почвы для массовой иммиграции. И такой батальон в виде рабочей коммуны был создан последователями Трумпельдора через несколько месяцев после его гибели. Создатели батальона так и обозначали свою цель?- «строительство страны посредством создания всеобщей коммуны трудящихся», что звучало отголоском коммунистических экспериментов, которые в том же 1920 году апробировались на их далекой российской родине.
Но как же это - строить всеобщую коммуну трудящихся? В России для подобных экспериментов у большевиков была и политическая власть, и армия, и ЧК, и измученный гражданской войной, послушный кнуту и прянику народ. Здесь же власть переходила от турок к англичанам, взявшим под свой мандат, сиречь под свое управление, эту разоренную страну, потерявшую за годы войны даже то, что ишув сумел создать в предвоенные годы. Экспорт фруктов и вина из поселений первой волны прекратился, банк сионистов закрылся, строительные фонды исчерпались, цены на продовольствие и предметы первой необходимости бешено выросли… И главное, что особенно мучило,- безработица.
Помощь пришла от британской администрации, которая решила покончить с бездорожьем в подвластной ей стране. Первый свой строительный подряд на прокладку дороги вдоль западного побережья Кинеретского озера Рабочий батальон получил с помощью Пинхаса Рутенберга, который из российского эсера-террориста превратился здесь в предприимчивого бизнесмена. Получив от британских властей лицензию на производство электроэнергии с помощью вод Иордана, он добился передачи подряда на сооружение дороги не арабским строителям, а своим соотечественникам из Рабочего батальона.
Кинерет представляет собой самый низкий на земле проточный водоем. Он лежит в глубокой впадине среди выжженных солнцем гор, которые словно плавятся в неподвижном воздухе. Дорога проходила по узкой полосе иссохшей земли, заросшей сорняками и колючками. Ни ветерка, ни тучки в белесом жарком небе. И враждебные арабские деревни поодаль.
Жили в палатках, питались сообща, доходы поступали в общий фонд, и во всем- абсолютное равенство: в труде, в еде, в обеспечении жизненных нужд. Технологически это была своего рода ПМК- передвижная механизированная колонна, как впоследствии называли в России строительные коллективы подобного рода. Только здесь транспортными средствами были ослы да быки, а средствами механизации- тачка да кирка.
Первоначально Рабочий батальон насчитывал восемьдесят человек и делился на роты (плугот) по десять-двенадцать человек. Такая численность считалась оптимальной для создания кибуца, который должен был быть одной большой семьей. Но за шесть лет существования через «Общую коммуну еврейских рабочих в Стране Израиля» (так еще назывался этот Рабочий батальон) прошли более двух тысяч человек. Собственно, батальон представлял собой десятки небольших отрядов, которые, в соответствии с военной терминологией, «бросались» на выполнение фронта строительных работ в разные концы страны. А когда строительство подошло к концу, эти отряды занялись заселением и освоением земель?- и в первую очередь Изреельской долины, где на территориях, купленных Национальным фондом, на осушенных и дренированных участках в 20-е годы возникла сеть кибуцев и кооперативных поселений- мошавов.
Драгоценным свидетельством того времени, свидетельством быта, психологии, ментальности создателей этих поселений может служить «Русский роман» Меира Шалева, выросшего в мошаве Нахалал, внука одного из его основателей. Эта сага о трех поколениях (жанр весьма распространенный в современной мировой литературе, где тема поиска корней становится доминирующей) начинается историей компании молодых евреев, отправившихся перед Первой мировой войной из России в Палестину и ставших там земледельцами. Повествование ведется от лица внука одного из первопоселенцев.
Книга эта, написанная столь изощренно, что ее автор приобрел славу первого писателя современной израильской литературы, и тонко переведенная на русский язык Рафаилом Нудельманом и Аллой Фурман, несет в себе то же явственное ощущение корней, почвы и рода, которое мы находим у Фолкнера, представителя нации, так же сравнительно недавно заселившей свою землю, как евреи Палестину.
