Republic: Почему Запад забыл Сталинградскую битву?
В Киеве в подъезде брата жил старичок, который воевал в Сталинграде. Пару лет назад он умер. Осенью он всегда смотрел на ковер опавших листьев, и говорил, что так же лежали убитые тогда. И все время хотел рассказать кому-то о своих воспоминаниях.
В прошлом году прочла "Русский дневник" Стейнбека, про то как они съездили в 1947 в Москву, Киев, Сталинград - и опять: в Киеве человек, воевавший в Сталинграде, в Сталинграде - украинец из Киева. Тарас рассказывал, что наш учитель математики чуть не плакал 9 мая (2 февраля?), думая о сталинградской битве, посылал его за водкой.
Я стала более неравнодушна к тому месту. Хотя ехать туда страшновато.
Фото юзера born_84
И вот, отличная статья в Republic (переводная) профессора истории Колумбийского университета, исследовательницы фашизма, Виктории де Грации
Очень интересно
https://republic.ru/posts/90758
Когда-то Сталинградская битва была символом сопротивления мировому доминированию нацизма. Победу Красной Армии тогда праздновали везде, где боролись с Гитлером. В Европе называли в честь нее улицы и площади, поэт Пабло Неруда написал «Песнь любви к Сталинграду». Но постепенно о вкладе советского народа в победу забыли - развернувшаяся вскоре после окончания Второй мировой холодная война не предполагала реверансов в сторону коммунистического государства. Об этом забвении и о других трансформациях памяти пишет профессор истории Колумбийского университета, исследовательница фашизма, Виктория де Грация в журнале Raritan, который выпускает Ратгерский университет. С разрешения издания мы публикуем сокращенный перевод статьи.
В 1991 году, на День благодарения, я впервые услышала, как американцы отдают дань памяти Сталинградской битве. У нас был семейный вечер и мы только усадили за стол нашего гостя, молодого специалиста по статистике из СССР. Мой отец внезапно поднял бокал, чтобы «поблагодарить всех храбрых советских солдат». «Если бы не они, - сказал он, - возможно, я или мои братья были бы мертвы или ранены». Сергей предстал перед нашей дверью в бобровой ушанке и сером пальто. Как многие советские граждане в те времена, он выглядел словно потрепанный битвой. Видимо, его внешний вид тронул моего отца.
49 годами ранее, на День благодарения в 1942 году, отец вместе с тысячами других молодых американцев ожидал отправки на войну. В то время Соединенные Штаты и Великобритания еще торговались по поводу открытия второго фронта, который должен был облегчить участь Красной Армии, сражавшейся с, казалось, неукротимым вермахтом.
Мой отец был назначен в пропагандистское подразделение в Ритчи, штат Мэриленд, считавшегося теплым местечком. В мае 1943-го он присоединился к высадке на Сицилию. К тому времени ход военных действий полностью изменился. Немцам уже не суждено было вернуть превосходство.
Несмотря на это, советские войска продолжали нести основную тяжесть войны. К концу войны потери Советского Союза оценивались в 8 миллионов военнослужащих и 17-18 миллионов мирных граждан. Для сравнения: на фронтах Европы погибли 200 000 американских военнослужащих. Разумеется, гражданских жертв у США не было. Делайте выводы: у моего отца были веские причины быть благодарным. Он вернулся домой после двух с половиной лет войны со множеством медалей и служебным револьвером. Он назвал первого своего ребенка Викторией - в честь своего возвращения - и часто вспоминал войну как лучшие годы жизни.
При практически нулевых потерях человеческих ресурсов для США война стала гигантским рывком с точки зрения мировой мощи и престижа. Со временем, когда альянсы изменились, едва ли кто-то из американцев вспомнил, что битва под Сталинградом однажды считалась символом сопротивления глобальному доминированию нацизма.
***
Когда Сергей вернулся в Москву, первого января 1992 года, Советского Союза больше не было. Холодная война закончилась. Европейские федералисты надеялись, что эти невероятные перемены откроют путь к Европе без границ. Согласно их сценарию, по мере расширения Европейского союза и ускорения реформ в ходе перестройки Россия присоединится к нему вместе с десятком других европейских стран, находившихся в зоне влияния СССР. Это была смелая надежда на XXI век: новая Европа, возникшая из пепла Второй мировой войны и простирающаяся от Урала к Атлантическому побережью.
Если бы эта мечта хоть чуть приблизилась к реализации, новопостроенный европейский «дворец памяти» несомненно приветствовал бы крупную ретроспективу того исторического союза, который был создан во время Второй мировой, чтобы победить нацистский блок. Там безусловно была бы признана вся жестокость войны против «иудейско-большевистского» Советского Союза, было бы принято во внимание, что нападение на СССР сделало возможным геноцид евреев и привело к числу погибших, которое, по крайней мере, в четыре раза превышает число жертв Холокоста среди европейских евреев (примерно три миллиона из которых тоже были советскими гражданами). Такая ретроспектива отдала бы дань масштабу мобилизации страны, - например, никогда раньше такое количество женщин не участвовало в военных действиях. И, несомненно, вновь был бы открыт вопрос о репарациях. Во время заключительной встречи в Потсдаме в июле-августе 1945 года, антигитлеровская коалиция приняла решение о выплате репараций СССР за его неисчислимые потери, и поспешно отказалась от этого обещания в начале холодной войны (тем не менее СССР вывез из восточной Германии материального имущества на миллиарды долларов, среди которого были суда, вагоны, заводское оборудование и многое другое. - Republic).
Но этой ретроспективы, или, лучше сказать - ретроспекции не было. Соединенные Штаты стали единственной глобальной сверхдержавой в 90-х годах. Некогда грозные советские Вооруженные Силы были обречены, эксперименты на свободном рынке оставили постсоветскую экономику в руинах, а Европейский союз и НАТО расширились на восток, но лишь для того, чтобы увеличить невидимую границу между постсоветской Россией и Западом. Еврооптимисты повсеместно отмечали новообретенное единство Европейского союза, как зародившееся из пепла Второй мировой продолжение антифашистской коалиции. А люди, которые пожертвовали больше всего ради этого, словно пропали без вести. Во «дворце памяти» Европейского союза не нашлось места для Великой Отечественной войны, французские и немецкие школьники не посещают советские поля боя, а восточному фронту почти не отводят выставочного пространства в военных музеях. Исходя из того, что большинство американцев знают о Второй мировой, можно подумать, что война антигитлеровской коалиции в какой-то момент превратилаcь в войну против тоталитаризма, а Германия и СССР поменялись местами: Германия стала опорой Атлантического союза, возглавляемого США, а СССР превратился в империю зла, зеркальный образ Третьего рейха Гитлера.
