(no subject)
Вокруг почти весна, я имею ввиду грязь непролазную. Особенно вокруг храма. Насыпать щебенку-некрасиво, класть тротуарную плитку-рано, потому что когда будем строить купол и колокольню грузовики все разъездят. Вот и мучимся. Одно утешает, что это ненадолго-всего несколько недель. Приходится только перед гостями краснеть-не все же к нам в калошах приезжают, а без резиновых сапог по двору и шагу пройти нельзя.
Кризис и до нас добрался-раньше подсобников серьезных днем с огнем не найти было. Теперь чуть не осаждают-работу просят. Я бы всех взял, но бюджет скудноват, только на одного хватает, и то если самим животы подтянуть.
Утром бабушку причащал, она восемнадцатого года. Сама уж не ходит, за ней сын смотрит. Но таких радостных стариков я еще не видал. Она радовалась моему приходу так искренне, как, наверное, может радоваться только чистый сердцем. Я уж привык, что старики у нас больше хмурые, озабоченные огородом и пенсией да внуками непутёвыми. А тут счастливая бабушка, которая сама и ходить не может.
На вечерне подумалось, что длина службы у нас такая ведь от любви к Богу. Если ты любишь Его, то тебе естественно желание быть подольше с Ним. А отсюда и кафисмы, и какноны на четырнадцать. А когда сокращаем-хотим укрыться от Него. Служить долго не потому, что бы считать себя подвижником и молитвенником, а потому что, ну что ты еще в этой жизни можешь сделать такого полезного как не помолиться? Отсюда и молитвенное трезвение отцов. Любили они Его всем сердцем, и приносили в жертву сердце своё, укрощали нравы свои, отрекались от воли своей, что угодить Ему Одному.
Еще заново открываю для себя Псалтирь. Особенно читая его парралельно с Ветхим Заветом. Казалось бы, ну сколько уже читал-перечитал, а нет, все новое, всё как впервые.
Кризис и до нас добрался-раньше подсобников серьезных днем с огнем не найти было. Теперь чуть не осаждают-работу просят. Я бы всех взял, но бюджет скудноват, только на одного хватает, и то если самим животы подтянуть.
Утром бабушку причащал, она восемнадцатого года. Сама уж не ходит, за ней сын смотрит. Но таких радостных стариков я еще не видал. Она радовалась моему приходу так искренне, как, наверное, может радоваться только чистый сердцем. Я уж привык, что старики у нас больше хмурые, озабоченные огородом и пенсией да внуками непутёвыми. А тут счастливая бабушка, которая сама и ходить не может.
На вечерне подумалось, что длина службы у нас такая ведь от любви к Богу. Если ты любишь Его, то тебе естественно желание быть подольше с Ним. А отсюда и кафисмы, и какноны на четырнадцать. А когда сокращаем-хотим укрыться от Него. Служить долго не потому, что бы считать себя подвижником и молитвенником, а потому что, ну что ты еще в этой жизни можешь сделать такого полезного как не помолиться? Отсюда и молитвенное трезвение отцов. Любили они Его всем сердцем, и приносили в жертву сердце своё, укрощали нравы свои, отрекались от воли своей, что угодить Ему Одному.
Еще заново открываю для себя Псалтирь. Особенно читая его парралельно с Ветхим Заветом. Казалось бы, ну сколько уже читал-перечитал, а нет, все новое, всё как впервые.