Никак не привыкну к «сложностям» жж. В запрещенной ныне сети удобно было писать с телефона. И фотографии размещать на порядок легче. Но раздражал короткий формат букв, лимит которых быстро исчерпывался.
Но все же решила записывать и здесь, потом проще вспоминать. Да и вдруг, подружки мои тоже начнут делиться интересным. Это единственное, чего не хватает после удаления там аккаунта.
Начну с особняка Морозовых в Подсосенском. Долгое время я жила недалеко от этого района, но и предположить не могла, какая красота скрывается внутри.
Отец Елисея Саввича Морозова -основателя купеческой династии Морозовых и того, кто особняк-то и построил - Савва Васильевич Морозов - происходил из крестьян . Мать - крестьянка Ульяна Афанасиевна . Отец Ульяны Афанасиевны был красильных дел мастером. Говорят, благодаря наследственным секретам красильных дел, первые капиталы и были заработаны.
Но, зная историю старообрядцев, которые фактически сколотили первую банковскую систему, подозреваю, что капиталы были взяты все оттуда же.
Елисей Саввич основал чрезвычайно успешные красильную и ткацкую мануфактуры в Никольском, в Орехово-Зуеве. Медаль на Парижской выставке 1867 года, 850 станков, все дела… Миллионщик! Построил роскошный дом в Москве, в Подсосенском (тогда - Введенском)…
Но потом вместо дальнейшего развития бизнеса в наследственную империю, затворился у себя в кабинете и много лет подряд изучал Антихриста.
Нет, конечно, вопрос об Антихристе с XVII века горячо интересовал всех староверов. Они год за годом ожидали Второго Пришествия вот-вот, буквально на днях, никак не далее, чем через неделю. И своими бесконечными точными исчислениями, когда именно это случится, вызывали иронию уже у собственных духовных отцов… Был случай, когда московский купец Семен Матвеевич Ланин уже совершенно точно и окончательно отнес конец света на ночь Святой Пасхи 1785 года и сообщил об этом отдельным письмом в Выговскую старообрядческую обитель, причем вслед за этим письмом послал по тому же адресу другое: «На всю братию по зимнему пути послано яицкой свежей рыбы осетров и белуги, дабы оною в праздник Святыя Пасхи разговелись». Прочтя оба письма, настоятель не отказал себе в удовольствии немножко пошутить, выразив сомнение: «возможно ли будет им оною рыбою разговеться в день Святыя Пасхи? … Но разве что в Москве по теплому полуденному климату прежде начнется всемирный суд, а у них в Олонецком наместничестве по северной холодной атмосфере после». Семен Ланин, получив такое легкомысленное послание, был очень разгневан и даже несколько раз повергал письмо настоятеля об пол, восклицая: «Маловеры несмысленные!» Впрочем, когда день Святой Пасхи миновал благополучно, Семен Матвеевич сам поехал на Выг, да там и умер, оставив в крайнем раздражении свою родню, которая, поверив ему, накануне Пасхи распродала все свою имущество - спешно и буквально за гроши. И теперь вынуждена была заново разживаться всем, включая одежду.
Но даже среди единоверцев Морозов-старший выделялся. Современники называли его профессором по Антихристу. Елисей Саввич много лет писал обширное эсхатологическое сочинение, в котором обрисовал своего героя красочно и в мельчайших подробностях: в чиновничьем мундире с красными обшлагами и почему-то непременно очень светлыми пуговицами.
Ну, а пока он был занят таким важным делом, финансы и экономику на фабриках выстраивала его супруга - Авдотья Диомидовна, державшая фабричную кассу у себя на поясе, в мешке, собственноручно сшитом из разноцветных лоскутков. И умудрялась ведь и прибыль получать.
Еле-еле Викула Елисеевич дела у матушки забрал.
Викула Елисеевич построил механическо-ткацкое заведение, которое работало при использовании паровых двигателей иностранного производства, открыл бумаготкацую фабрику. Гид рассказывал, что уже через пару лет на фабриках Викулы Морозова стали производить меткаль, бязь, репс, сарпинку, тик, парусинку, карусет, казинет, демикутон (половины названий я даже и не знала).
