ОТ НЕСУЩЕСТВУЮЩЕЙ СУБСТАНЦИИ К ДЕМОНАМ И ОБРАТНО…
Всегда интересно знать как менялись взгляды на те или иные психические заболевания. Мишель Фуко дает обзор понятия ненормальности начиная от Средневековья и кончая 20 веком. Но отдельные заболевания были известны еще раньше, в эпоху Древней Греции. Примером такого заболевания может служить депрессия. Как известно - один из бичей нашего времени. И лечить ее до сих пор неимоверно трудно. Если, конечно речь идет о клинической депрессии, а не о том, что чаще всего в народном сознании подразумевается под этой болезнью.
Ниже приведены выдержки из статьи Марио ди Фиорино "Психодинамика и психотерапия депрессий"
Первые попытки классификации аффективных расстройств мы обнаруживаем уже у древних греков (VII-VI вв. до н. э.), а затем в теории темпераментов Гиппократа (в V в. до н. э.) дается первое научное определение меланхолии, которое затем (уже во II веке н. э.) слегка модифицирует Гален, а еще через 2 тыс. лет И. П. Павлов.
Напомню, что в древности понятие меланхолии исходно связывалось с наименованием «черной желчи». В то время избытку именно этой субстанции приписывалась главная роль в этиологии меланхолии. При этом сам термин трактовался и использовался весьма широко - от констатации и характеристики безумия до попыток установления его связи с гениальностью. Например, Аристотель в своем сочинении «Проблемы» (IV век до н. э.) вопрошает: «Отчего все выдающиеся философы, поэты и художники - непременно меланхолики?» - имея в виду (и он пишет об этом) Платона и Сократа.
Характерно, что даже в те давние времена, хотя уже было известно и кровопускание (как метод терапии), и всяческие «психотропные» вещества (например, такой антидепрессант, как черемица или «черный корень», обладающая мощным рвотным и слабительным эффектом), этиология меланхолии объяснялась, фактически, глубоко материалистично - и Платон, и Аристотель, и Гален в лечении этого расстройства существенное внимание уделяли психическому воздействию, в частности - музыкотерапии и заботе о пациенте.
Затем Мишель Монтень в своих «Опытах» (1580) и чуть позднее Роберт Бертон (1612) также обнаруживают у себя меланхолию, несколько нарциссически подчеркивая, что это страдание сочетается с «необыкновенной проницательностью и прозорливым умом», а также ощущением «пустоты» вокруг, когда единственной темой исследования человек избирает себя самого.
Не обошел вниманием этот вопрос и Фридрих Ницше, написавший в 1871 «О Меланхолия, не гневайся, я заточу перо воспеть тебе хвалу…».
Характерная особенность: все упомянутые выдающиеся мыслители в ситуациях меланхолии обращались, как сказали бы мы сейчас, к самоанализу, к попытке понять причины своего страдания и преодолеть его через самовыражение…
Еще одно существенное примечание: и у древних, и в последующих изысканиях на протяжении почти всех двадцати веков нашей эры, гуморальная теория основывалась не столько на самой патологической субстанции («черной желчи»), сколько на представлениях о ее избыточности или недостаточности.
При этом в известном труде Гиппократа «О природе человека», где гуморальная теория выражена в наиболее законченном виде, здоровье определяется оптимальным соотношением четырех жидкостей: крови, флегмы, желтой и черной желчи, из которых последняя - является гипотетической, а как мы сейчас знаем - несуществующей.
Но что существенно: со времен Гиппократа и по настоящее время абсолютно преобладающей является точка зрения, что ментальное расстройство всегда результат какой-то организменной» (органической) патологии.
Гален (130-201 н. э.), казалось бы, ближе всех подходит к пониманию меланхолии. Он пишет, что при этом страдании все является «следствием разрушения воображения» и связано с одними и теми же факторами: «страхом и печалью. Меланхолики печальны без причины и не могут понять, почему они плачут». Но тут же, в русле господствующих представлений добавляет: во всем виновата желчь, которая «затрагивает само вещество мозга».
Еще одно существенное наблюдение: не только в гомеопатии, но и в медицине в целом, очень долго преобладал принцип лечения «подобного подобным». В данном случае имеется в виду, что против «черной желчи» совершенно не случайно самым эффективным оказался «черный корень». Теоретические представления (и, как мы видим, весьма сомнительные или даже ложные) явно определяли (и на века!) последующие практические подходы к терапии.