***
Шестимесячная битва, продолжавшаяся с августа 1942 года по февраль 1943 года, была символически, если не стратегически, наиболее важной военной конфронтацией Второй мировой (многие российские историки считают началом битвы 17 июля 1942 года, когда прошли первые бои на дальних подступах к Сталинграду. - Republic). Она была и самой кровавой, если считать гражданские и военные жертвы вместе. По разным оценкам, от 1,25 до 1,8 миллионов человек были убиты, а общее число погибших во время Сталинградской битвы превзошло число погибших в годовой битве за Верден во время Первой мировой войны. Сталинградская битва - самая смертоносная в истории.
После того, как вермахт взял миллионы пленных, осадил Ленинград и достиг подступов к Москве, Гитлер отдал приказ о финальном рывке далеко на юг, чтобы захватить жизненно важные запасы нефти на Каспийском море. В конце июля 1942 года, шестая армия вермахта двинулась на Сталинград. В октябре немецкие силы, заняв разбомбленный город, за исключением небольшого кусочка земли вдоль берега Волги, начали свое последнее наступление и внезапно встретили сопротивление непостижимой мощи.
Войдя в наступление в ноябре, Красная Армия использовала уязвимости гитлеровского командования: фланги шестой армии были защищены слабыми и плохо снабженными союзниками - венграми, румынами и итальянцами. Им не хватало снаряжения, чтобы вести продолжительную битву в холодную погоду. Как только советская контратака поймала немецкие войска в тиски, шестой армии, состоявшей из четверти миллиона солдат, предстояло неумолимое уничтожение. Восьмого января 1943 года советское командование предложило генералу Паулюсу сдаться с честью. Однако фюрер строго запретил это делать. Прошло еще три недели до того, как Паулюс был найден на своем командном посту в подвале универмага, небритым, лежащим на сальных простынях, окруженным горами мусора и экскрементов. Его отчаянная капитуляция окончательно развенчала миф о немецкой нерушимости.
Нацистское руководство, в свою очередь, после шокирующего поражения впервые официально заявило о необходимости истребления по расовому признаку. Министр пропаганды Геббельс 19 февраля 1943 года говорил, что до сих пор Германия недооценивала «истинный масштаб еврейской мировой революции», стоящей за «большевистской войной». Цель этой войны, убеждал Геббельс, «уничтожение европейского континента». Отныне «нет слишком радикальных мер», «нет зверства, на которое мы не пойдем» в борьбе против «террористического еврейства».
В то же время, победа советских войск в Сталинграде возродила дух антифашистского сопротивления по всему миру. Она стала призывом к бою для вооруженных движений - от Красной Армии Мао Цзэдуна до сил итальянского, французского, югославского, греческого и вьетнамского сопротивления. После войны в городах появились площади, проспекты и улицы, переименованные в честь Сталинграда. Поэт Пабло Неруда укрывался в Мехико после поражения антифашистов в Испании, тогда он и написал «Песнь о любви к Сталинграду».
***
Защитники Сталинграда страдают не столько от забвения - было написано огромное количество книг о Сталинграде, не говоря уже о бесчисленных онлайн и видеоиграх о нем, - они страдают от повсеместной инструментализации. Из Сталинградской битвы непрерывно пытаются сделать неизменно тенденциозный, эгоистичный довод, должный доказать что-то о cталинской политике, русском народе, советской системе в целом.
Немецкие оккупанты были далеко не последними из тех, кто недооценил советскую армию. Когда немцы наконец преодолели неверие в мощность сопротивления, с которым они столкнулись, они решили, что их враг - это примитивный, бесчувственный скот, брошенный в бой их командирами, которые равнодушны к человеческой жизни. Поскольку советские войска казались бесхитростными, они были особенно опасны. Тот факт, что советские власти решились на мобилизацию женщин и, более того, использовали их на линии фронта, на которой они, как и мужчины, сражались не боясь смерти, вызывал еще большее презрение у немецких солдат.
Свой вклад в девальвацию заслуг советских граждан внесли и сами советские власти, начиная со Сталина, который отказался праздновать коллективные подвиги после завершения войны. Советские люди не могли позволить себе почивать на лаврах. Во-первых, прославление Красной Армии могло отвлечь граждан от военных подвигов самого Сталина. Во-вторых, с началом холодной войны память о прошлых подвигах отвлекала от новой мобилизации против фашистского Запада. Лишь Никита Хрущев начал отдавать дань памяти погибшим в Великой Отечественной войне, он одобрил план создания огромной святыни на Мамаевом кургане, но - после того, как город был переименован в Волгоград. Для Хрущева это был акт борьбы с культом личности своего предшественника. Высота статуи «Родина-мать зовет» - 85 метров, это самая высокая женская скульптура в мире. Ее величие затмило собой память о погибших.
Западные историки, в свою очередь, виновны в искажении другого характера. Они рассматривают советских солдат как пешек сталинской системы, которые выбирали между смертью от немецкого пулемета и казнью от рук отрядов НКВД. Если солдаты выражали веру в то, что сражались, чтобы защитить Советский Союз от захватчиков, они считались жертвами тоталитарной риторики.
В книге историка Йохена Хелльбека «Сталинградская битва» собраны свидетельства ее участников. Они подтверждают, что на войне работали отряды НКВД, которые должны были предотвратить дезертирство и распространение паники. Командиры с гордостью рассказывали о расстрелах бежавших, военные задержали по меньшей мере сорок одну тысячу дезертиров. Генерал Родимцев, командир тринадцатой гвардейской стрелковой дивизии, особенно хвалил командира другого взвода за то, как тот обращался с «плохими солдатами». Однажды тот увидел, как узбекские солдаты замерли под вражеским огнем и тем самым оставили саперов и разведчиков на верную смерть, тогда он «попросту поднял их за воротники и застрелил». Хелльбек не нашел доказательств массовых казней, но исходя из свидетельств не маловероятно, что командиры Красной Армии зачастую расстреливали отряды дезертиров. В траншейной войне времен Первой мировой это было частой практикой, и не только в самодержавной России. Иногда это случалось и в войсках антифашисткой коалиции.
