Лев Николаевич Толстой
Про русскую классику тяжело что-то сказать, всё время не тот дискурс получается.
Похвалил - оказался на уровне школьной училки, которая ничего кроме классики понять не способна.
Поругал - оказался на уровне эпатирующего подростка.
Откажемся же от оценочных суждений. Начнём сразу с разбора абзаца "Крейцеровой сонаты" Льва Николаевича Толстого.
Высшая порода животных - людская, для того чтобы
удержаться в борьбе с другими животными, должна сомкнуться воедино, как рой
пчел, а не бесконечно плодиться; должна так же, как пчелы, воспитывать
бесполых, то есть опять должна стремиться к воздержанию, а никак не к
разжиганию похоти, к чему направлен весь строй нашей жизни. - Он помолчал. -
Род человеческий прекратится? Да неужели кто-нибудь, как бы он ни смотрел на
мир, может сомневаться в этом? Ведь это так же несомненно, как смерть. Ведь
по всем учениям церковным придет конец мира, и по всем учениям научным
неизбежно то же самое. Так что же странного, что по учению нравственному
выходит то же самое?
Он долго молчал после этого, выпил еще чаю, докурил папироску и, достав
из мешка новые, положил их в свою старую запачканную папиросочницу.
- Я понимаю вашу мысль,- сказал я,- нечто подобное утверждают шекеры.
- Да, да, и они правы,- сказал он. - Половая страсть, как бы она ни
была обставлена, есть зло, страшное зло, с которым надо бороться, а не
поощрять, как у нас. Слова Евангелия о том, что смотрящий на женщину с
вожделением уже прелюбодействовал с нею, относятся не к одним чужим женам, а
именно - и главное к своей жене.
Попытаемся уследить за мыслью гения. "Для того, чтобы удержаться в борьбе с другими животными" людская порода должна "сомкнуться воедино". Порода. Взяла и сомкнулась воедино. Для того, чтобы удержаться в борьбе. С другими животными. Человеческая порода в конце XIX века только и делала, что удерживалась в борьбе с другими животными.
Далее великий мыслитель критикует стратегию избранную человечеством для "удержания в борьбе". Надо не плодиться, а воспитывать бесполых. Так победим.
Воздержание. А не разжигание похоти. Говорите если воздержание, так нам всем конец? Ну да, само собой. Вы так говорите, как будто это что-то плохое.
Начали с "удержания в борьбе", закончили самоустранением. Что не так?
Страсть - страшное зло. Особенно к своей жене.
-Преподобный! Я хочу свою жену! (с) Нэд Фландерс.
Пишет сиятельный граф:
Опять какое страшное лганье идет про
детей. Дети - благословенье божие, дети - радость. Ведь это все ложь. Все
это было когда-то, но теперь ничего подобного нет. Дети - мученье, и больше
ничего.
Толстой - первый чайлд-фри?
Далее выясняется, что вся беда с детьми - в том, что они могут заболеть. И тревога за их здоровье лишает матерей всякой радости. Боятся они день и ночь детской болезни. На радости вообще не остаётся места.
В том же произведении граф демонстрирует глубинные познания в медицине:
Вот это-то и удивительно, что никто не хочет знать того, что так ясно
и очевидно, того, что должны знать и проповедовать доктора, но про что они
молчат. Ведь дело ужасно просто. Мужчина и женщина сотворены так, как
животное, так что после плотской любви начинается беременность, потом
кормление, такие состояния, при которых для женщины, так же как и для ее
ребенка, плотская любовь вредна.
Читатель может сам оценить красоту оборотов "что никто не хочет знать того, что так ясно и очевидно, того, что должны проповедовать доктора, но про что они молчат". В приведённых выше цитатах каждая строчка такая.
Выводов о Льве Николаевиче делать не буду. Нельзя. Классик.
Такие телеги отлично канали под пиво, полжизни назад. Косухи, феньки, пиво. Тогда могло говориться всё, что угодно. Было интересно. Если пива хватало.
А теперь как-то совсем странно. Местами смешно. Местами просто тупо. Ну и что?
С какого перепуга это считается шедевром мировой литературы...?
Я кажется ещё многого не понимаю в великих мыслителях.
Слово может существовать только как объект ума. А объекту необходим воспринимающий его субъект. Они существуют только парой - появление объекта ведёт к появлению субъекта и наоборот. Чтобы появилась купюра в сто долларов, должен появиться и тот, кто на неё смотрит. Это как лифт и противовес... А отсюда до «Войны и Мира» уже рукой подать.
