"Русский дневник" Стейнбека
В 1947 году в разгар маккартизма в Америке, антироссийских настроений, когда например, вынуждена была эмигрировать семья Познеров (как вспоминает Познер, его начали травить в школе за то, что он русский, а его отца уволили с работы. Владимир объясняет это тем, что во время войны популярность русских резко возросла, их считали героями, и потом американские власти испугались роста социалистических настроений), так вот в начале этой холодной войны американский писатель и европейский фотограф, выпив в баре, вдруг решают, что неплохо бы съездить в СССР и посмотреть, как там люди-то живут обычные.
На удивление, им дали визу. Джон Стейнбек описывает их путешествие с искрометным юмором. Самолеты, в которые пассажиры носят свою еду, и где не работает вентиляция (как тут не вспомнить и заново не оценить анекдот, как украинец в салоне самолета ест сало, и так вкусно пахнет, что пилот просит стюардессу попросить кусочек); игра "русский гамбит" - когда чиновники месяцами не встречаются с нежелательными посетителями - "больны", "заняты", "совещание", "уехал", "в отпуске"; футуристическая фреска в номере гостиной. Его соратник-фотограф Капа входит на страницы книги с беспардонным сарказмом - Стейнбек называет его "ванной свиньей", разоблачает, как Капа ворует книги, и всячески подзуживает.
На фоне этого юмора особенно трогает, когда он начинает вдруг писать серьезно. Чувствуется, что они сами под впечатлением. Одно дело выиграть войну, находясь за океаном, и другое дело вдруг побывать на месте событий через пару лет. Когда самолет летит из Москвы в Киев, Стейнбека поражает взрытая, израненная от снарядов земля. В Киеве они видят разрушенные дома и церкви, и то, что нет бульдозеров, люди разгребают завалы вручную.
"Я смотрел на женщин, которые шли по улице. Они двигались, как танцовщицы, несли себя легко и красиво. Многие из них просто прелестны. Большая часть невзгод обрушивалась на этих людей из-за того, что их земля богата и плодородна, а потому привлекает внимание захватчиков. Представьте себе территорию Соединенных Штатов, полностью разрушенную - от Нью-Йорка до Канзаса, - вот это примерно и будет территория Украины, которая подверглась разрушению".
Стейнбеку на праздничном вечере над Днепром удается разговориться с провожатыми:
"Под нежную музыку, мерцание огней и мирное течение реки под обрывом наши друзья снова начали разговор о войне, как будто это была постоянная тема, от которой они никогда не могли отойти. Они говорили об ужасающих морозах под Сталинградом, о том, как они лежали в снегу и не знали чем это все кончится. Они говорили о страшных вещах, которых никогда не забудут. О том, как человек отогревал руки в крови только что убитого друга, чтобы суметь нажать на курок винтовки".
В колхозе "Шевченко-1", разрушенном и активно восстанавливаемом силами самих жителей. За сбором урожая:
"Фотоаппараты Капы вызывали сенсацию. Женщины сначала покричали на него, но потом стали поправлять платки и блузки, как это делают женщины во всем мире перед тем, как сфотографироваться.
Среди них была одна обаятельная и очень смешливая женщина. Капа захотел сделать ее портрет. Крестьянка оказалась острой на язык.
- Я не только очень работящая, я уже дважды вдова, и многие мужчины теперь меня просто боятся, - заявила она, потрясая огурцом перед фотоаппаратом Капы.
- Так может, теперь за меня пойдешь? - спросил Капа.
Она откинула голову назад и захохотала.
- Нет, ты посмотри на него! Я тебе так скажу: если бы бог перед тем, как создать мужика, посоветовался с огурцом, то на свете было бы куда меньше несчастных баб.
Все просто покатились со смеху".
Между колхозами в Киеве опять:
"Поскольку и Корнейчук, и Полторацкий воевали, мы начали расспрашивать их о боях, которые проходили в этих местах. И Полторацкий рассказал историю, которую трудно забыть. Однажды он оказался в составе небольшого подразделения, которое должно было атаковать немецкий сторожевой отряд. Как рассказывал Полторацкий, они шли так долго, снег был таким глубоким, а мороз таким сильным, что когда люди наконец добрались до цели, руки и ноги у них онемели от холода.
- Нам оставалось драться только одним, - сказал он. - Зубами. Потом мне этот бой снился по ночам. Это было ужасно".
В колхозе "Шевченко - 2":
"В клуб стали сходиться люди: в основном это были крепкие девушки с сияющими, чисто вымытыми лицами. Молодых людей было совсем немного.
Девушки танцевали друг с другом. На них были яркие платья из набивной ткани, они носили цветные шелковые и шерстяные платки, но почти все пришли босыми. Танцевали они лихо: барабан с тарелками подчеркивал быстры ритм музыки, по полу яростно били босые девичьи ноги, а ребята стояли вокруг и смотрели.
Мы спросили одну девушку, почему она не танцует с парнями. Она ответила:
- Это хорошие женихи, но их так мало пришло с войны... Так что танцевать с ними - это нажить себе неприятности. А потом они такие робкие...
Девушка засмеялась и снова пошла танцевать.
Действительно, здесь было мало, очень мало молодых людей брачного возраста. Были, правда, совсем молоденькие мальчишки, но те парни, которые должны были танцевать с девушками, погибли на войне.