Тем не менее к октябрю 1942 года сопротивление немцам превратилось в первую народную войну, которая велась в промышленном городе. Немецкая военная доктрина включала в себя тесное содействие танков, пехоты, артиллерии и воздушных войск. Чтобы дать отпор, CCCР разработал стратегию, которую генерал-лейтенант Чуйков из шестьдесят второй армии окрестил «объятиями врага». Сохраняя линии фронта как можно ближе друг к другу, советские войска заставили немецкую пехоту либо сражаться в одиночку, либо рисковать получить ранения от их собственной артиллерии. Чуйков объяснил: «Люди думают, что уличный бой - это просто скитания по улицам и стрельба. Чепуха. Улицы пусты. Сражение идет в зданиях, заводах и дворах. Там приходится уничтожать противника штыками и гранатами». А еще ножами, лопатами и кулаками. Немцы, в свою очередь, называли это «крысиной войной». Они горько шутили, что после схватки за каждую улицу, фабрику, дом, подвал и лестницу, им все равно «приходится бороться за гостиную». Чуйков суммировал: «Немцы с этим не справляются».
Такой тип сражения требует высокого уровня мотивации. Комиссары работали день и ночь, чтобы бороться со страхом смерти и страхом убивать, который испытывали солдаты. Они читали лекции о военной ситуации, носили с собой чемоданы агитационных книг и брошюр и поддерживали коллективные дискуссии о новостях из «Красной звезды». Они раздавали шашки и домино, а в редких случаях и шоколад с апельсинами, чтобы поднять моральный дух. Наконец, они вели личные разговоры, особенно ночью. Один из комиссаров вспоминал: «Ночью бойцы склонны говорить открыто, а значит, можно залезть к ним в душу». Это поднимало военный дух достаточно, чтобы держать линию фронта.
Комиссары выбирали «Героев дня» из воинских частей и отправляли их фотографии семьям. Они награждали солдат орденами «Красного знамени» и «Красной звезды». Иногда награждались целые батальоны и подразделения. Подача заявления на вступление в партию была более чем просто ритуалом; партийный билет обещал открыть двери в социалистический рай. Отправляясь в бой, младший сержант А.С. Дука из минометной команды, сказал: «Единственное, что имеет значение, это то, что если я умру, то умру большевиком». Вместе с восемью другими мужчинами из его подразделения, он подал заявку на вступление в партию накануне битвы. Чтобы получить партийный билет, нужно было выжить. Он выжил. Двое его товарищей погибли.
***
Особенность опубликованных Хелльбеком свидетельств в том, что они были записаны в ходе военных действий. Кроме того, они должны были стать документальной базой для произведения мировой литературы, равного по значимости «Войне и миру» Льва Толстого. Руководил сбором интервью Исаак Минц, известный как «архитектор сталинской концепции прошлого». Он так отличился в годы гражданской войны, что партия закрыла глаза на его еврейские и купеческие корни, из-за которых он не доучился в Харьковском университете. Ему поручили завершить обучение в новом Институте красной профессуры. С начала 1930-х годов он работал с Максимом Горьким над написанием «Коллективной автобиографии советских граждан во время Гражданской войны». Она включала в себя научный анализ, документальные тексты, мемуары, фотографии и очерки. Эта история должна была стать свидетельством «человека с большой буквы, который покажет другим, как стать более человечными». Когда эта работа, наконец, вышла во всех пятнадцати томах в 1935 году, ее ждала типичная судьба всех утопичных проектов, направленных на создание новой советской культуры: власти практически сразу избавились от нее, а многие из его главных героев исчезли во время Большого террора. Вероятно, Минц был напуган, едва избежав смерти. Он ухватился за возможность составить протокол новой эпохальной битвы социализма - Великой Отечественной войны. Заручившись стопроцентной поддержкой партии, он прибыл в Сталинград в декабре 1942 года.
Сталинград был открыт для иностранных корреспондентов и фотографов, включая непревзойденных журналистов из Boston Globe, Herald Tribune и New York Times. Почти все они верили, что находятся в самом эпицентре всемирной исторической битвы, которой руководит СССР. Однако, как писал Василий Гроссман, мировая пресса едва затронула подробности немецкой капитуляции, а «Гитлер, Рузвельт и Черчилль уже начали искать новые очаги военного кризиса. Сталин стучал пальцем по столу и справлялся, была ли завершена передача войск из Сталинграда другим фронтам». Жители города столкнулись с печальной реальностью. Столица войны с фашизмом превратилась в обмерзшие развалины. Сталинграда «полного генералов, экспертов по уличному бою, стратегических карт, вооруженных сил и опрятных коммуникационных траншей» больше не было.
Сохранение памяти о войне превратилось в политическое минное поле. Даже сам Минц не проявил интереса к записанным им протоколам. История войны, в которой каждый сражался по своим причинам - от страха, от ненависти, от любви к товарищам, чтобы не потерять честь перед своими командирами и солдатами, чтобы выжить и вернуться домой, - была слишком радикальна для Сталина. Собственная карьера Минца пошла под откос в 1949 году, когда он стал мишенью кампании по борьбе с космополитизмом. Впоследствии отделения исторических комиссий были распущены, а тысячи страниц стенограмм были убраны в коробки, пока до них не добралась группа историков под руководством Хелльбека.
***
В 1970-е годы Западная Европа во главе с ФРГ сделала несколько реверансов советскому блоку, пренебрегая протестами со стороны США. Однако разрядка международной напряженности закончилась новым противостоянием по вопросу ограничения стратегических вооружений. Соединенные Штаты под руководством Джимми Картера попытались взять преимущество над СССР с помощью установки двух ядерных ракет на европейской территории. Затем, в 1983 году, когда президентский пост занимал Рональд Рейган, активно продвигалась Cтратегическая оборонная инициатива (прозванная в прессе «Звездными войнами»), основной фантазией которой было создание щита для стопроцентной защиты от ракетных ударов. Вторая волна холодной войны привела к объединению противников гонки вооружений, пацифистов, женских групп и защитников окружающей среды по всей Европе. Все они были в страхе от мысли, что, если две великие державы продолжат преследовать подобные цели, они развяжут новую, на этот раз апокалиптическую, ядерную войну. В социалистической, особенно советской, культуре эти страхи вызвали огромный всплеск интереса к Великой Отечественной войне, появились размышления о ней новом ключе. «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, находящаяся под цензурой долгие годы даже после смерти автора, была опубликована в Швейцарии в 1980 году. Сначала на русском, затем на французском. Книга пользовалась огромной популярностью. Рукопись Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» после публикации в 1985 году была распродана тиражом в два миллиона экземпляров. Задолго до того, как гласность стала официальной доктриной при Михаиле Горбачеве в 1986 году, советская культура начала самую глубокую ретроспективу войны, которая когда-либо проводилась.
