Путеводитель по домашнему кладбищу (очень грустно)
Если правда то, что человек, умирая, превращается в пыль, под нашими с отцом досадными укушетками, а также под столами и на книжных полках давно разместилось кладбище - со склепами, чугунным литьем и изобилием покойников всех видов и родов занятий. Светло-серая пыль, скорее всего, принадлежала блондинке, если не по цвету, так по убеждениям. Мрачно-коричневые ошметки остались, судя по всему, от индивида, внешним видом напоминавшего местного дворника Петю - цвета печеного яблока, в течение лет поджариваемого жидкостью в сорок градусов. Комья нейтрального мышиного цвета - память о таких же безликих посетителях овощного рынка, кафе "Сказка" на Лесном проспекте и таинственного караоке-бара около метро. Наконец, имеются и голубоватые, совсем уж мерзкие в своей цветовой изысканности клочья - столь притягательный прах остается от доцентов, профессуры и заведующих профильными кафедрами.
Каждый сорт выбирает место согласно склонностям человека, его породившего - коричневая пыль встречается, как правило, около отцовской кровати, рядом с обувными полками и около мусорного ведра. Это значит, что когда-то ее носитель входил (или его вносили) в переднюю, вытряхивал(-и) свои (его) карманы в мусорное ведро, а потом, отправлялся(-ли) спать-почивать. Голубоватый профессорский прах оседает на книжных полках, а словари и энциклопедии притягивают уж совершенно фиолетовую, раздувшуюся от собственного величия субстанцию - это уже не пыль, это неуловимое, едва осязаемое явление - его много, как знаний, которые некуда девать, от которых разламывается голова и бурлит в желудке. Пыль светло-серая любит дамские туалетные столики и шкафчики ванных комнат - ее можно обнаружить на расческах, резинках для волос, флаконах с духами (чем дороже парфюм, тем приятнее цвет пыли) и коробочках с тенями и помадами. Мышиная пыль - самая неприхотливая, ее можно встретить где угодно - от зимних ботинок в шкафу до подоконника с фиалками.
Периодически мы с отцом реструктурируем наше кладбище - мы проводим инвентаризацию склепов, очищаем от пыли литье, ведем реестр покойников и освобождаем место под новые захоронения. Пыль, как и люди, требует бережного к себе отношения, уважения и снисхождения.
Голубую пыль я сметаю длинной щеткой четырех цветов, непременно сухой, дабы не оскорбить синюшное величие печатного слова. Прах возмущается, взвивается облаком, обнажая страницы книг нездорового цвета слоновой кости, затем оседает, сетует на жизнь и снова погружается в полудрему. Для коричневого и средне-серого праха у меня дома живут две швабры и тряпка "Фрекен Бок", "танцующая в чистоте". Швабра старшая не выходит за пределы кухни, в крайнем случае, ванной, младшая швабра прописалась в туалете, и выходит оттуда только в комнату - она новее и чище, поэтому я ее берегу. Тряпка "Фрекен Бок" обитает под горшками с фиалками, и очень дружит с веником - они появились в доме почти одновременно, и на работу выходят тоже вместе. И, наконец, для блондинок имеется легкая кружевная салфеточка-самозванка, выдаваемая хозяйкой за "скатерть ручной работы". Уже на следующий день "скатерть ручной работы" превратилась в "скатерть для ручной работы", и в этом качестве пребывает до сих пор. Пока не жалуется. Не рвется.
Реструктуризация кладбища проводится раз в неделю в прохладное время года, в жаркое - дважды или трижды - покойники поступают пачками, места всем не хватает. Иногда у меня, и. о. главного могильщика, опускаются руки, и тогда прах лежит неубранным, выражая мне свое возмущение. Особенно старается профессорский угол - он считает себя главным и претендует на особое к себе отношение.
Порой вопрос решается более радикальным способом - "Фрекен Бок", "танцующая в чистоте", пропитывается водой и идет на штурм стола, шкафов, а иногда и профессорской богадельни. Кладбище освобождается полностью и ждет новых постояльцев - как правило, они появляются через день, реже через два, однако через три дня свободных мест уже нет. Второй по приоритетности участок - подкроватье - заполняется уже через несколько часов. Наименее престижные места - стол, шкафы и подоконники - последними, соседство с тряпкой и веником никого не радует. Блондинистый угол содержится в особенном порядке - сюда попадают лишь избранные.
