Домино. Ностальгии псто
Теперь уже редко встретишь во дворах многоэтажек грубо сделанные деревянные столы, окруженные по периметру нестрогаными лавками. Я не знаю точно - делали ли их сами жильцы или ставили жилищные конторы, но такой стол, за которым пенсионеры проводили свой дневной досуг, был в каждом дворе. Из зарослей дворовых ив и черемух с раннего утра и до самой ночи доносился стук костяшек домино, звон граненых стаканов, смех и беззлобная брань. Жильцы, не имеющие отношения к домино, презрительно называли эти столы «козлятниками». А мы, тогда еще совсем юные, очень любили и домино, и сложившийся в нашем дворе коллектив любителей «забить козла».
Наш двор был проходным в прямом смысле этого слова. Сквозь него круглосуточно сновали люди - работники хлебозавода, от которого нас отделял бетонный забор, студенты и школьники, жители соседних кварталов. Брежневская застройка не оставила путей обхода и объезда. Мы уже знали в лицо всех, кто держит путь нашим двором, машины и особенно редкие в то время иномарки. Нам не мешала суета - жизнь в проходном дворе была более насыщенной, чем в тупиковых, иначе ребята оттуда не паслись бы у нас безвылазно.
«Козлятник» притулился как раз у хлебозаводского забора, стоявшего напротив шестиподъездной пятиэтажки. Очередь желающих поиграть в домино достигала порой нескольких десятков человек. Но это было обычно ближе к вечеру. А утром, едва пробьет восемь, за столом появлялся кто-то из элиты доминошников, обладавший несметным богатством: коробкой с костяшками и счетами. Мало у кого было и то, и другое сразу. Счеты уже стали дефицитом и редкостью. Домино тоже котировалось не любое - новые дешевые наборы были плохими, костяшки - невесомыми. Счастливый обладатель счетов и старинного костяного набора усаживался, клал на стол счеты, высыпал на столешницу свои сокровища и с грохотом их перемешивал. На звук тут же начинали тянуться остальные чемпионы, элита клуба любителей домино - те, кто проводил за столом практически все время бодрствования. Этих персонажей можно было застать за игрой в любую погоду, а когда кончалось лето и осенние вечера становились все холоднее, четыре бессменных игрока, одетые в тулупы и укрытые дождевиками продолжали упорно забивать козла. Трое из них давно были на пенсии, но это да любовь к игре - вот и все, что было промеж ними общего. И еще никто их них никогда не отказывался выпить - ни Васятка, ни Демьян, ни Колек, ни Донор.
Васятке (а именно так его все называли, включая детей) было уже далеко за семьдесят. Всю свою жизнь он проработал таксистом и потому байки, которые он травил во время игры, чтоб сбить с толку противников, чаще всего начинались так:
- А вот еще вез я как-то одного.
На Васяткином носу сидели очки в толстенной оправе и с такими сильными цилиндрическими линзами, что глаза казались крошечными, как у крота. Очки помогали Васятке блефовать, потому как подслеповатые игроки не могли разглядеть в его далеких хитрых глаза подвоха. Васятка плохо играл, но хорошо хитрил, и только это помогало ему оставаться за столом не отдавая очереди ждущим. Когда Васятке выпадало счастье угоститься спиртным, он приходил в необыкновенно благодушное состояние и расплывался в счастливейшей улыбке. Так он и стоял, широко улыбаясь и протягивая руку к стоящему напротив. Вероятно, в Васяткиной голове тем временем рассказывалась история, длинная, запутанная и очень интересная. Но Васятка не мог вымолвить ни слова и поэтому рассказывал он мысленно, от всей души улыбаясь навстречу собеседнику и делая знаки протянутой рукой.