Мне думается, что такое ощущение реже возникает в литературе наций, живших на своей земле всегда, что там оно размыто во времени и пространстве. У евреев же, этих вечных странников, обретших, наконец, свою землю и уже прослеживающих существование на ней дедов и внуков, такое чувство острее и радостнее. Россия, откуда родом отцы-основатели Нахалала, для их внуков становится легендой, мифом.
III. Рабочий батальон
Они пробирались по дорогам Европы, сотрясаемой Первой мировой и гражданской войнами, революциями, бунтами, погромами, плыли на утлых судах через Черное, Средиземное моря, стремясь к своей цели, своей земле, как рыба идет к нерестилищу через реки и моря, движимая могучим биологическим инстинктом. Они шли, вырываясь из прошлой?- жестокой и страшной?- жизни, к новой, которая казалась им обетованной, как сама земля, обещанная Богом их предкам.
Шли по одиночке или небольшими земляческими группами из разных краев России, Украины, Польши. Кто-то добирался в Палестину через Турцию, а некоторые даже через Японию.
Группа халуцим из Крыма сумела из Тавриды попасть в Ливан, договориться там с местными контрабандистами и выйти в Средиземное море на рыбацком суденышке. После нескольких дней дрейфа они оказались наконец в Хайфе.
Из двух старых пароходов «Руслан» и «Екатерина», обеспечивавших до войны регулярное морское сообщение между Одессой и Яффой и перевозивших, в основном, богомольцев, навещавших Святую землю, сохранился лишь «Руслан», но и тот прекратил регулярные рейсы. И вдруг в конце декабря 1919 года «Руслан» приплыл в Яффу. На его борту оказалось 670 иммигрантов.
Это был груз столь же ценный, как и у другого парохода, совершившего три года спустя рейс из Петрограда в Штетин и получившего в истории России название «философского».
Врачи и архитекторы, поэты и художники- цвет еврейской интеллигенции,- те, кому суждено определять интеллектуальную жизнь Израиля,- были среди пассажиров «Руслана».
Воспользовавшись кратким периодом французской оккупации, пароход вышел из Одессы и плыл больше месяца, заходя то в турецкие, то в греческие порты, чтобы дать пассажирам помыться в бане (с водой на судне были проблемы), отдохнуть от мучительного плаванья, чтобы затем в просторном трюме они снова могли предаться любимому занятию?- политическим диспутам. В яффский порт пароход вошел под двумя флагами- бело-голубым сионистским и красным социалистическим.
Приход «Руслана» ознаменовал начало третьей алии, за четыре года которой в еврейскую общину Палестины влилось около 35 тысяч новоприбывших, более половины которых иммигрировали из России и треть - из Польши. За эти четыре года число кибуцев увеличилось с тридцати до шестидесяти шести, а их население возросло в пять раз?- с 450 до 2800 человек.
Это была в основном молодежь, отличавшаяся от иммигрантов первой и второй волны. Многие воспитывались в кружках различных сионистско-социалистических течений, широко распространившихся в диаспоре,- Хашомер Хацаир («Юный страж»), Хе Халуц, Гордония. Молодые люди приобретали там опыт коллективного общежития, осваивали иврит, обучались приемам сельскохозяйственного труда и к тому же были более идеологизированы, чем их предшественники, чувствуя себя детьми одной революции, готовыми к свершению другой - сионистской.
Довольно туманный и осторожный текст декларации Бальфура, где говорилось о благосклонном отношении Великобритании к сионистскому движению, пробуждал надежды на близкое воплощение идеи Герцля. Но молодежь третьей алии шла дальше, она мечтала о превращении Палестины в одну большую коммуну и готова была на многое ради исполнения этой мечты. Приведенный выше монолог Трумпельдора о поколении, готовом на все, полностью подчинившем себя чистой идее служения, знающем лишь одну цель- строить, казалось, обретает реальность.
Собственно, Трумпельдору и принадлежала мысль о создании трудового легиона, или, как его еще называли, Рабочего батальона (Гдуд ха-Авода), для обустройства Палестины и подготовки почвы для массовой иммиграции. И такой батальон в виде рабочей коммуны был создан последователями Трумпельдора через несколько месяцев после его гибели. Создатели батальона так и обозначали свою цель?- «строительство страны посредством создания всеобщей коммуны трудящихся», что звучало отголоском коммунистических экспериментов, которые в том же 1920 году апробировались на их далекой российской родине.