Однако новый этап холодной войны ограничил эту ретроспективу. В 1984 году Рональд Рейган сделал первый шаг к созданию другой нерушимой стены памяти. Чтобы продемонстрировать усилия Соединенных Штатов по укреплению военной поддержки НАТО в Европе и начать свою предвыборную кампанию, он воспользовался сороковой годовщиной высадки в Нормандию. Раньше вторжение союзников в Нормандию отмечали скромно и выборочно. Рейган же использовал канал Пуэнт-дю-Ок как декорации. Стоя на возвышении, он отдал воинский салют европейским и американским ветеранам и главам государств. Они поднялись над утесами, как ковбои распускающие лассо, чтобы избавить Европу от варварства и зла. Конечно, Германии не было на этом празднике. Но не было и Советского Союза. Рейган лишь упомянул СССР в своей банальной речи, сетуя, что Советский Союз вновь оккупировал несколько европейских стран, а затем буднично напомнил о «больших потерях, понесенных российским народом - погибло 20 миллионов человек».
Правительство Гельмута Коля пошло против общественного мнения, поддержав размещение американских ракет на континенте. Он опасался, что его гражданам, большинство из которых родились после падения Третьего рейха, придется вечно носить фашистское клеймо. Рейган при первой же встрече отметил, что для того, чтобы от него избавиться, надо во время предстоящей конференции G7 в Бонне отдать дань памяти жертвам войны. Самое близкое кладбище, которое можно было посетить, было в городке Битбург, на границе с Люксембургом. На нем были захоронены не только солдаты вермахта, но и войска СС. Событие обернулось политической катастрофой, когда стало известно, что после переведения с восточного фронта, где войска СС зверски издевались над советскими гражданами, они продолжили издеваться над мирными гражданами во Франции. Недовольной общественности ответили, что Рейган и Коль отдавали дань погибшим солдатам вермахта, а не войскам СС. Но к тому времени уже было хорошо известно, что наступление Третьего рейха на Советский Союз велось как идеологическая и расовая война, а не просто военная операция по захвату территории. Более того, уже было хорошо известно, что солдаты вермахта тоже принимали участие в зверствах над советскими гражданами.
Всего через пару недель после скандала в Битбурге, Эрнст Нольте, историк и консерватор, опубликовал статью в Frankfurter Allgemeine Zeitung под названием «Прошлое, которое не пройдет». Он писал, что пока немцы не перерастут свою одержимость коллективной ответственностью, они не смогут построить здоровое национальное самосознание. С этой целью нацистскую диктатуру стоило пересмотреть как один-единственный момент в долгой истории, возникший как плод столетия, изобилующего ужасающими и насилием. Истинный источник ужаса лежал, по его мнению, в «азиатских» событиях: геноциде армян, советской революции и Большом терроре. В свете этих событий операция Гитлера «Барбаросса» была превентивной войной, которая должна была остановить большевистскую экспансию на Запад. Чтобы двигаться вперед, немцам нужно помнить о положительных моментах в их прошлом: прекрасном Веймаре, месте рождения Гёте и Первой республики, и величественном Потсдаме, где родились короли Фридрих Вильгельм I и Фридрих Великий.
Для Юргена Хабермаса, ведущего современного немецкого философа, аргументы Нольте были «обманчиво благовидной философией НАТО, окрашенной немецким национализмом». После Третьего рейха, писал он в ответ на статью Нольте, каждый немец, вспоминая Веймар и Потсдам, должен вспоминать и Освенцим.
***
Как же вспоминать Сталинградскую битву в современном мире? После распада Советского Союза, ежегодное празднование 2 февраля, дня, когда сдался фельдмаршал Паулюс, проходит почти незаметно. Год за годом при температуре около минус шести, чиновники без энтузиазма тащатся вверх по мраморной лестнице к мемориалу на Мамаевом кургане, чтобы возложить венки и вспомнить погибших. Во время исторической реконструкции, там, где когда-то был универмаг, командиры шестой армии сдаются офицерам Красной Армии. Самое популярное мероприятие - парад женского отряда дорожной полиции, одетого в форму советской эпохи в честь предшественниц, которые в 1942 году возили провизию к линии фронта. Пышный салют в конце дня завершает празднование.
В 2015 году произошла настоящая инновация, когда по случаю празднования семидесятилетней годовщины окончания Второй мировой, министр иностранных дел Германии, Франк-Вальтер Штайнмайер, посетил Волгоград вместе со своим российским коллегой. В это время Путин принимал канцлера Меркель в Кремле. Это был сигнал, что, несмотря на санкции, которые Европейский союз и США наложили на Россию из-за присоединения Крыма, Германия готова восстановить хорошие отношения. Она признала вину за совершенные зверства против советских военнопленных во время Второй мировой войны и была готова предложить репарации.
Суммы, выплаченные правительством Германии, оказались смехотворными (около 2500 евро каждому из четырех тысяч бывших пленных, еще доживающих свой век). Но слова, сопровождавшие этот жест, ясно сказали о том, что Германия принимает ответственность за военные преступления.
Что же насчет Соединенных Штатов? Должно произойти геополитическое землетрясение, прежде чем мы увидим, как американский президент взбирается к Мамаему кургану по лестнице в двести мраморных ступеней.
Я начала эту статью с воспоминания о тосте моего отца, посвященном «храбрым советским солдатам» в День благодарения 1991-го. Возможно, он тоже использовал память о погибших в Сталинграде в личных целях - чтобы вспомнить о своей собственной роли в войне? Может быть, подсознательно он хотел разжалобить Сергея, который в ушанке и с мягкими длинными усами, был похож на советского комиссара? В конце концов, капитан А. Ж. Де Грация-младший, несмотря на все свои рассказы про борьбу за правое дело, ничем не отличается от миллионов других американцев, которые ценили советских граждан как союзников во время Второй мировой и в ужасе отвернулись от них, как только началась холодная война.
И что бы было, если бы Сергей, вместо того, чтобы имитировать благодарность, вздохнул и сказал слова, похожие на те, которые Светлана Алексиевич позже включила в свою речь на Нобелевской церемонии: «Страдания - это наш капитал, наш природный ресурс. Не нефть и газ - страдания. Это единственное, что мы можем производить постоянно». Или, если бы после этого тоста, рискуя испортить дух праздника, кто-то начал бы вслух размышлять о том, что все военные победы США в XX веке произошли на территории других стран исключительно за счет чужих погибших и чужих земель. Когда мы взглянем на эту часть истории честно и рационально?
