(no subject)
https://www.svoboda.org/a/29565996.html?fbclid=IwAR2Nk-uhcq7jT07mYm8vA69bRJVAq0pahLlYoy5XQ0Od0pJAY6UwnAgVySg
Борис Парамонов:
Весьма уместно. Если Розанов, как известно, считал первоначальных христиан сублимированными содомитами, о чем писал в книге "В темных религиозных лучах", то в интимной переписке с Флоренским объявляет содомитом самого Христа. И Флоренский ему отнюдь не возражает! Он только говорит, что это не важно, что этого самого S вообще не следует бояться. Он даже самый завет Авраама с Богом мыслит как гомосексуальный союз. Но главный интерес переписки, конечно, не в этом, не в психологии, а в метафизике Христа у Флоренского, в христологии Флоренского. Он идет в этом, пишет Бонецкая, от Вячеслава Иванова. Иванов подтягивает Христа к Дионису: религия убиваемого и воскресающего бога. Христос, как и Дионис, - жертва. Но кто приносит его в жертву, какие, так сказать, корибанты? Бонецкая отвечает на этот вопрос так:
Диктор: "Русский "серебряный век" создал целую галерею объязыченных, постницшевских образов Христа. Это "Христы" Иванова, Волошина ("Аполлон" - "Христос" "солнечного диска"), Мережковского (полупризрачный "страдающий бог" Атлантиды); здесь же и "Исус Христос" Блока в пиршественном венке из роз. "Христос" -Эрос, вдохновитель "античной школы", в письмах Флоренского к Розанову дополнен еще одним образом - еврейским. Христология Флоренского, очевидно, имеет два лика - эллинский и иудейский, отражая действительное присутствие в христианстве начал "Афин" и "Иерусалима". Трактуя евангельские события, Флоренский создает на их основе жуткий миф в духе своего и розановского антисемитизма. Он исходит из представления о Христе как жертве, принадлежащего привычному богословскому контексту, но традицией слабо разработанному. В самом деле, жертвование предполагает субъектов, но на естественные вопросы, кем и кому была принесена жертва Христа, богословие не отвечает. Неразработанность богословия жертвы - одна из причин нужды в теодицее. По-видимому, метафора "жертвы", взятая из контекста древнего ритуализма, все же неважно работает в кругу христианских идей. Обыкновенно богословы обходят молчанием семантику слова жертва. Не то Флоренский: Христос именно в качестве жертвы - предмет его пристального интереса".
Борис Парамонов: И вот он находит тех, кто жертвует Христом:
Диктор: (…) для Флоренского, как и для Иванова, Иисус Христос - не просто жертва уклончивого богословия, но жертва вполне конкретная - ритуальная, причем ритуал здесь - не карнавальный обряд Сатурналий, как полагал Иванов, но древнейший тайный кровавый ритуал иудеев. Флоренский и Розанов верили в существование страшного иудейского эзотеризма, жертвой которого стал и Андрюша Ющинский. Сходная участь, утверждает Флоренский, постигла и Господа Иисуса Христа. Миф о ритуальном жертвоприношении Христа, осуществленном еврейством, и есть (один из аспектов) христологии Флоренского”.
Борис Парамонов: Андрюша Ющинский, напоминаем, это тот христианский мальчик, в ритуальном убиении которого был обвинен Бейлис. Против этого обвинения выступили в России все порядочные люди - кроме Василия Васильевича Розанова, издавшего целую книгу под названием "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови". Известно также, что некоторые разделы этой книги написаны Флоренским.
Но, Иван Никитич, в чем здесь, как теперь говорят, фишка? Это же написано не в осуждение евреев, а как бы им в похвалу. Розанов в такой экстремальности видит позитив иудаизма, евреев. Это свидетельство жизненности их религии в эпоху всяческого духовного оскудения и измельчания. Евреи, говорит Розанов, сохранили древние содержания жизни, не разошлись до конца на цивилизационную суету, в которой главную роль играют газетчики и адвокаты. И Флоренский ему в той переписке всячески поддакивает, даже, собственно, сам наводит его на соответствующие мысли. Самое важное, пишет Флоренский, - кровь и семя, все остальное - скучно. Вот тут главный мотив, главная средневековая тема. И даже не средневековье, а еще глубже - архаика, со всяческим колдовством и магией. Бонецкая очень красноречиво об этом пишет.
Вот каков, по новейшим материалам, православный священник отец Павел Флоренский: древний маг, жаждущий кровавых жертв.
Иван Толстой: Так и в самом деле можно назвать его фашистом?