И. о. главного могильщика исполняет свои обязанности добровольно, не всегда добросовестно и всегда бесплатно. Порой он(-а) раздражается, тем не менее от обязанностей старается не увиливать. Ну, или почти старается. Поддержание порядка на кладбище есть особо почетная обязанность, которую и. о. не передаст никому. Потому что передать просто некому.
Каждый сорт выбирает место согласно склонностям человека, его породившего - коричневая пыль встречается, как правило, около отцовской кровати, рядом с обувными полками и около мусорного ведра. Это значит, что когда-то ее носитель входил (или его вносили) в переднюю, вытряхивал(-и) свои (его) карманы в мусорное ведро, а потом, отправлялся(-ли) спать-почивать. Голубоватый профессорский прах оседает на книжных полках, а словари и энциклопедии притягивают уж совершенно фиолетовую, раздувшуюся от собственного величия субстанцию - это уже не пыль, это неуловимое, едва осязаемое явление - его много, как знаний, которые некуда девать, от которых разламывается голова и бурлит в желудке. Пыль светло-серая любит дамские туалетные столики и шкафчики ванных комнат - ее можно обнаружить на расческах, резинках для волос, флаконах с духами (чем дороже парфюм, тем приятнее цвет пыли) и коробочках с тенями и помадами. Мышиная пыль - самая неприхотливая, ее можно встретить где угодно - от зимних ботинок в шкафу до подоконника с фиалками.
Периодически мы с отцом реструктурируем наше кладбище - мы проводим инвентаризацию склепов, очищаем от пыли литье, ведем реестр покойников и освобождаем место под новые захоронения. Пыль, как и люди, требует бережного к себе отношения, уважения и снисхождения.
Голубую пыль я сметаю длинной щеткой четырех цветов, непременно сухой, дабы не оскорбить синюшное величие печатного слова. Прах возмущается, взвивается облаком, обнажая страницы книг нездорового цвета слоновой кости, затем оседает, сетует на жизнь и снова погружается в полудрему. Для коричневого и средне-серого праха у меня дома живут две швабры и тряпка "Фрекен Бок", "танцующая в чистоте". Швабра старшая не выходит за пределы кухни, в крайнем случае, ванной, младшая швабра прописалась в туалете, и выходит оттуда только в комнату - она новее и чище, поэтому я ее берегу. Тряпка "Фрекен Бок" обитает под горшками с фиалками, и очень дружит с веником - они появились в доме почти одновременно, и на работу выходят тоже вместе. И, наконец, для блондинок имеется легкая кружевная салфеточка-самозванка, выдаваемая хозяйкой за "скатерть ручной работы". Уже на следующий день "скатерть ручной работы" превратилась в "скатерть для ручной работы", и в этом качестве пребывает до сих пор. Пока не жалуется. Не рвется.
Реструктуризация кладбища проводится раз в неделю в прохладное время года, в жаркое - дважды или трижды - покойники поступают пачками, места всем не хватает. Иногда у меня, и. о. главного могильщика, опускаются руки, и тогда прах лежит неубранным, выражая мне свое возмущение. Особенно старается профессорский угол - он считает себя главным и претендует на особое к себе отношение.
Порой вопрос решается более радикальным способом - "Фрекен Бок", "танцующая в чистоте", пропитывается водой и идет на штурм стола, шкафов, а иногда и профессорской богадельни. Кладбище освобождается полностью и ждет новых постояльцев - как правило, они появляются через день, реже через два, однако через три дня свободных мест уже нет. Второй по приоритетности участок - подкроватье - заполняется уже через несколько часов. Наименее престижные места - стол, шкафы и подоконники - последними, соседство с тряпкой и веником никого не радует. Блондинистый угол содержится в особенном порядке - сюда попадают лишь избранные.
И. о. главного могильщика исполняет свои обязанности добровольно, не всегда добросовестно и всегда бесплатно. Порой он(-а) раздражается, тем не менее от обязанностей старается не увиливать. Ну, или почти старается. Поддержание порядка на кладбище есть особо почетная обязанность, которую и. о. не передаст никому. Потому что передать просто некому.