СРЕДНИЕ ВЕКА
Фома Аквинский (XIII век н. э.) связывал психические расстройства с поведением, страстями и грехом, при этом печаль относилась этим мыслителем к разделу «сладострастий» (когда субъект полностью вовлечен в свои переживания). Примечательно, что этим автором именно страсти рассматривались в качестве причин различных соматических реакций. Таким образом, психосоматический подход - это далеко не новое изобретение.
Но главными в средние века, безусловно, становятся демонологические подходы к психопатологии. А уныние и печаль становятся одним из грехов. Библия гласит: «Бесы наводят на душу уныние в предположении, не истощится ли ее [души] терпение в продолжительном ожидании милости Божией…». Данте (1265-1321) помещает меланхоликов в ад, в наказание за то, что они были «печальны на свежем воздухе под ярким солнцем» (Ад, Песнь VII, 121-126).
Быть больным и страдающим становится постыдно.
Было бы неверно не отметить, что в средние века церковью рекомендовалось не запрещать себе греховные мысли, так как считалось, что в этом случае их сила только возрастает. Наоборот, рекомендовалось вступить в диалог с дьяволом и спросить его: «Кто ты? Чего ты хочешь?», а уже затем противопоставить ему силу слова Божьего. В частности, против демона печали рекомендовалась молитва следующего содержания: «Доколе, о Господи, будешь Ты предавать меня забвению? Доколе будешь Ты скрывать от меня лицо Свое? Доколе будет враг торжествовать надо мной?» (Псалом 13, 1-3).
Как бы не оценивались эти подходы, но здесь, безусловно, был прогресс, так как и причина страдания, и его проявления, также как и способы исцеления словом оказывались уже в душевной (или - в рамках современных представлений - в психической) сфере, и не объяснялись только некой якобы присутствующей в организме субстанцией.
РЕНЕССАНС
Однако в период Ренессанса (XIV-XVI вв.) происходит возврат к соматической теории меланхолии. Искусство и мыслители Ренессанса вновь возвращаются к представлениям о четырех жидкостях, что позволяло в рамках получивших широкое распространение эзотерических доктрин, магии и алхимии провести аналогию между макрокосмом и микрокосмом, Человеком и Вселенной. Но здесь мы встречаемся уже со смешением различных теорий, в частности, вдруг вспоминают, что когда-то к концепции четырех жидкостей или первичных элементов еще Аристотель добавил пятый элемент - эфир: нематериальный, созданный из божественной материи и относящийся к душе, без которого нельзя объяснить все сущее.
Эту концепцию разделяет и алхимия, и… церковь, говоря, что человек создан «по образу и подобию Божьему» из неорганической материи, и лишь затем он был наделен душой. Поэтому, несмотря на вроде бы регресс к предшествующим догмам, в период Ренессанса вводится представление о двух взаимосвязанных, но одновременно и независимых составляющих человеческого бытия: души и тела.
Тем не менее, даже такой выдающийся ум XVI века как Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм (более известный под именем Парацельс, 1493-1541) считал, что все чувства могут быть объяснены при помощи «простой доктрины», а именно - все тех же четырех жидкостей. Описывая вполне современным нам языком клинику меланхолии и даже выделяя ее четыре вида (включая эндогенную и экзогенную меланхолию!), Парацельс, тем не менее, считал, что необходимости в специфическом лекарстве для этого расстройства нет. В последующем Парацельс отходит от классической схемы трех жидкостей и (в духе времени и торжества алхимии) формирует новую «концепцию» - о трех химически активных элементах: соли (связываемой с устойчивостью психики), серы (воспламеняемости) и ртути (активности).
В эпоху Возрождения существовало еще несколько теорий, но в целом этот период характеризуется возвратом к старым представлениям о неких субстанциях, от соотношения которых зависит психическое здоровье и болезнь.
МЕХАНИЦИЗМ XVIII-XIX ВВ.
