романс
в переулках Тамбовской заставы, в доме тихой глухой старушки,
в окружении серых заборов, сараев, объемных взрывов сирени
обитает бледная девушка
с тонким тоннелем в прозрачном ушке,
предаётся предсессионной
сладкой тянучей лени.
Затенённая тихая комната деревянного старого дома,
её черные туфли на шпильках под радиолой на лампах.
На коленях её и моих чужие фотоальбомы,
и рука к руке, и висок к виску, и сиреневый горький запах.
На Тамбовской заставе
кружевная шаль, марокканский гаш
от твоих московских подруг.
И ничего не оставим.
И сирень под окном нас задушит, раздавит,
прорастёт через пятки твои до гребёнок и рук.
А фарфоровые пастушки при ударе о стену не бьются.
И не то чтобы жалко облетевшей сирени,
мы же знали, что всё ненадолго.
Но ты помнишь, как празднично
крошатся бабкины блюдца.
Но я помню тебя богиней во гневе
в платье черного шелка.
На Тамбовской заставе
кружевная шаль, марокканский гаш
от твоих московских подруг.
И ничего не оставим.
И сирень под окном нас задушит, раздавит,
прорастёт через пятки твои до гребёнок и рук.
в тот день всю тебя от гребёнок до ног
как трагик в провинции драму шекспирову
в окружении серых заборов, сараев, объемных взрывов сирени
обитает бледная девушка
с тонким тоннелем в прозрачном ушке,
предаётся предсессионной
сладкой тянучей лени.
Затенённая тихая комната деревянного старого дома,
её черные туфли на шпильках под радиолой на лампах.
На коленях её и моих чужие фотоальбомы,
и рука к руке, и висок к виску, и сиреневый горький запах.
На Тамбовской заставе
кружевная шаль, марокканский гаш
от твоих московских подруг.
И ничего не оставим.
И сирень под окном нас задушит, раздавит,
прорастёт через пятки твои до гребёнок и рук.
А фарфоровые пастушки при ударе о стену не бьются.
И не то чтобы жалко облетевшей сирени,
мы же знали, что всё ненадолго.
Но ты помнишь, как празднично
крошатся бабкины блюдца.
Но я помню тебя богиней во гневе
в платье черного шелка.
На Тамбовской заставе
кружевная шаль, марокканский гаш
от твоих московских подруг.
И ничего не оставим.
И сирень под окном нас задушит, раздавит,
прорастёт через пятки твои до гребёнок и рук.
в тот день всю тебя от гребёнок до ног
как трагик в провинции драму шекспирову