Злорадства псто
Тетя Софа нынче затронула животрепещущую тему. А я, конечно, тут же бросилась попугайничать. Вообще, слово "попугайничать" у меня исторически ассоциируется с совершенно другим процессом, а именно: когда у меня жил попугай Ктулхочка, свой одинокий период полового созревания он проводил перед зеркалом. У кого были волнистые попугаи, те прекрасно знают, каким образом эти птицы занимаются самоудовлетворением. Они превращаются в перьевой шар и неистово елозят по жердочке, выкрикивая все известные им словесные конструкции и воспроизводя еще миллионы разных громких звуков. Ктулха при этом при всем еще держал в одной руке свое зеркало, к которому был прицеплен колокольчик. И когда начинал звонить колокол, можно было не спрашивать, по ком. В любом месте квартиры становилось понятно - Ктулха попугайничает. Но я не об этом, конечно.
Софа, как обычно, права. Ничто так не развивает иронию, а тем паче самоиронию, как тяжелое детство. Но я даже и не об этом тоже.
Так же как и Софа, все свое детство я провела в бабушкиной библиотеке, последовательно прочитывая содержимое полок, до которых дотягивалась. Я не выпускала книги из рук никогда, а особенно за едой. Поэтому мои одноклассники получили в виде меня отличный подарок - толстую ботаничку-отличницу, над которой так приятно издеваться. Так же, как Софа, я весила 40 кг. в третьем классе. И вспоминая этот период я могу точно сказать - никакой самоиронии у меня тогда не было и смеяться над собой я категорически не умела. Для родителей я всегда была "самавиновата" и я даже не знаю, что бы со мной стало, если бы не старший брат, которому я обязана всей своей иронией и всей своей способностью быстро реагировать и смеяться там, где хочется плакать. Он очень мало побыл со мной, но успел дать больше, чем кто-либо еще на всей земле. К тому же он пристрастил меня к кикбоксингу, а я так хотела стать мастером спорта, что очень быстро похудела. И вот с этого момента начинается то, о чем. собственно, пост. О злорадстве.
Придя однажды в школу после лета, я обнаружила обидчиков малышней. Я умудрилась внезапно перерасти их всех на голову. И меня, как по волшебству, перестали задевать. Это и был отправной момент, в который во мне зародился тролль, здравствующий и посейчас. Я не стала их бить. Но свою порцию подъебок получил каждый. Потом, конечно, я их всех забыла. Но каждому известно, что глубокие детские травмы забыть до конца мало у кого получается. И вот как-то раз, спустя много лет после выпуска, я увидала своих обидчиц в одноклассниках. Думаете, я была настолько добра, чтобы по-человечески им посочувствовать? Неа. Я улыбалась во весь свой рот и приговаривала вслух, обращаясь к монитору: Наташенька, ух ты моя пусечка. Да какая ж славная. Потому что Наташенька, обладавшая в школе завидным анорексичным телосложением, вдруг раздулась, как вот эта сушеная игольчатая рыба. Сто десять килограммов Наташи. Которая презирала толстяков. Катя, прелесть, душенька. Она носила мини и считалась одной из красивейших девочек класса. Что с тобой, Катя, откуда все эти подбородки, ты ведь так ненавидела толстых? Умничка Вера, которая говорила: не бывает полных, бывают жирные! Как ты могла так запустить себя, Верочка, как ты себя теперь называешь? Сашулька, милый мальчик. Он называл толстых девочек толстожопыми свиньями. Как ты живешь теперь, Саша, с этим животом, тянущим на переношенную беременность? Представляешься ли ты "перекормленным боровом" или придумал что поинтересней?
Но потом я все-таки немного посочувствовала. Тяжело, наверное, вот так. Всю жизнь быть уверенным в своей неотразимости, пребывать в уверенности, что мимо тебя пройдут болезни, гормональные сбои, возраст, в конце концов. И оказаться с глазу на глаз с неприглядной правдой, но без главного - без самоиронии, которая не растет на благодатной почве. Она растет лишь на каменистых землях убогой социализации.