В XVIII веке начинается эпоха механицизма и человеческий организм рассматривается именно с этих позиций: как некий набор «инструментов» для жевания, переваривания и т. д., в лучшем случае - доходя до аналогии с некой гидравлической системой. Но и в новой концепции находится место для «черной желчи», однако она становится уже не причиной меланхолии, а специфической массой, которая, препятствуя перераспределению крови, посредством особых гидравлических механизмов, приводит к депрессии.
В этот период к меланхолии относились и навязчивости, и монотематический бред и ряд других психических расстройств. Остаются действующими и представления о злых духах. Однако одновременно появляются идеи о том, что характер относится не к телесной конституции, а к психической.
ЭПОХА КРЕПЕЛИНА
Как известно, только в XVIII веке Сэмюэл Джонсон начал использовать термин «депрессия». А в 1854 году были одновременно опубликованы две исторические работы - Жана Пьера Фальре «О циркуляторном психозе» и Жюля Байарже, посвященные депрессивному расстройству, которое периодически сменяется маниакальным. В последующем этот подход был воспринят Эмилем Крепелином, и в его «Компендиуме по психиатрии» (1883) он на многие десятилетия был «канонизирован» как маниакальнодепрессивный психоз, который, по мнению этого автора, является исключительно эндогенным.
Крепелин вообще был уверен, что у психических расстройств, как и у органической телесной патологии должны быть свои патогенетические факторы (при этом - вполне материальные, типа бактерий или повреждений мозговой ткани), и он делал только одну оговорку, что мы (в силу слабости наших технических возможностей) пока не можем их найти.
В чем слабость этого подхода? Мы знаем, что некоторые грибы и наркотики вызывают галлюцинации, но не пытаемся объяснить галлюцинаторный синдром наличием или отсутствием этих веществ. Но депрессии повезло меньше. Поиски тех или иных «субстанций», ответственных за это расстройство, растянулись на тысячелетия. И здесь уместно спросить: не эту ли же природу имеют представления об «избирательных ингибиторах обратного захвата нейромедиаторов», то есть - опять каких-то веществах, оптимальное соотношение которых оказалось вдруг нарушенным? И так ли уж несправедливо наименование одного из разделов психиатрии «воображаемой фармакологией»?
Таким образом, на протяжении всей истории донаучного и научного изучения депрессии, начиная от древнейших времен и до наших дней, ее главный патогенетический фактор, будь то «гипотетическая субстанция» - «черная желчь» (у Гиппократа) или «демоны» Средневековья, впрочем, как и серотонин - сейчас, всегда оказывался вне психики. И только Фрейд поместил его туда, где он и должен быть…
Ниже приведены выдержки из статьи Марио ди Фиорино "Психодинамика и психотерапия депрессий"
Первые попытки классификации аффективных расстройств мы обнаруживаем уже у древних греков (VII-VI вв. до н. э.), а затем в теории темпераментов Гиппократа (в V в. до н. э.) дается первое научное определение меланхолии, которое затем (уже во II веке н. э.) слегка модифицирует Гален, а еще через 2 тыс. лет И. П. Павлов.
Напомню, что в древности понятие меланхолии исходно связывалось с наименованием «черной желчи». В то время избытку именно этой субстанции приписывалась главная роль в этиологии меланхолии. При этом сам термин трактовался и использовался весьма широко - от констатации и характеристики безумия до попыток установления его связи с гениальностью. Например, Аристотель в своем сочинении «Проблемы» (IV век до н. э.) вопрошает: «Отчего все выдающиеся философы, поэты и художники - непременно меланхолики?» - имея в виду (и он пишет об этом) Платона и Сократа.
Характерно, что даже в те давние времена, хотя уже было известно и кровопускание (как метод терапии), и всяческие «психотропные» вещества (например, такой антидепрессант, как черемица или «черный корень», обладающая мощным рвотным и слабительным эффектом), этиология меланхолии объяснялась, фактически, глубоко материалистично - и Платон, и Аристотель, и Гален в лечении этого расстройства существенное внимание уделяли психическому воздействию, в частности - музыкотерапии и заботе о пациенте.
Затем Мишель Монтень в своих «Опытах» (1580) и чуть позднее Роберт Бертон (1612) также обнаруживают у себя меланхолию, несколько нарциссически подчеркивая, что это страдание сочетается с «необыкновенной проницательностью и прозорливым умом», а также ощущением «пустоты» вокруг, когда единственной темой исследования человек избирает себя самого.
