(no subject)
"Почему богословие претендует на мировоззрение? Потому что мировоззренческая функция существенно связана с человеческой проблемой фрагментации знания. Знания не только университетско-академического, но и обыденного тоже. Богословие как дело религиозного мышления имеет задачу спасения. Спасение, как ни формулируй, в конце концов, задача спасения приводится к сотериологическому условию, которое яснее всех я встречал у о. Павла Флоренского в «Столпе и утверждении истины». Но не в самом «Столпе», а в речи по поводу его защиты в Духовной Академии он говорил, что дело религии - это очень просто, спасать человека от хаоса, таящегося в нём. Эта сотериологическая задача спасти человека от хаоса, таящегося в нём, формулируется по-разному, но всегда эта задача реализации какой-то цельности. Цельность слово не очень удачное, потому что оно почему-то воспринимается в твердотельных характеристиках. Она должна быть какая-то такая каменная или железная, но ценность не обязана быть такой. Важно, что это определённый род исцеления. В этой задаче преодоления цельности знания, могут быть совершенно разные метафоры. Не только реализация какой-то архитектоники и жёсткой картины, но и целительство, исцеление и в конце концов телесности знания. Для богословия это первое дело, но интересно вот что, что богословие в секулярное время, в новое время, как-то согласилось обсуждать сотериологическую проблематику в контексте мировоззрения. И кажется это серьёзная проблема и серьёзная ошибка. Как только богословие начинает говорить о религиозном мировоззрении, оно попадает в эту нужду конфликта с наукой. Богослов и религиозный человек не обязан конструировать мировоззрение. У него есть экзистенциальный вопрос, запрос, задача и желание исцеления, цельности, опыта. Для него болезненна, проблематична и нетерпима ситуация фрагментации опыта. Но это исцеление ,как собирание, вовсе не обязано выводить нас в плоскость цельного единого мировоззрения, задаваемого определённой картиной мира. Кризис картинности произошёл. И поэтому задача богословия не может формулироваться как выработка религиозного или христианского мировоззрения. По простой причине, потому что и учёные уже не вырабатывают. Ни один серьёзный учёный не скажет, что он занят формированием научного мировоззрения. Это вам может сказать только один человек, в обществе остался только один класс людей, которые формируют запрос на мировоззрение. Это школьные учителя. И это очень важно, потому что наши педагогические стратегии образовательные, они до сих пор как-то работают в этих матрицах 19 века, когда у нас есть нужда в мировоззрении, выработке у ребёнка того или иного мировоззрения. И это приводит к деформации понимания школьником и науки и даже страшно сказать и богословия, потому что его там и так нет. Как только мы заходим в школу, мы сталкиваемся с этой проблемой. Нам говорят, какие элементы мировоззрения вы хотите предложить и это очень важно понять, что наука уже 100 лет не заведует мировоззрением. Это не её дело. Разговор о мировоззрении - это просто приём методистов, это серьёзная проблема, обсуждаемая проблема и очень важная проблема, но это не сущностная характеристика науки. Наука не занята мировоззрением. И когда мы лишаем эти разговоры о диалоге богословия и науки этой ничейной третьей земли мировоззренческой, оказывается, что науке и богословию негде конфликтовать, потому что нет такого места, где они встречаются и конфликтуют. У них нет вопроса спора, если нет вопроса о мировоззрении, не о чём конфликтовать. Тогда возникает другой большой вопрос о том, что конечно, есть эти толстые книжки и конфликтная парадигма, и ты от неё никуда не денешься, если вы включите Интернет, то огромное количество разговоров о науке и религии в конфликтном ключе. Это продуцирует не только общество воинствующих атеистов, но и какие-то совершенно практические вещи, например то, что часто бывает, что священник или дьякон перестают заниматься наукой. Эта ситуация культурная, но очень распространённая, формирующая определённый стереотип, как будто бы нельзя заниматься и тем и другим и что надо выбирать. И вот эта ситуация псевдовыбора, она формирует отношение к разговору о науке и религии в терминах конфликта. Есть очень яркие авторы, которые пытаются эту позицию максимально гармонизировать, но всё равно выходят на конфликт, что где-то в основаниях науки и религии есть неснимаемые трудности, но, по крайней мере, об этой модели говорить всё труднее, о том, что между наукой и богословием существует конфликт. Всё труднее, если мы правильно понимаем что такое наука и что такое современное богословие."