В прошлом году прочла "Русский дневник" Стейнбека, про то как они съездили в 1947 в Москву, Киев, Сталинград - и опять: в Киеве человек, воевавший в Сталинграде, в Сталинграде - украинец из Киева. Тарас рассказывал, что наш учитель математики чуть не плакал 9 мая (2 февраля?), думая о сталинградской битве, посылал его за водкой.
Я стала более неравнодушна к тому месту. Хотя ехать туда страшновато.
Фото юзера born_84
И вот, отличная статья в Republic (переводная) профессора истории Колумбийского университета, исследовательницы фашизма, Виктории де Грации
Очень интересно
https://republic.ru/posts/90758
Когда-то Сталинградская битва была символом сопротивления мировому доминированию нацизма. Победу Красной Армии тогда праздновали везде, где боролись с Гитлером. В Европе называли в честь нее улицы и площади, поэт Пабло Неруда написал «Песнь любви к Сталинграду». Но постепенно о вкладе советского народа в победу забыли - развернувшаяся вскоре после окончания Второй мировой холодная война не предполагала реверансов в сторону коммунистического государства. Об этом забвении и о других трансформациях памяти пишет профессор истории Колумбийского университета, исследовательница фашизма, Виктория де Грация в журнале Raritan, который выпускает Ратгерский университет. С разрешения издания мы публикуем сокращенный перевод статьи.
В 1991 году, на День благодарения, я впервые услышала, как американцы отдают дань памяти Сталинградской битве. У нас был семейный вечер и мы только усадили за стол нашего гостя, молодого специалиста по статистике из СССР. Мой отец внезапно поднял бокал, чтобы «поблагодарить всех храбрых советских солдат». «Если бы не они, - сказал он, - возможно, я или мои братья были бы мертвы или ранены». Сергей предстал перед нашей дверью в бобровой ушанке и сером пальто. Как многие советские граждане в те времена, он выглядел словно потрепанный битвой. Видимо, его внешний вид тронул моего отца.
49 годами ранее, на День благодарения в 1942 году, отец вместе с тысячами других молодых американцев ожидал отправки на войну. В то время Соединенные Штаты и Великобритания еще торговались по поводу открытия второго фронта, который должен был облегчить участь Красной Армии, сражавшейся с, казалось, неукротимым вермахтом.
Мой отец был назначен в пропагандистское подразделение в Ритчи, штат Мэриленд, считавшегося теплым местечком. В мае 1943-го он присоединился к высадке на Сицилию. К тому времени ход военных действий полностью изменился. Немцам уже не суждено было вернуть превосходство.
Несмотря на это, советские войска продолжали нести основную тяжесть войны. К концу войны потери Советского Союза оценивались в 8 миллионов военнослужащих и 17-18 миллионов мирных граждан. Для сравнения: на фронтах Европы погибли 200 000 американских военнослужащих. Разумеется, гражданских жертв у США не было. Делайте выводы: у моего отца были веские причины быть благодарным. Он вернулся домой после двух с половиной лет войны со множеством медалей и служебным револьвером. Он назвал первого своего ребенка Викторией - в честь своего возвращения - и часто вспоминал войну как лучшие годы жизни.
При практически нулевых потерях человеческих ресурсов для США война стала гигантским рывком с точки зрения мировой мощи и престижа. Со временем, когда альянсы изменились, едва ли кто-то из американцев вспомнил, что битва под Сталинградом однажды считалась символом сопротивления глобальному доминированию нацизма.
***
Когда Сергей вернулся в Москву, первого января 1992 года, Советского Союза больше не было. Холодная война закончилась. Европейские федералисты надеялись, что эти невероятные перемены откроют путь к Европе без границ. Согласно их сценарию, по мере расширения Европейского союза и ускорения реформ в ходе перестройки Россия присоединится к нему вместе с десятком других европейских стран, находившихся в зоне влияния СССР. Это была смелая надежда на XXI век: новая Европа, возникшая из пепла Второй мировой войны и простирающаяся от Урала к Атлантическому побережью.
Если бы эта мечта хоть чуть приблизилась к реализации, новопостроенный европейский «дворец памяти» несомненно приветствовал бы крупную ретроспективу того исторического союза, который был создан во время Второй мировой, чтобы победить нацистский блок. Там безусловно была бы признана вся жестокость войны против «иудейско-большевистского» Советского Союза, было бы принято во внимание, что нападение на СССР сделало возможным геноцид евреев и привело к числу погибших, которое, по крайней мере, в четыре раза превышает число жертв Холокоста среди европейских евреев (примерно три миллиона из которых тоже были советскими гражданами). Такая ретроспектива отдала бы дань масштабу мобилизации страны, - например, никогда раньше такое количество женщин не участвовало в военных действиях. И, несомненно, вновь был бы открыт вопрос о репарациях. Во время заключительной встречи в Потсдаме в июле-августе 1945 года, антигитлеровская коалиция приняла решение о выплате репараций СССР за его неисчислимые потери, и поспешно отказалась от этого обещания в начале холодной войны (тем не менее СССР вывез из восточной Германии материального имущества на миллиарды долларов, среди которого были суда, вагоны, заводское оборудование и многое другое. - Republic).
Но этой ретроспективы, или, лучше сказать - ретроспекции не было. Соединенные Штаты стали единственной глобальной сверхдержавой в 90-х годах. Некогда грозные советские Вооруженные Силы были обречены, эксперименты на свободном рынке оставили постсоветскую экономику в руинах, а Европейский союз и НАТО расширились на восток, но лишь для того, чтобы увеличить невидимую границу между постсоветской Россией и Западом. Еврооптимисты повсеместно отмечали новообретенное единство Европейского союза, как зародившееся из пепла Второй мировой продолжение антифашистской коалиции. А люди, которые пожертвовали больше всего ради этого, словно пропали без вести. Во «дворце памяти» Европейского союза не нашлось места для Великой Отечественной войны, французские и немецкие школьники не посещают советские поля боя, а восточному фронту почти не отводят выставочного пространства в военных музеях. Исходя из того, что большинство американцев знают о Второй мировой, можно подумать, что война антигитлеровской коалиции в какой-то момент превратилаcь в войну против тоталитаризма, а Германия и СССР поменялись местами: Германия стала опорой Атлантического союза, возглавляемого США, а СССР превратился в империю зла, зеркальный образ Третьего рейха Гитлера.