Не обошел вниманием этот вопрос и Фридрих Ницше, написавший в 1871 «О Меланхолия, не гневайся, я заточу перо воспеть тебе хвалу…».
Характерная особенность: все упомянутые выдающиеся мыслители в ситуациях меланхолии обращались, как сказали бы мы сейчас, к самоанализу, к попытке понять причины своего страдания и преодолеть его через самовыражение…
Еще одно существенное примечание: и у древних, и в последующих изысканиях на протяжении почти всех двадцати веков нашей эры, гуморальная теория основывалась не столько на самой патологической субстанции («черной желчи»), сколько на представлениях о ее избыточности или недостаточности.
При этом в известном труде Гиппократа «О природе человека», где гуморальная теория выражена в наиболее законченном виде, здоровье определяется оптимальным соотношением четырех жидкостей: крови, флегмы, желтой и черной желчи, из которых последняя - является гипотетической, а как мы сейчас знаем - несуществующей.
Но что существенно: со времен Гиппократа и по настоящее время абсолютно преобладающей является точка зрения, что ментальное расстройство всегда результат какой-то организменной» (органической) патологии.
Гален (130-201 н. э.), казалось бы, ближе всех подходит к пониманию меланхолии. Он пишет, что при этом страдании все является «следствием разрушения воображения» и связано с одними и теми же факторами: «страхом и печалью. Меланхолики печальны без причины и не могут понять, почему они плачут». Но тут же, в русле господствующих представлений добавляет: во всем виновата желчь, которая «затрагивает само вещество мозга».
Еще одно существенное наблюдение: не только в гомеопатии, но и в медицине в целом, очень долго преобладал принцип лечения «подобного подобным». В данном случае имеется в виду, что против «черной желчи» совершенно не случайно самым эффективным оказался «черный корень». Теоретические представления (и, как мы видим, весьма сомнительные или даже ложные) явно определяли (и на века!) последующие практические подходы к терапии.
СРЕДНИЕ ВЕКА
Фома Аквинский (XIII век н. э.) связывал психические расстройства с поведением, страстями и грехом, при этом печаль относилась этим мыслителем к разделу «сладострастий» (когда субъект полностью вовлечен в свои переживания). Примечательно, что этим автором именно страсти рассматривались в качестве причин различных соматических реакций. Таким образом, психосоматический подход - это далеко не новое изобретение.
Но главными в средние века, безусловно, становятся демонологические подходы к психопатологии. А уныние и печаль становятся одним из грехов. Библия гласит: «Бесы наводят на душу уныние в предположении, не истощится ли ее [души] терпение в продолжительном ожидании милости Божией…». Данте (1265-1321) помещает меланхоликов в ад, в наказание за то, что они были «печальны на свежем воздухе под ярким солнцем» (Ад, Песнь VII, 121-126).
Быть больным и страдающим становится постыдно.
Было бы неверно не отметить, что в средние века церковью рекомендовалось не запрещать себе греховные мысли, так как считалось, что в этом случае их сила только возрастает. Наоборот, рекомендовалось вступить в диалог с дьяволом и спросить его: «Кто ты? Чего ты хочешь?», а уже затем противопоставить ему силу слова Божьего. В частности, против демона печали рекомендовалась молитва следующего содержания: «Доколе, о Господи, будешь Ты предавать меня забвению? Доколе будешь Ты скрывать от меня лицо Свое? Доколе будет враг торжествовать надо мной?» (Псалом 13, 1-3).
Как бы не оценивались эти подходы, но здесь, безусловно, был прогресс, так как и причина страдания, и его проявления, также как и способы исцеления словом оказывались уже в душевной (или - в рамках современных представлений - в психической) сфере, и не объяснялись только некой якобы присутствующей в организме субстанцией.
РЕНЕССАНС
Однако в период Ренессанса (XIV-XVI вв.) происходит возврат к соматической теории меланхолии. Искусство и мыслители Ренессанса вновь возвращаются к представлениям о четырех жидкостях, что позволяло в рамках получивших широкое распространение эзотерических доктрин, магии и алхимии провести аналогию между макрокосмом и микрокосмом, Человеком и Вселенной. Но здесь мы встречаемся уже со смешением различных теорий, в частности, вдруг вспоминают, что когда-то к концепции четырех жидкостей или первичных элементов еще Аристотель добавил пятый элемент - эфир: нематериальный, созданный из божественной материи и относящийся к душе, без которого нельзя объяснить все сущее.
