Париж. День третий (продолжение).
На выходе из кинотеатра трудно было понять, понравился ли новый Оноре или нет. Нет, оно все понятно, но нажим на определенные предпочтения (при всей моей толерантности и готовности внимать) показался преувеличенно напористым и даже напрасным.
И между строк… Трудно еще и вести дневник уже отдаленного происшедшего, но припаздывая в мыслях. Когда их восстанавливаешь, степень искажения, естественно, больше, да еще и постоянно возникают какие-то помехи, так что писать выдается возможность редко и вразрез с желанием.
Осуждать Оноре, конечно же, легко. Дескать, сделано впопыхах, осталось множество неразвернутых сюжетов внутри. Но осуждать да размышлять - дело праздное. А когда город приглашает на прогулку, особо спорить не хочется. Римская улица за год тоже облика не изменила. Ноты, музыкальные инструменты в витринах, альбомы с автографами композиторов, длинноволосые музыканты - скрипка под мышкой. Улица ветреная и солнечная, давно впитавшая обаяние улыбчивой итальянской столицы. По ней бежишь вверх навстречу городу и большим бульварам. Но как удержаться, не свернуть и не пройтись по закоулкам Монмартра, где можно найти одинокую лавочку, выйдя из лабиринта на ощупь, устроиться на ней, внимая солнцу, и смотреть на крыши Парижа (потому что лавочка по замыслу кого-то особо осмотрительного оказалась на возвышении, как бы нависая над парижскими неровностями ландшафта). Но вот нависающие лавочки в послеобеденном парижском мареве среди опавших кленов все уже заняты. И доверясь чувству города, вслушиваясь в его многозвучье, идешь по следу. Находишь. Отворяешь калитку. Внезапно звуки стихают, замурованные между четырьмя вытянутыми жилыми коробками. За калиткой - тихий уют маленького парка. Не для всех. В удалении, где-то за кустами слышен смех ребенка. Мама и сын. Напротив - две бабушки. Тридцать минут уютного одиночества за кустистой перегородкой. Париж, меж тем, решил вступиться за своего кинопоэта. И разложить веером аргументы в пользу Оноре.
Сначала пришли двое. Лет по пятнадцать, от силы шестнадцать. Оба узкобедрые. Джинсы спущены, выставляя на обозрение каемку трусов; кажется, они специально двигаются, чтобы каемка превращалась в кайму, и когда уже джинсы готовы совсем соскользнуть, нехотя подтягивают, снова оставляя каемку. Оживленно перешептываются. Между пальцев юрко поблескивает мобильный. Пришла еще пара. Разница лишь в количестве и направлении полосок на футболках, толстовках, разница в длине волос и манере их разбрасывать, имитируя движение ветра. Потому что когда они все вместе, глядя на их головы, трудновато определить, в какую же сторону ветер дует. Пришли еще трое. И пошли они за кустистую перегородку, все также перешептываясь и поправляя джинсы. Смешки, оживленные восклицания. Бабушки не выдержали, потом настала очередь и мамы с сыном, так в парке остались я и компания. Солнце клонилось к пятичасовой отметке. С мыслью, что Оноре, может быть, не так уж и не прав, снова углубился я в лабиринт Монмартра, спускаясь к улице Тюрго, где должен был встретиться со знакомым режиссером.
С Хинером встретились ровно в полшестого. В ресторанчике «Тюрго» мест не оказалось, пошли на Пигаль в «Стрекозу» (или «Муравья»? - все время их там путаю). Как же приятно, курить внутри запрещено, из кафе (бара, ресторана) теперь не выходишь, настороженно обнюхивая свои вещи и думая, как бы поскорее добраться до дома, чтобы отправить все вплоть до трусов в стирку. Пили красное «Сомюр». Пилось медленно, получался коктейль со вкусом слов. Хинер нехотя говорил о своем новом фильме и охотно - об Эммануэль Беар, которая непременно будет там играть. Он как раз заканчивал сценарий, поэтому торопился домой: что поделать - нелады с современной техникой, каждый вечер к нему приходит ассистент, она печатает текст под диктовку. Но, извинившись, предложил встретиться здесь же в 10-ть. Я раздумывал, в кинотеатре «Studio 28» на улице Толозе в 9 часов шел фильм «Рождественская сказка», может быть?.. Договорились созвониться. Я опять пошел бродить по Монмартру. Последнее смешное впечатление дня - подслушанный разговор соседей по лавке. Она ему: «Давай куда-нибудь пойдем?!» Он: «Вдвоем неинтересно. Давай пригласим твоих друзей: такую-то, ну, и его, кто там с ней». Она звонит подруге: «Не хочешь встретиться? Да, прямо сейчас. Да, он приглашает, да-да, все оплачивает, да, удивительно, нет, правда-правда». И они ушли, видимо, заручившись согласием. И я направился прочь, к берегам канала Сен-Мартен, решив, что, пожалуй, хватит на сегодня кинематографа.