***
Шестимесячная битва, продолжавшаяся с августа 1942 года по февраль 1943 года, была символически, если не стратегически, наиболее важной военной конфронтацией Второй мировой (многие российские историки считают началом битвы 17 июля 1942 года, когда прошли первые бои на дальних подступах к Сталинграду. - Republic). Она была и самой кровавой, если считать гражданские и военные жертвы вместе. По разным оценкам, от 1,25 до 1,8 миллионов человек были убиты, а общее число погибших во время Сталинградской битвы превзошло число погибших в годовой битве за Верден во время Первой мировой войны. Сталинградская битва - самая смертоносная в истории.
После того, как вермахт взял миллионы пленных, осадил Ленинград и достиг подступов к Москве, Гитлер отдал приказ о финальном рывке далеко на юг, чтобы захватить жизненно важные запасы нефти на Каспийском море. В конце июля 1942 года, шестая армия вермахта двинулась на Сталинград. В октябре немецкие силы, заняв разбомбленный город, за исключением небольшого кусочка земли вдоль берега Волги, начали свое последнее наступление и внезапно встретили сопротивление непостижимой мощи.
Войдя в наступление в ноябре, Красная Армия использовала уязвимости гитлеровского командования: фланги шестой армии были защищены слабыми и плохо снабженными союзниками - венграми, румынами и итальянцами. Им не хватало снаряжения, чтобы вести продолжительную битву в холодную погоду. Как только советская контратака поймала немецкие войска в тиски, шестой армии, состоявшей из четверти миллиона солдат, предстояло неумолимое уничтожение. Восьмого января 1943 года советское командование предложило генералу Паулюсу сдаться с честью. Однако фюрер строго запретил это делать. Прошло еще три недели до того, как Паулюс был найден на своем командном посту в подвале универмага, небритым, лежащим на сальных простынях, окруженным горами мусора и экскрементов. Его отчаянная капитуляция окончательно развенчала миф о немецкой нерушимости.
Нацистское руководство, в свою очередь, после шокирующего поражения впервые официально заявило о необходимости истребления по расовому признаку. Министр пропаганды Геббельс 19 февраля 1943 года говорил, что до сих пор Германия недооценивала «истинный масштаб еврейской мировой революции», стоящей за «большевистской войной». Цель этой войны, убеждал Геббельс, «уничтожение европейского континента». Отныне «нет слишком радикальных мер», «нет зверства, на которое мы не пойдем» в борьбе против «террористического еврейства».
В то же время, победа советских войск в Сталинграде возродила дух антифашистского сопротивления по всему миру. Она стала призывом к бою для вооруженных движений - от Красной Армии Мао Цзэдуна до сил итальянского, французского, югославского, греческого и вьетнамского сопротивления. После войны в городах появились площади, проспекты и улицы, переименованные в честь Сталинграда. Поэт Пабло Неруда укрывался в Мехико после поражения антифашистов в Испании, тогда он и написал «Песнь о любви к Сталинграду».
***
Защитники Сталинграда страдают не столько от забвения - было написано огромное количество книг о Сталинграде, не говоря уже о бесчисленных онлайн и видеоиграх о нем, - они страдают от повсеместной инструментализации. Из Сталинградской битвы непрерывно пытаются сделать неизменно тенденциозный, эгоистичный довод, должный доказать что-то о cталинской политике, русском народе, советской системе в целом.
Немецкие оккупанты были далеко не последними из тех, кто недооценил советскую армию. Когда немцы наконец преодолели неверие в мощность сопротивления, с которым они столкнулись, они решили, что их враг - это примитивный, бесчувственный скот, брошенный в бой их командирами, которые равнодушны к человеческой жизни. Поскольку советские войска казались бесхитростными, они были особенно опасны. Тот факт, что советские власти решились на мобилизацию женщин и, более того, использовали их на линии фронта, на которой они, как и мужчины, сражались не боясь смерти, вызывал еще большее презрение у немецких солдат.
Свой вклад в девальвацию заслуг советских граждан внесли и сами советские власти, начиная со Сталина, который отказался праздновать коллективные подвиги после завершения войны. Советские люди не могли позволить себе почивать на лаврах. Во-первых, прославление Красной Армии могло отвлечь граждан от военных подвигов самого Сталина. Во-вторых, с началом холодной войны память о прошлых подвигах отвлекала от новой мобилизации против фашистского Запада. Лишь Никита Хрущев начал отдавать дань памяти погибшим в Великой Отечественной войне, он одобрил план создания огромной святыни на Мамаевом кургане, но - после того, как город был переименован в Волгоград. Для Хрущева это был акт борьбы с культом личности своего предшественника. Высота статуи «Родина-мать зовет» - 85 метров, это самая высокая женская скульптура в мире. Ее величие затмило собой память о погибших.
Западные историки, в свою очередь, виновны в искажении другого характера. Они рассматривают советских солдат как пешек сталинской системы, которые выбирали между смертью от немецкого пулемета и казнью от рук отрядов НКВД. Если солдаты выражали веру в то, что сражались, чтобы защитить Советский Союз от захватчиков, они считались жертвами тоталитарной риторики.
В книге историка Йохена Хелльбека «Сталинградская битва» собраны свидетельства ее участников. Они подтверждают, что на войне работали отряды НКВД, которые должны были предотвратить дезертирство и распространение паники. Командиры с гордостью рассказывали о расстрелах бежавших, военные задержали по меньшей мере сорок одну тысячу дезертиров. Генерал Родимцев, командир тринадцатой гвардейской стрелковой дивизии, особенно хвалил командира другого взвода за то, как тот обращался с «плохими солдатами». Однажды тот увидел, как узбекские солдаты замерли под вражеским огнем и тем самым оставили саперов и разведчиков на верную смерть, тогда он «попросту поднял их за воротники и застрелил». Хелльбек не нашел доказательств массовых казней, но исходя из свидетельств не маловероятно, что командиры Красной Армии зачастую расстреливали отряды дезертиров. В траншейной войне времен Первой мировой это было частой практикой, и не только в самодержавной России. Иногда это случалось и в войсках антифашисткой коалиции.