Я давно вешу свои честные шестьдесят пять килограммов при росте 175 см. Я не боюсь казаться или выглядеть смешной. А если я растолстею, то вмиг придумаю, как таскать свое отяжелевшее туловище.
А как же вам живется теперь, мои бедные школьные товарищи?
Софа, как обычно, права. Ничто так не развивает иронию, а тем паче самоиронию, как тяжелое детство. Но я даже и не об этом тоже.
Так же как и Софа, все свое детство я провела в бабушкиной библиотеке, последовательно прочитывая содержимое полок, до которых дотягивалась. Я не выпускала книги из рук никогда, а особенно за едой. Поэтому мои одноклассники получили в виде меня отличный подарок - толстую ботаничку-отличницу, над которой так приятно издеваться. Так же, как Софа, я весила 40 кг. в третьем классе. И вспоминая этот период я могу точно сказать - никакой самоиронии у меня тогда не было и смеяться над собой я категорически не умела. Для родителей я всегда была "самавиновата" и я даже не знаю, что бы со мной стало, если бы не старший брат, которому я обязана всей своей иронией и всей своей способностью быстро реагировать и смеяться там, где хочется плакать. Он очень мало побыл со мной, но успел дать больше, чем кто-либо еще на всей земле. К тому же он пристрастил меня к кикбоксингу, а я так хотела стать мастером спорта, что очень быстро похудела. И вот с этого момента начинается то, о чем. собственно, пост. О злорадстве.
Придя однажды в школу после лета, я обнаружила обидчиков малышней. Я умудрилась внезапно перерасти их всех на голову. И меня, как по волшебству, перестали задевать. Это и был отправной момент, в который во мне зародился тролль, здравствующий и посейчас. Я не стала их бить. Но свою порцию подъебок получил каждый. Потом, конечно, я их всех забыла. Но каждому известно, что глубокие детские травмы забыть до конца мало у кого получается. И вот как-то раз, спустя много лет после выпуска, я увидала своих обидчиц в одноклассниках. Думаете, я была настолько добра, чтобы по-человечески им посочувствовать? Неа. Я улыбалась во весь свой рот и приговаривала вслух, обращаясь к монитору: Наташенька, ух ты моя пусечка. Да какая ж славная. Потому что Наташенька, обладавшая в школе завидным анорексичным телосложением, вдруг раздулась, как вот эта сушеная игольчатая рыба. Сто десять килограммов Наташи. Которая презирала толстяков. Катя, прелесть, душенька. Она носила мини и считалась одной из красивейших девочек класса. Что с тобой, Катя, откуда все эти подбородки, ты ведь так ненавидела толстых? Умничка Вера, которая говорила: не бывает полных, бывают жирные! Как ты могла так запустить себя, Верочка, как ты себя теперь называешь? Сашулька, милый мальчик. Он называл толстых девочек толстожопыми свиньями. Как ты живешь теперь, Саша, с этим животом, тянущим на переношенную беременность? Представляешься ли ты "перекормленным боровом" или придумал что поинтересней?
Но потом я все-таки немного посочувствовала. Тяжело, наверное, вот так. Всю жизнь быть уверенным в своей неотразимости, пребывать в уверенности, что мимо тебя пройдут болезни, гормональные сбои, возраст, в конце концов. И оказаться с глазу на глаз с неприглядной правдой, но без главного - без самоиронии, которая не растет на благодатной почве. Она растет лишь на каменистых землях убогой социализации.
Я давно вешу свои честные шестьдесят пять килограммов при росте 175 см. Я не боюсь казаться или выглядеть смешной. А если я растолстею, то вмиг придумаю, как таскать свое отяжелевшее туловище.
А как же вам живется теперь, мои бедные школьные товарищи?