Борис Парамонов: Да, но при одном условии - углубить наши представления о фашизме. Не просто бесноватый фюрер, а нечто принципиально мировоззренческое.
Борис Парамонов:
Весьма уместно. Если Розанов, как известно, считал первоначальных христиан сублимированными содомитами, о чем писал в книге "В темных религиозных лучах", то в интимной переписке с Флоренским объявляет содомитом самого Христа. И Флоренский ему отнюдь не возражает! Он только говорит, что это не важно, что этого самого S вообще не следует бояться. Он даже самый завет Авраама с Богом мыслит как гомосексуальный союз. Но главный интерес переписки, конечно, не в этом, не в психологии, а в метафизике Христа у Флоренского, в христологии Флоренского. Он идет в этом, пишет Бонецкая, от Вячеслава Иванова. Иванов подтягивает Христа к Дионису: религия убиваемого и воскресающего бога. Христос, как и Дионис, - жертва. Но кто приносит его в жертву, какие, так сказать, корибанты? Бонецкая отвечает на этот вопрос так:
Диктор: "Русский "серебряный век" создал целую галерею объязыченных, постницшевских образов Христа. Это "Христы" Иванова, Волошина ("Аполлон" - "Христос" "солнечного диска"), Мережковского (полупризрачный "страдающий бог" Атлантиды); здесь же и "Исус Христос" Блока в пиршественном венке из роз. "Христос" -Эрос, вдохновитель "античной школы", в письмах Флоренского к Розанову дополнен еще одним образом - еврейским. Христология Флоренского, очевидно, имеет два лика - эллинский и иудейский, отражая действительное присутствие в христианстве начал "Афин" и "Иерусалима". Трактуя евангельские события, Флоренский создает на их основе жуткий миф в духе своего и розановского антисемитизма. Он исходит из представления о Христе как жертве, принадлежащего привычному богословскому контексту, но традицией слабо разработанному. В самом деле, жертвование предполагает субъектов, но на естественные вопросы, кем и кому была принесена жертва Христа, богословие не отвечает. Неразработанность богословия жертвы - одна из причин нужды в теодицее. По-видимому, метафора "жертвы", взятая из контекста древнего ритуализма, все же неважно работает в кругу христианских идей. Обыкновенно богословы обходят молчанием семантику слова жертва. Не то Флоренский: Христос именно в качестве жертвы - предмет его пристального интереса".
Борис Парамонов: И вот он находит тех, кто жертвует Христом:
Диктор: (…) для Флоренского, как и для Иванова, Иисус Христос - не просто жертва уклончивого богословия, но жертва вполне конкретная - ритуальная, причем ритуал здесь - не карнавальный обряд Сатурналий, как полагал Иванов, но древнейший тайный кровавый ритуал иудеев. Флоренский и Розанов верили в существование страшного иудейского эзотеризма, жертвой которого стал и Андрюша Ющинский. Сходная участь, утверждает Флоренский, постигла и Господа Иисуса Христа. Миф о ритуальном жертвоприношении Христа, осуществленном еврейством, и есть (один из аспектов) христологии Флоренского”.
Борис Парамонов: Андрюша Ющинский, напоминаем, это тот христианский мальчик, в ритуальном убиении которого был обвинен Бейлис. Против этого обвинения выступили в России все порядочные люди - кроме Василия Васильевича Розанова, издавшего целую книгу под названием "Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови". Известно также, что некоторые разделы этой книги написаны Флоренским.
Но, Иван Никитич, в чем здесь, как теперь говорят, фишка? Это же написано не в осуждение евреев, а как бы им в похвалу. Розанов в такой экстремальности видит позитив иудаизма, евреев. Это свидетельство жизненности их религии в эпоху всяческого духовного оскудения и измельчания. Евреи, говорит Розанов, сохранили древние содержания жизни, не разошлись до конца на цивилизационную суету, в которой главную роль играют газетчики и адвокаты. И Флоренский ему в той переписке всячески поддакивает, даже, собственно, сам наводит его на соответствующие мысли. Самое важное, пишет Флоренский, - кровь и семя, все остальное - скучно. Вот тут главный мотив, главная средневековая тема. И даже не средневековье, а еще глубже - архаика, со всяческим колдовством и магией. Бонецкая очень красноречиво об этом пишет.
Вот каков, по новейшим материалам, православный священник отец Павел Флоренский: древний маг, жаждущий кровавых жертв.
Иван Толстой: Так и в самом деле можно назвать его фашистом?
Борис Парамонов: Да, но при одном условии - углубить наши представления о фашизме. Не просто бесноватый фюрер, а нечто принципиально мировоззренческое.