Тем не менее к октябрю 1942 года сопротивление немцам превратилось в первую народную войну, которая велась в промышленном городе. Немецкая военная доктрина включала в себя тесное содействие танков, пехоты, артиллерии и воздушных войск. Чтобы дать отпор, CCCР разработал стратегию, которую генерал-лейтенант Чуйков из шестьдесят второй армии окрестил «объятиями врага». Сохраняя линии фронта как можно ближе друг к другу, советские войска заставили немецкую пехоту либо сражаться в одиночку, либо рисковать получить ранения от их собственной артиллерии. Чуйков объяснил: «Люди думают, что уличный бой - это просто скитания по улицам и стрельба. Чепуха. Улицы пусты. Сражение идет в зданиях, заводах и дворах. Там приходится уничтожать противника штыками и гранатами». А еще ножами, лопатами и кулаками. Немцы, в свою очередь, называли это «крысиной войной». Они горько шутили, что после схватки за каждую улицу, фабрику, дом, подвал и лестницу, им все равно «приходится бороться за гостиную». Чуйков суммировал: «Немцы с этим не справляются».
Такой тип сражения требует высокого уровня мотивации. Комиссары работали день и ночь, чтобы бороться со страхом смерти и страхом убивать, который испытывали солдаты. Они читали лекции о военной ситуации, носили с собой чемоданы агитационных книг и брошюр и поддерживали коллективные дискуссии о новостях из «Красной звезды». Они раздавали шашки и домино, а в редких случаях и шоколад с апельсинами, чтобы поднять моральный дух. Наконец, они вели личные разговоры, особенно ночью. Один из комиссаров вспоминал: «Ночью бойцы склонны говорить открыто, а значит, можно залезть к ним в душу». Это поднимало военный дух достаточно, чтобы держать линию фронта.
Комиссары выбирали «Героев дня» из воинских частей и отправляли их фотографии семьям. Они награждали солдат орденами «Красного знамени» и «Красной звезды». Иногда награждались целые батальоны и подразделения. Подача заявления на вступление в партию была более чем просто ритуалом; партийный билет обещал открыть двери в социалистический рай. Отправляясь в бой, младший сержант А.С. Дука из минометной команды, сказал: «Единственное, что имеет значение, это то, что если я умру, то умру большевиком». Вместе с восемью другими мужчинами из его подразделения, он подал заявку на вступление в партию накануне битвы. Чтобы получить партийный билет, нужно было выжить. Он выжил. Двое его товарищей погибли.
***
Особенность опубликованных Хелльбеком свидетельств в том, что они были записаны в ходе военных действий. Кроме того, они должны были стать документальной базой для произведения мировой литературы, равного по значимости «Войне и миру» Льва Толстого. Руководил сбором интервью Исаак Минц, известный как «архитектор сталинской концепции прошлого». Он так отличился в годы гражданской войны, что партия закрыла глаза на его еврейские и купеческие корни, из-за которых он не доучился в Харьковском университете. Ему поручили завершить обучение в новом Институте красной профессуры. С начала 1930-х годов он работал с Максимом Горьким над написанием «Коллективной автобиографии советских граждан во время Гражданской войны». Она включала в себя научный анализ, документальные тексты, мемуары, фотографии и очерки. Эта история должна была стать свидетельством «человека с большой буквы, который покажет другим, как стать более человечными». Когда эта работа, наконец, вышла во всех пятнадцати томах в 1935 году, ее ждала типичная судьба всех утопичных проектов, направленных на создание новой советской культуры: власти практически сразу избавились от нее, а многие из его главных героев исчезли во время Большого террора. Вероятно, Минц был напуган, едва избежав смерти. Он ухватился за возможность составить протокол новой эпохальной битвы социализма - Великой Отечественной войны. Заручившись стопроцентной поддержкой партии, он прибыл в Сталинград в декабре 1942 года.
Сталинград был открыт для иностранных корреспондентов и фотографов, включая непревзойденных журналистов из Boston Globe, Herald Tribune и New York Times. Почти все они верили, что находятся в самом эпицентре всемирной исторической битвы, которой руководит СССР. Однако, как писал Василий Гроссман, мировая пресса едва затронула подробности немецкой капитуляции, а «Гитлер, Рузвельт и Черчилль уже начали искать новые очаги военного кризиса. Сталин стучал пальцем по столу и справлялся, была ли завершена передача войск из Сталинграда другим фронтам». Жители города столкнулись с печальной реальностью. Столица войны с фашизмом превратилась в обмерзшие развалины. Сталинграда «полного генералов, экспертов по уличному бою, стратегических карт, вооруженных сил и опрятных коммуникационных траншей» больше не было.
Сохранение памяти о войне превратилось в политическое минное поле. Даже сам Минц не проявил интереса к записанным им протоколам. История войны, в которой каждый сражался по своим причинам - от страха, от ненависти, от любви к товарищам, чтобы не потерять честь перед своими командирами и солдатами, чтобы выжить и вернуться домой, - была слишком радикальна для Сталина. Собственная карьера Минца пошла под откос в 1949 году, когда он стал мишенью кампании по борьбе с космополитизмом. Впоследствии отделения исторических комиссий были распущены, а тысячи страниц стенограмм были убраны в коробки, пока до них не добралась группа историков под руководством Хелльбека.
***
В 1970-е годы Западная Европа во главе с ФРГ сделала несколько реверансов советскому блоку, пренебрегая протестами со стороны США. Однако разрядка международной напряженности закончилась новым противостоянием по вопросу ограничения стратегических вооружений. Соединенные Штаты под руководством Джимми Картера попытались взять преимущество над СССР с помощью установки двух ядерных ракет на европейской территории. Затем, в 1983 году, когда президентский пост занимал Рональд Рейган, активно продвигалась Cтратегическая оборонная инициатива (прозванная в прессе «Звездными войнами»), основной фантазией которой было создание щита для стопроцентной защиты от ракетных ударов. Вторая волна холодной войны привела к объединению противников гонки вооружений, пацифистов, женских групп и защитников окружающей среды по всей Европе. Все они были в страхе от мысли, что, если две великие державы продолжат преследовать подобные цели, они развяжут новую, на этот раз апокалиптическую, ядерную войну. В социалистической, особенно советской, культуре эти страхи вызвали огромный всплеск интереса к Великой Отечественной войне, появились размышления о ней новом ключе. «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана, находящаяся под цензурой долгие годы даже после смерти автора, была опубликована в Швейцарии в 1980 году. Сначала на русском, затем на французском. Книга пользовалась огромной популярностью. Рукопись Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» после публикации в 1985 году была распродана тиражом в два миллиона экземпляров. Задолго до того, как гласность стала официальной доктриной при Михаиле Горбачеве в 1986 году, советская культура начала самую глубокую ретроспективу войны, которая когда-либо проводилась.