Но как же это - строить всеобщую коммуну трудящихся? В России для подобных экспериментов у большевиков была и политическая власть, и армия, и ЧК, и измученный гражданской войной, послушный кнуту и прянику народ. Здесь же власть переходила от турок к англичанам, взявшим под свой мандат, сиречь под свое управление, эту разоренную страну, потерявшую за годы войны даже то, что ишув сумел создать в предвоенные годы. Экспорт фруктов и вина из поселений первой волны прекратился, банк сионистов закрылся, строительные фонды исчерпались, цены на продовольствие и предметы первой необходимости бешено выросли… И главное, что особенно мучило,- безработица.
Помощь пришла от британской администрации, которая решила покончить с бездорожьем в подвластной ей стране. Первый свой строительный подряд на прокладку дороги вдоль западного побережья Кинеретского озера Рабочий батальон получил с помощью Пинхаса Рутенберга, который из российского эсера-террориста превратился здесь в предприимчивого бизнесмена. Получив от британских властей лицензию на производство электроэнергии с помощью вод Иордана, он добился передачи подряда на сооружение дороги не арабским строителям, а своим соотечественникам из Рабочего батальона.
Кинерет представляет собой самый низкий на земле проточный водоем. Он лежит в глубокой впадине среди выжженных солнцем гор, которые словно плавятся в неподвижном воздухе. Дорога проходила по узкой полосе иссохшей земли, заросшей сорняками и колючками. Ни ветерка, ни тучки в белесом жарком небе. И враждебные арабские деревни поодаль.
Жили в палатках, питались сообща, доходы поступали в общий фонд, и во всем- абсолютное равенство: в труде, в еде, в обеспечении жизненных нужд. Технологически это была своего рода ПМК- передвижная механизированная колонна, как впоследствии называли в России строительные коллективы подобного рода. Только здесь транспортными средствами были ослы да быки, а средствами механизации- тачка да кирка.
Первоначально Рабочий батальон насчитывал восемьдесят человек и делился на роты (плугот) по десять-двенадцать человек. Такая численность считалась оптимальной для создания кибуца, который должен был быть одной большой семьей. Но за шесть лет существования через «Общую коммуну еврейских рабочих в Стране Израиля» (так еще назывался этот Рабочий батальон) прошли более двух тысяч человек. Собственно, батальон представлял собой десятки небольших отрядов, которые, в соответствии с военной терминологией, «бросались» на выполнение фронта строительных работ в разные концы страны. А когда строительство подошло к концу, эти отряды занялись заселением и освоением земель?- и в первую очередь Изреельской долины, где на территориях, купленных Национальным фондом, на осушенных и дренированных участках в 20-е годы возникла сеть кибуцев и кооперативных поселений- мошавов.
Драгоценным свидетельством того времени, свидетельством быта, психологии, ментальности создателей этих поселений может служить «Русский роман» Меира Шалева, выросшего в мошаве Нахалал, внука одного из его основателей. Эта сага о трех поколениях (жанр весьма распространенный в современной мировой литературе, где тема поиска корней становится доминирующей) начинается историей компании молодых евреев, отправившихся перед Первой мировой войной из России в Палестину и ставших там земледельцами. Повествование ведется от лица внука одного из первопоселенцев.
Книга эта, написанная столь изощренно, что ее автор приобрел славу первого писателя современной израильской литературы, и тонко переведенная на русский язык Рафаилом Нудельманом и Аллой Фурман, несет в себе то же явственное ощущение корней, почвы и рода, которое мы находим у Фолкнера, представителя нации, так же сравнительно недавно заселившей свою землю, как евреи Палестину.
Мне думается, что такое ощущение реже возникает в литературе наций, живших на своей земле всегда, что там оно размыто во времени и пространстве. У евреев же, этих вечных странников, обретших, наконец, свою землю и уже прослеживающих существование на ней дедов и внуков, такое чувство острее и радостнее. Россия, откуда родом отцы-основатели Нахалала, для их внуков становится легендой, мифом.