Демьян был суровый пенсионер. Внешне всегда серьезный и хмурый. Баек не травил. Брови Демьяна никогда не уходили с переносицы, будучи собранными там в мохнатый сердитый узелок. Он тоже носил очки, но разве это были очки по сравнению с Васяткиными? Смех, а не очки. Словно понимая ущербность своих очков перед оптической мощью Васяткиных, Демьян свои очки надевал на самый кончик носа. Опасно балансирующие, но не спадающие очки немного выравнивали позиции с толстенными окулярами оппонента. Но кроме этого Демьян был самым настоящим чемпионом. Он мог по целому дню ни разу не встать из-за стола, меняя противников и обыгрывая их, как неразумных детей. Демьяна уважали. Сесть к Демьяну в пару почиталось за честь. К тому же каждый, кто знал Демьяна больше одного дня, понимал, что и суровость его - наносная, и отношение к окружающим пенсионерам, словно к выпускникам ясельной группы - хорошо прикрытый сарказм.
Колек был просто Колек. Единственное отличие Колька от прочих любителей игры в домино состояло в том, что он не был пенсионером. Ему было чуть за сорок. Он тоже выходил во двор одним из первых, будучи бездельником и лоботрясом. Одет он был всегда в одни и те же тренировочные штаны со штрипками и вытянутыми коленками. Главным недостатком данных штанов была старая, начисто растянутая резинка. Она, которая должна была держать штаны на Кольке, совершенно не справлялась со своей основной функцией. И если по пути к «козлятнику» Колек мог подтягивать штаны руками, то во время матча ничто не мешало треникам предательски сползать. По этой причине Колек любил всегда сидеть спиной к забору хлебозавода. И по этой же самой причине ему всегда старались этого места не оставить. Так и происходило - выходя из подъезда часов в десять, Колек находил все козырные места занятыми и ему ничего не оставалось, кроме как усесться на узкую лавку лицом к стене и, увлекшись игрой, демонстрировать обитателям двора и случайным прохожим пару массивных ягодиц, кокетливо прикрытых упавшими на скамейку портками.
Прозвище Донора говорило само за себя. Никогда он не снимал значка Почетного Донора СССР. Окружающие тактично помалкивали, прекрасно зная, что кровь свою Донор менял на водку. Бесследно такая самораспродажа для него не прошла - во рту Донора совершенно не было зубов. Известен, например, случай, когда Донор закусил маринованным корнишоном. А после, пожевав его минут пять, вынул изо рта целехоньким. Следствием почетного донорства да такого плохого питания являлась фигура Донора, похожая на высохшую корягу. Говорят, однажды Англичанин взял Донора за ноги и стукнул головой о стол. Впрочем, скорее всего, врут, хотя теоретически такая возможность была у обоих - как у тощего Донора, так и у здоровенного Англичанина.
Англичанин в домино не играл. Это был местный сумасшедший. Судьба его была очень печальна, поэтому никто не говорил вслух о прошлом Англичанина, успешного инженера-компьютерщика, в совершенстве знающего английский язык. Для нас это был просто деревенский дурак, который, хлебнув сверх нормы, переходил на английский.
- Вы знаете, что он сделал? - спрашивал, вылупив глаза, Англичанин, имея в виду своего соседа-алкоголика. - Он насыпал в пиво димедролу. После чего вылез из окна и гулял по карнизу. Как кот. Мне кажется, что он сумасшедший. Сумасшедший человек. И он живет рядом с нами. И это кошмар. И надо что-то делать.
И Англичанин доливал в ополовиненную бутылку пива водки, опустошал ее залпом и гудел, осторожно дуя в горлышко. Серьезно комментируя полученный звук:
- Гудок тихоокеанского лайнера в ночи.
Тем временем мимо шла девушка в коротких шортах. Васятка, расплываясь в улыбке, смотрел ей вслед во все свои далекие глаза, цокал языком и громко говорил:
- Ногиии… Точеные!
Демьян глядел поверх очков, делал паузу и мрачно добавлял:
- Угу. Только токарь был хуёвый.
- Рыба! - кричал в этот миг Васятка, рассыпая от восторга камни и Демьян сурово шевелил бровями. Он не понимал, как ловко сумел его провести Васятка. Колек, Васяткин напарник, радостно ерзал, теряя треники, а Донор, едва не плача, отворачивался в сторону и жевал пустым ртом.