Однако новый этап холодной войны ограничил эту ретроспективу. В 1984 году Рональд Рейган сделал первый шаг к созданию другой нерушимой стены памяти. Чтобы продемонстрировать усилия Соединенных Штатов по укреплению военной поддержки НАТО в Европе и начать свою предвыборную кампанию, он воспользовался сороковой годовщиной высадки в Нормандию. Раньше вторжение союзников в Нормандию отмечали скромно и выборочно. Рейган же использовал канал Пуэнт-дю-Ок как декорации. Стоя на возвышении, он отдал воинский салют европейским и американским ветеранам и главам государств. Они поднялись над утесами, как ковбои распускающие лассо, чтобы избавить Европу от варварства и зла. Конечно, Германии не было на этом празднике. Но не было и Советского Союза. Рейган лишь упомянул СССР в своей банальной речи, сетуя, что Советский Союз вновь оккупировал несколько европейских стран, а затем буднично напомнил о «больших потерях, понесенных российским народом - погибло 20 миллионов человек».
Правительство Гельмута Коля пошло против общественного мнения, поддержав размещение американских ракет на континенте. Он опасался, что его гражданам, большинство из которых родились после падения Третьего рейха, придется вечно носить фашистское клеймо. Рейган при первой же встрече отметил, что для того, чтобы от него избавиться, надо во время предстоящей конференции G7 в Бонне отдать дань памяти жертвам войны. Самое близкое кладбище, которое можно было посетить, было в городке Битбург, на границе с Люксембургом. На нем были захоронены не только солдаты вермахта, но и войска СС. Событие обернулось политической катастрофой, когда стало известно, что после переведения с восточного фронта, где войска СС зверски издевались над советскими гражданами, они продолжили издеваться над мирными гражданами во Франции. Недовольной общественности ответили, что Рейган и Коль отдавали дань погибшим солдатам вермахта, а не войскам СС. Но к тому времени уже было хорошо известно, что наступление Третьего рейха на Советский Союз велось как идеологическая и расовая война, а не просто военная операция по захвату территории. Более того, уже было хорошо известно, что солдаты вермахта тоже принимали участие в зверствах над советскими гражданами.
Всего через пару недель после скандала в Битбурге, Эрнст Нольте, историк и консерватор, опубликовал статью в Frankfurter Allgemeine Zeitung под названием «Прошлое, которое не пройдет». Он писал, что пока немцы не перерастут свою одержимость коллективной ответственностью, они не смогут построить здоровое национальное самосознание. С этой целью нацистскую диктатуру стоило пересмотреть как один-единственный момент в долгой истории, возникший как плод столетия, изобилующего ужасающими и насилием. Истинный источник ужаса лежал, по его мнению, в «азиатских» событиях: геноциде армян, советской революции и Большом терроре. В свете этих событий операция Гитлера «Барбаросса» была превентивной войной, которая должна была остановить большевистскую экспансию на Запад. Чтобы двигаться вперед, немцам нужно помнить о положительных моментах в их прошлом: прекрасном Веймаре, месте рождения Гёте и Первой республики, и величественном Потсдаме, где родились короли Фридрих Вильгельм I и Фридрих Великий.
Для Юргена Хабермаса, ведущего современного немецкого философа, аргументы Нольте были «обманчиво благовидной философией НАТО, окрашенной немецким национализмом». После Третьего рейха, писал он в ответ на статью Нольте, каждый немец, вспоминая Веймар и Потсдам, должен вспоминать и Освенцим.
***
Как же вспоминать Сталинградскую битву в современном мире? После распада Советского Союза, ежегодное празднование 2 февраля, дня, когда сдался фельдмаршал Паулюс, проходит почти незаметно. Год за годом при температуре около минус шести, чиновники без энтузиазма тащатся вверх по мраморной лестнице к мемориалу на Мамаевом кургане, чтобы возложить венки и вспомнить погибших. Во время исторической реконструкции, там, где когда-то был универмаг, командиры шестой армии сдаются офицерам Красной Армии. Самое популярное мероприятие - парад женского отряда дорожной полиции, одетого в форму советской эпохи в честь предшественниц, которые в 1942 году возили провизию к линии фронта. Пышный салют в конце дня завершает празднование.
В 2015 году произошла настоящая инновация, когда по случаю празднования семидесятилетней годовщины окончания Второй мировой, министр иностранных дел Германии, Франк-Вальтер Штайнмайер, посетил Волгоград вместе со своим российским коллегой. В это время Путин принимал канцлера Меркель в Кремле. Это был сигнал, что, несмотря на санкции, которые Европейский союз и США наложили на Россию из-за присоединения Крыма, Германия готова восстановить хорошие отношения. Она признала вину за совершенные зверства против советских военнопленных во время Второй мировой войны и была готова предложить репарации.
Суммы, выплаченные правительством Германии, оказались смехотворными (около 2500 евро каждому из четырех тысяч бывших пленных, еще доживающих свой век). Но слова, сопровождавшие этот жест, ясно сказали о том, что Германия принимает ответственность за военные преступления.
Что же насчет Соединенных Штатов? Должно произойти геополитическое землетрясение, прежде чем мы увидим, как американский президент взбирается к Мамаему кургану по лестнице в двести мраморных ступеней.
Я начала эту статью с воспоминания о тосте моего отца, посвященном «храбрым советским солдатам» в День благодарения 1991-го. Возможно, он тоже использовал память о погибших в Сталинграде в личных целях - чтобы вспомнить о своей собственной роли в войне? Может быть, подсознательно он хотел разжалобить Сергея, который в ушанке и с мягкими длинными усами, был похож на советского комиссара? В конце концов, капитан А. Ж. Де Грация-младший, несмотря на все свои рассказы про борьбу за правое дело, ничем не отличается от миллионов других американцев, которые ценили советских граждан как союзников во время Второй мировой и в ужасе отвернулись от них, как только началась холодная война.
И что бы было, если бы Сергей, вместо того, чтобы имитировать благодарность, вздохнул и сказал слова, похожие на те, которые Светлана Алексиевич позже включила в свою речь на Нобелевской церемонии: «Страдания - это наш капитал, наш природный ресурс. Не нефть и газ - страдания. Это единственное, что мы можем производить постоянно». Или, если бы после этого тоста, рискуя испортить дух праздника, кто-то начал бы вслух размышлять о том, что все военные победы США в XX веке произошли на территории других стран исключительно за счет чужих погибших и чужих земель. Когда мы взглянем на эту часть истории честно и рационально?