Из этих девушек ключом била невероятная энергия. Весь день, фактически от рассвета до заката, они работали в поле, но стоило им лишь час после работы поспать, как они готовы были танцевать всю ночь".
Стейнбек в итоге написал, что его книга не понравится всем - ни американцам, поскольку она недостаточно антисоветская, ни русским - поскольку она недостаточно просоветская. Но мне очень понравилась
На удивление, им дали визу. Джон Стейнбек описывает их путешествие с искрометным юмором. Самолеты, в которые пассажиры носят свою еду, и где не работает вентиляция (как тут не вспомнить и заново не оценить анекдот, как украинец в салоне самолета ест сало, и так вкусно пахнет, что пилот просит стюардессу попросить кусочек); игра "русский гамбит" - когда чиновники месяцами не встречаются с нежелательными посетителями - "больны", "заняты", "совещание", "уехал", "в отпуске"; футуристическая фреска в номере гостиной. Его соратник-фотограф Капа входит на страницы книги с беспардонным сарказмом - Стейнбек называет его "ванной свиньей", разоблачает, как Капа ворует книги, и всячески подзуживает.
На фоне этого юмора особенно трогает, когда он начинает вдруг писать серьезно. Чувствуется, что они сами под впечатлением. Одно дело выиграть войну, находясь за океаном, и другое дело вдруг побывать на месте событий через пару лет. Когда самолет летит из Москвы в Киев, Стейнбека поражает взрытая, израненная от снарядов земля. В Киеве они видят разрушенные дома и церкви, и то, что нет бульдозеров, люди разгребают завалы вручную.
"Я смотрел на женщин, которые шли по улице. Они двигались, как танцовщицы, несли себя легко и красиво. Многие из них просто прелестны. Большая часть невзгод обрушивалась на этих людей из-за того, что их земля богата и плодородна, а потому привлекает внимание захватчиков. Представьте себе территорию Соединенных Штатов, полностью разрушенную - от Нью-Йорка до Канзаса, - вот это примерно и будет территория Украины, которая подверглась разрушению".
Стейнбеку на праздничном вечере над Днепром удается разговориться с провожатыми:
"Под нежную музыку, мерцание огней и мирное течение реки под обрывом наши друзья снова начали разговор о войне, как будто это была постоянная тема, от которой они никогда не могли отойти. Они говорили об ужасающих морозах под Сталинградом, о том, как они лежали в снегу и не знали чем это все кончится. Они говорили о страшных вещах, которых никогда не забудут. О том, как человек отогревал руки в крови только что убитого друга, чтобы суметь нажать на курок винтовки".
В колхозе "Шевченко-1", разрушенном и активно восстанавливаемом силами самих жителей. За сбором урожая:
"Фотоаппараты Капы вызывали сенсацию. Женщины сначала покричали на него, но потом стали поправлять платки и блузки, как это делают женщины во всем мире перед тем, как сфотографироваться.
Среди них была одна обаятельная и очень смешливая женщина. Капа захотел сделать ее портрет. Крестьянка оказалась острой на язык.
- Я не только очень работящая, я уже дважды вдова, и многие мужчины теперь меня просто боятся, - заявила она, потрясая огурцом перед фотоаппаратом Капы.
- Так может, теперь за меня пойдешь? - спросил Капа.
Она откинула голову назад и захохотала.
- Нет, ты посмотри на него! Я тебе так скажу: если бы бог перед тем, как создать мужика, посоветовался с огурцом, то на свете было бы куда меньше несчастных баб.
Все просто покатились со смеху".
Между колхозами в Киеве опять:
"Поскольку и Корнейчук, и Полторацкий воевали, мы начали расспрашивать их о боях, которые проходили в этих местах. И Полторацкий рассказал историю, которую трудно забыть. Однажды он оказался в составе небольшого подразделения, которое должно было атаковать немецкий сторожевой отряд. Как рассказывал Полторацкий, они шли так долго, снег был таким глубоким, а мороз таким сильным, что когда люди наконец добрались до цели, руки и ноги у них онемели от холода.
- Нам оставалось драться только одним, - сказал он. - Зубами. Потом мне этот бой снился по ночам. Это было ужасно".
В колхозе "Шевченко - 2":
"В клуб стали сходиться люди: в основном это были крепкие девушки с сияющими, чисто вымытыми лицами. Молодых людей было совсем немного.
Девушки танцевали друг с другом. На них были яркие платья из набивной ткани, они носили цветные шелковые и шерстяные платки, но почти все пришли босыми. Танцевали они лихо: барабан с тарелками подчеркивал быстры ритм музыки, по полу яростно били босые девичьи ноги, а ребята стояли вокруг и смотрели.
Мы спросили одну девушку, почему она не танцует с парнями. Она ответила:
- Это хорошие женихи, но их так мало пришло с войны... Так что танцевать с ними - это нажить себе неприятности. А потом они такие робкие...
Девушка засмеялась и снова пошла танцевать.
Действительно, здесь было мало, очень мало молодых людей брачного возраста. Были, правда, совсем молоденькие мальчишки, но те парни, которые должны были танцевать с девушками, погибли на войне.
Из этих девушек ключом била невероятная энергия. Весь день, фактически от рассвета до заката, они работали в поле, но стоило им лишь час после работы поспать, как они готовы были танцевать всю ночь".
Стейнбек в итоге написал, что его книга не понравится всем - ни американцам, поскольку она недостаточно антисоветская, ни русским - поскольку она недостаточно просоветская. Но мне очень понравилась