То и дело из окон неслись крики, призывающие мужей вернуться домой. Каждый из игравших хорошо слышал и знал голос своей бабки, но никто не реагировал. Тут, за этим тяжелым столом они снова были мужчины, а не деды, старые и никому не нужные. Тут был молодняк, слегка иронично, но искренне любивший этих пенсионеров.
Там продолжалась жизнь. И мне очень грустно оттого, что я больше не вижу таких козлятников во дворах городов.
Наш двор был проходным в прямом смысле этого слова. Сквозь него круглосуточно сновали люди - работники хлебозавода, от которого нас отделял бетонный забор, студенты и школьники, жители соседних кварталов. Брежневская застройка не оставила путей обхода и объезда. Мы уже знали в лицо всех, кто держит путь нашим двором, машины и особенно редкие в то время иномарки. Нам не мешала суета - жизнь в проходном дворе была более насыщенной, чем в тупиковых, иначе ребята оттуда не паслись бы у нас безвылазно.
«Козлятник» притулился как раз у хлебозаводского забора, стоявшего напротив шестиподъездной пятиэтажки. Очередь желающих поиграть в домино достигала порой нескольких десятков человек. Но это было обычно ближе к вечеру. А утром, едва пробьет восемь, за столом появлялся кто-то из элиты доминошников, обладавший несметным богатством: коробкой с костяшками и счетами. Мало у кого было и то, и другое сразу. Счеты уже стали дефицитом и редкостью. Домино тоже котировалось не любое - новые дешевые наборы были плохими, костяшки - невесомыми. Счастливый обладатель счетов и старинного костяного набора усаживался, клал на стол счеты, высыпал на столешницу свои сокровища и с грохотом их перемешивал. На звук тут же начинали тянуться остальные чемпионы, элита клуба любителей домино - те, кто проводил за столом практически все время бодрствования. Этих персонажей можно было застать за игрой в любую погоду, а когда кончалось лето и осенние вечера становились все холоднее, четыре бессменных игрока, одетые в тулупы и укрытые дождевиками продолжали упорно забивать козла. Трое из них давно были на пенсии, но это да любовь к игре - вот и все, что было промеж ними общего. И еще никто их них никогда не отказывался выпить - ни Васятка, ни Демьян, ни Колек, ни Донор.
Васятке (а именно так его все называли, включая детей) было уже далеко за семьдесят. Всю свою жизнь он проработал таксистом и потому байки, которые он травил во время игры, чтоб сбить с толку противников, чаще всего начинались так:
- А вот еще вез я как-то одного.
На Васяткином носу сидели очки в толстенной оправе и с такими сильными цилиндрическими линзами, что глаза казались крошечными, как у крота. Очки помогали Васятке блефовать, потому как подслеповатые игроки не могли разглядеть в его далеких хитрых глаза подвоха. Васятка плохо играл, но хорошо хитрил, и только это помогало ему оставаться за столом не отдавая очереди ждущим. Когда Васятке выпадало счастье угоститься спиртным, он приходил в необыкновенно благодушное состояние и расплывался в счастливейшей улыбке. Так он и стоял, широко улыбаясь и протягивая руку к стоящему напротив. Вероятно, в Васяткиной голове тем временем рассказывалась история, длинная, запутанная и очень интересная. Но Васятка не мог вымолвить ни слова и поэтому рассказывал он мысленно, от всей души улыбаясь навстречу собеседнику и делая знаки протянутой рукой.
Демьян был суровый пенсионер. Внешне всегда серьезный и хмурый. Баек не травил. Брови Демьяна никогда не уходили с переносицы, будучи собранными там в мохнатый сердитый узелок. Он тоже носил очки, но разве это были очки по сравнению с Васяткиными? Смех, а не очки. Словно понимая ущербность своих очков перед оптической мощью Васяткиных, Демьян свои очки надевал на самый кончик носа. Опасно балансирующие, но не спадающие очки немного выравнивали позиции с толстенными окулярами оппонента. Но кроме этого Демьян был самым настоящим чемпионом. Он мог по целому дню ни разу не встать из-за стола, меняя противников и обыгрывая их, как неразумных детей. Демьяна уважали. Сесть к Демьяну в пару почиталось за честь. К тому же каждый, кто знал Демьяна больше одного дня, понимал, что и суровость его - наносная, и отношение к окружающим пенсионерам, словно к выпускникам ясельной группы - хорошо прикрытый сарказм.