(c) Виктор Пелевин "Ампир Вэ".
Похвалил - оказался на уровне школьной училки, которая ничего кроме классики понять не способна.
Поругал - оказался на уровне эпатирующего подростка.
Откажемся же от оценочных суждений. Начнём сразу с разбора абзаца "Крейцеровой сонаты" Льва Николаевича Толстого.
Высшая порода животных - людская, для того чтобы
удержаться в борьбе с другими животными, должна сомкнуться воедино, как рой
пчел, а не бесконечно плодиться; должна так же, как пчелы, воспитывать
бесполых, то есть опять должна стремиться к воздержанию, а никак не к
разжиганию похоти, к чему направлен весь строй нашей жизни. - Он помолчал. -
Род человеческий прекратится? Да неужели кто-нибудь, как бы он ни смотрел на
мир, может сомневаться в этом? Ведь это так же несомненно, как смерть. Ведь
по всем учениям церковным придет конец мира, и по всем учениям научным
неизбежно то же самое. Так что же странного, что по учению нравственному
выходит то же самое?
Он долго молчал после этого, выпил еще чаю, докурил папироску и, достав
из мешка новые, положил их в свою старую запачканную папиросочницу.
- Я понимаю вашу мысль,- сказал я,- нечто подобное утверждают шекеры.
- Да, да, и они правы,- сказал он. - Половая страсть, как бы она ни
была обставлена, есть зло, страшное зло, с которым надо бороться, а не
поощрять, как у нас. Слова Евангелия о том, что смотрящий на женщину с
вожделением уже прелюбодействовал с нею, относятся не к одним чужим женам, а
именно - и главное к своей жене.
Попытаемся уследить за мыслью гения. "Для того, чтобы удержаться в борьбе с другими животными" людская порода должна "сомкнуться воедино". Порода. Взяла и сомкнулась воедино. Для того, чтобы удержаться в борьбе. С другими животными. Человеческая порода в конце XIX века только и делала, что удерживалась в борьбе с другими животными.
Далее великий мыслитель критикует стратегию избранную человечеством для "удержания в борьбе". Надо не плодиться, а воспитывать бесполых. Так победим.
Воздержание. А не разжигание похоти. Говорите если воздержание, так нам всем конец? Ну да, само собой. Вы так говорите, как будто это что-то плохое.
Начали с "удержания в борьбе", закончили самоустранением. Что не так?
Страсть - страшное зло. Особенно к своей жене.
-Преподобный! Я хочу свою жену! (с) Нэд Фландерс.
Пишет сиятельный граф:
Опять какое страшное лганье идет про
детей. Дети - благословенье божие, дети - радость. Ведь это все ложь. Все
это было когда-то, но теперь ничего подобного нет. Дети - мученье, и больше
ничего.
Толстой - первый чайлд-фри?
Далее выясняется, что вся беда с детьми - в том, что они могут заболеть. И тревога за их здоровье лишает матерей всякой радости. Боятся они день и ночь детской болезни. На радости вообще не остаётся места.
В том же произведении граф демонстрирует глубинные познания в медицине:
Вот это-то и удивительно, что никто не хочет знать того, что так ясно
и очевидно, того, что должны знать и проповедовать доктора, но про что они
молчат. Ведь дело ужасно просто. Мужчина и женщина сотворены так, как
животное, так что после плотской любви начинается беременность, потом
кормление, такие состояния, при которых для женщины, так же как и для ее
ребенка, плотская любовь вредна.
Читатель может сам оценить красоту оборотов "что никто не хочет знать того, что так ясно и очевидно, того, что должны проповедовать доктора, но про что они молчат". В приведённых выше цитатах каждая строчка такая.
Выводов о Льве Николаевиче делать не буду. Нельзя. Классик.
Такие телеги отлично канали под пиво, полжизни назад. Косухи, феньки, пиво. Тогда могло говориться всё, что угодно. Было интересно. Если пива хватало.
А теперь как-то совсем странно. Местами смешно. Местами просто тупо. Ну и что?
С какого перепуга это считается шедевром мировой литературы...?
Я кажется ещё многого не понимаю в великих мыслителях.
Слово может существовать только как объект ума. А объекту необходим воспринимающий его субъект. Они существуют только парой - появление объекта ведёт к появлению субъекта и наоборот. Чтобы появилась купюра в сто долларов, должен появиться и тот, кто на неё смотрит. Это как лифт и противовес... А отсюда до «Войны и Мира» уже рукой подать.
(c) Виктор Пелевин "Ампир Вэ".