Эту концепцию разделяет и алхимия, и… церковь, говоря, что человек создан «по образу и подобию Божьему» из неорганической материи, и лишь затем он был наделен душой. Поэтому, несмотря на вроде бы регресс к предшествующим догмам, в период Ренессанса вводится представление о двух взаимосвязанных, но одновременно и независимых составляющих человеческого бытия: души и тела.
Тем не менее, даже такой выдающийся ум XVI века как Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм (более известный под именем Парацельс, 1493-1541) считал, что все чувства могут быть объяснены при помощи «простой доктрины», а именно - все тех же четырех жидкостей. Описывая вполне современным нам языком клинику меланхолии и даже выделяя ее четыре вида (включая эндогенную и экзогенную меланхолию!), Парацельс, тем не менее, считал, что необходимости в специфическом лекарстве для этого расстройства нет. В последующем Парацельс отходит от классической схемы трех жидкостей и (в духе времени и торжества алхимии) формирует новую «концепцию» - о трех химически активных элементах: соли (связываемой с устойчивостью психики), серы (воспламеняемости) и ртути (активности).
В эпоху Возрождения существовало еще несколько теорий, но в целом этот период характеризуется возвратом к старым представлениям о неких субстанциях, от соотношения которых зависит психическое здоровье и болезнь.
МЕХАНИЦИЗМ XVIII-XIX ВВ.
В XVIII веке начинается эпоха механицизма и человеческий организм рассматривается именно с этих позиций: как некий набор «инструментов» для жевания, переваривания и т. д., в лучшем случае - доходя до аналогии с некой гидравлической системой. Но и в новой концепции находится место для «черной желчи», однако она становится уже не причиной меланхолии, а специфической массой, которая, препятствуя перераспределению крови, посредством особых гидравлических механизмов, приводит к депрессии.
В этот период к меланхолии относились и навязчивости, и монотематический бред и ряд других психических расстройств. Остаются действующими и представления о злых духах. Однако одновременно появляются идеи о том, что характер относится не к телесной конституции, а к психической.
ЭПОХА КРЕПЕЛИНА
Как известно, только в XVIII веке Сэмюэл Джонсон начал использовать термин «депрессия». А в 1854 году были одновременно опубликованы две исторические работы - Жана Пьера Фальре «О циркуляторном психозе» и Жюля Байарже, посвященные депрессивному расстройству, которое периодически сменяется маниакальным. В последующем этот подход был воспринят Эмилем Крепелином, и в его «Компендиуме по психиатрии» (1883) он на многие десятилетия был «канонизирован» как маниакальнодепрессивный психоз, который, по мнению этого автора, является исключительно эндогенным.
Крепелин вообще был уверен, что у психических расстройств, как и у органической телесной патологии должны быть свои патогенетические факторы (при этом - вполне материальные, типа бактерий или повреждений мозговой ткани), и он делал только одну оговорку, что мы (в силу слабости наших технических возможностей) пока не можем их найти.
В чем слабость этого подхода? Мы знаем, что некоторые грибы и наркотики вызывают галлюцинации, но не пытаемся объяснить галлюцинаторный синдром наличием или отсутствием этих веществ. Но депрессии повезло меньше. Поиски тех или иных «субстанций», ответственных за это расстройство, растянулись на тысячелетия. И здесь уместно спросить: не эту ли же природу имеют представления об «избирательных ингибиторах обратного захвата нейромедиаторов», то есть - опять каких-то веществах, оптимальное соотношение которых оказалось вдруг нарушенным? И так ли уж несправедливо наименование одного из разделов психиатрии «воображаемой фармакологией»?
Таким образом, на протяжении всей истории донаучного и научного изучения депрессии, начиная от древнейших времен и до наших дней, ее главный патогенетический фактор, будь то «гипотетическая субстанция» - «черная желчь» (у Гиппократа) или «демоны» Средневековья, впрочем, как и серотонин - сейчас, всегда оказывался вне психики. И только Фрейд поместил его туда, где он и должен быть…