Колек был просто Колек. Единственное отличие Колька от прочих любителей игры в домино состояло в том, что он не был пенсионером. Ему было чуть за сорок. Он тоже выходил во двор одним из первых, будучи бездельником и лоботрясом. Одет он был всегда в одни и те же тренировочные штаны со штрипками и вытянутыми коленками. Главным недостатком данных штанов была старая, начисто растянутая резинка. Она, которая должна была держать штаны на Кольке, совершенно не справлялась со своей основной функцией. И если по пути к «козлятнику» Колек мог подтягивать штаны руками, то во время матча ничто не мешало треникам предательски сползать. По этой причине Колек любил всегда сидеть спиной к забору хлебозавода. И по этой же самой причине ему всегда старались этого места не оставить. Так и происходило - выходя из подъезда часов в десять, Колек находил все козырные места занятыми и ему ничего не оставалось, кроме как усесться на узкую лавку лицом к стене и, увлекшись игрой, демонстрировать обитателям двора и случайным прохожим пару массивных ягодиц, кокетливо прикрытых упавшими на скамейку портками.
Прозвище Донора говорило само за себя. Никогда он не снимал значка Почетного Донора СССР. Окружающие тактично помалкивали, прекрасно зная, что кровь свою Донор менял на водку. Бесследно такая самораспродажа для него не прошла - во рту Донора совершенно не было зубов. Известен, например, случай, когда Донор закусил маринованным корнишоном. А после, пожевав его минут пять, вынул изо рта целехоньким. Следствием почетного донорства да такого плохого питания являлась фигура Донора, похожая на высохшую корягу. Говорят, однажды Англичанин взял Донора за ноги и стукнул головой о стол. Впрочем, скорее всего, врут, хотя теоретически такая возможность была у обоих - как у тощего Донора, так и у здоровенного Англичанина.
Англичанин в домино не играл. Это был местный сумасшедший. Судьба его была очень печальна, поэтому никто не говорил вслух о прошлом Англичанина, успешного инженера-компьютерщика, в совершенстве знающего английский язык. Для нас это был просто деревенский дурак, который, хлебнув сверх нормы, переходил на английский.
- Вы знаете, что он сделал? - спрашивал, вылупив глаза, Англичанин, имея в виду своего соседа-алкоголика. - Он насыпал в пиво димедролу. После чего вылез из окна и гулял по карнизу. Как кот. Мне кажется, что он сумасшедший. Сумасшедший человек. И он живет рядом с нами. И это кошмар. И надо что-то делать.
И Англичанин доливал в ополовиненную бутылку пива водки, опустошал ее залпом и гудел, осторожно дуя в горлышко. Серьезно комментируя полученный звук:
- Гудок тихоокеанского лайнера в ночи.
Тем временем мимо шла девушка в коротких шортах. Васятка, расплываясь в улыбке, смотрел ей вслед во все свои далекие глаза, цокал языком и громко говорил:
- Ногиии… Точеные!
Демьян глядел поверх очков, делал паузу и мрачно добавлял:
- Угу. Только токарь был хуёвый.
- Рыба! - кричал в этот миг Васятка, рассыпая от восторга камни и Демьян сурово шевелил бровями. Он не понимал, как ловко сумел его провести Васятка. Колек, Васяткин напарник, радостно ерзал, теряя треники, а Донор, едва не плача, отворачивался в сторону и жевал пустым ртом.
То и дело из окон неслись крики, призывающие мужей вернуться домой. Каждый из игравших хорошо слышал и знал голос своей бабки, но никто не реагировал. Тут, за этим тяжелым столом они снова были мужчины, а не деды, старые и никому не нужные. Тут был молодняк, слегка иронично, но искренне любивший этих пенсионеров.
Там продолжалась жизнь. И мне очень грустно оттого, что я больше не вижу таких козлятников во дворах городов.