Следующий наследник - Алексей Викулович совсем не предприниматель был, передал дело другим наследникам, а сам занялся коллекционированием.
Именно благодаря ему особняк превратился во что-то волшебное. С картинами Врубеля, с отделкой Шехтеля, с витражами, невероятным декором. У Алексея Викуловича была потрясающая коллекция фарфора. Именно из-за нее он остался после революции в России. Сначала пытался уберечь от того, чтобы она не стала мишенью - стрельбой по тарелочкам для революционеров. А потом, когда ее отдали в музей, стал его смотрителем. Ездил через всю Москву на трамвайчике. Однажды, в мокрую и холодную ночь он в дороге простудился, а затем умер.
В этой комнате хранилась его фарфоровая коллекция.
А это вовсе не печь, а сейф.
А в Египетском зале нам рассказали потрясающую историю о том, как совершенно юные Михаил Морозов и Маргарита Мамонтова отправились в свадебное путешествие в Египет. Долго думали, что ж такого купить в качестве сувенира. И купили... мумию! Привезли в Москву, сделали для нее целый египетский зал и наслаждались произведенным фуророром.
Но история имеет продолжение. Константин Коровин с потрясающим юмором написал, как он с приятелями и Морозовым убили на охоте рысь и заставили повара приготовить ее. То, что никто ранее из знакомых не ел рысь не только не смущало, а наоборот - толкало к подвигам. Мясо меж тем оказалось мыльным, невкусным и вся честная компания отравилась.
Долго уговаривали местную звезду - врача, который пользовал высший Московский свет, приехать полечить веселую гоп-компанию.
Тот приехал и внезапно обнаружил мумию.
«Зачем же у вас в доме покойник», - спросил у хозяина дома профессор Захарьин. «Какой покойник?», - испугался хозяин. «А мумия-то», - ответил Захарьин и приказал ее убрать. Огорчился хозяин. Но шампанское подняло настроение, и решили мумию похоронить… Но как? Хлопот не оберешься. Во-первых, как отпевать - египетской веры никто не знает. Панихиду надо…
И решили - по русскому обряду, как полагается. И меню поминок сочинили: уха, кутья, икра. Но только кто хоронить возьмется? Иереи не идут…
Однако нашли…
Больные скоро выздоровели и занялись похоронами мумии. Ну и трудное выходило дело. Как ее, мумию, звать - неизвестно. Лет сколько - тоже. Раб или рабыня - тоже неизвестно. Но все же мумию похоронили ночью. Предали земле.
Некто Кольцов, ученый, что ли, или писатель, не знаю, был человек очень начитанный, и говорили - умный, притом революционер и выражал оппозицию правительству всегда. А на диспутах был оппонент. А потому он наговорил на похоронах мумии о тирании, фараонах, рабах, русских крестьянах, полиции, о полицмейстере, губернаторе и что мумия эта - жертва строя, невыносимого и тяжкого произвола. И в конце выковырял у нее сапфировые глаза и взял себе на память…
«Черт-те што теперь будет, - думали молодые люди. - Наговорил!..» Затревожились. - «Как бы манэ-такел-фарес не вышел», - сострил один. Но решили - русские люди, конечно, - все равно: за правду и пострадать хорошо… И поехали все к «Яру», к цыганам. Рассказали все гитаристу Христофору, так как его фараоном звали. Тот с горя выпил и горько сказал:
- Да… Вот Шура-Ветерок была, так вот тоже померла…
И всплакнул.
На поминки приехали все цыгане-певцы, и другим цыганам, так как они фараонами прозывались, те, которые жили на Живодерке, пожертвовали 3000 рублей.
Ну а в жизни отдали ее в музей (то ли выкопали и отдали - не давали покоя выковырянные глаза, то ли Коровин приукрасил насчёт похорон). Как раз в Пушкинский мы после этого и отправились, смотреть, в том числе и на нее.
Но это уже другая история.