Дюны
Около пяти вечера Ксавье Монтено остановился на охристо-желтом песке, чтобы отдышаться: последнее время подниматься на дюны становилось все труднее. Море, черно-синее на фоне лазурного неба, было уже далеко, метрах в двухстах от берега. Сквозь шум резкого ветра, бившего мелкими крупицами соленого песка в лицо, изредка доносился монотонный, размеренный плеск волн. Ксавье медленно сел на изъеденную морем корягу, положил на нее трость и начал снимать потертые сандалии. Морщинистые пальцы почти не сгибались. Хотя доктор говорил, что дело в артрите, Ксавье понимал - это старость.
Ночью был шторм. Берег рядом с почти отвесной стеной песка был покрыт толстым слоем темно-зеленых водорослей. В них, пахнущих йодом и гнилью, копошились полупрозрачные морские жуки, валялись остатки ракушек, обрывки рыболовных сетей и прочий мусор. Ксавье посмотрел по сторонам в поисках прохода, и, не найдя его, побрел напрямик, разгребая, как мог, водоросли тростью.
Солнце припекало, но не слепило. Из-за сильного ветра в воздухе висела пелена из песка и морской воды. Темные скалы, хорошо видимые в спокойную погоду справа, сейчас высились зыбкими очертаниями. Слева, куда на несколько километров уходила песчаная коса, горизонт пропал вовсе.
Он шел вперед, сначала раскаленному песку с колючими пустыми панцирями крабов, потом по теплым озерцам, оставленным отступающим морем, потом по прохладным ручьям, разрезающим берег на тысячи мелких островков. Море было все ближе. Оно уже отражалось на идеально ровной, словно отполированной поверхности берега, по которому прыгали, крича, чайки и молча стояли, расправив крылья, черные птицы, название которых уже пропало из слабеющей памяти.
Ксавье стоял на самой границе, где море, ослабнув, отступало, успевая намочить ноги, но не подвернутые до колен выцветшие брюки. Здесь ветер был слабым, и можно было больше не держать за засаленный козырек серую льняную кепку. С каждой волной стопы затягивало все глубже и глубже. Ксавье опирался обеими руками на трость и смотрел, чуть щурясь, на воду.
Всю жизнь прожил он рядом с дюнами и сейчас дюны стали всей его жизнью. Каждый звук, запах, прикосновение пробуждали воспоминания, обрывки событий из далекого прошлого, которые сплетались в истории без начала и конца. Поиски затерянного клада вместе с братом. Папа крутит ручку транзисторного приемника, пытаясь сквозь треск ультракоротких волн поймать музыкальную волну. Изучение таинственных следов с друзьями и охота за немецким шпионом, который высадился на берег Нормандии с подводной лодки. Сосед гонялся за ними потом по всей округе, а родители в наказание не взяли в город на воскресную ярмарку. Лунная тихая ночь, в руке бутылка вина, рядом какая-то девушка, они стоят у воды, забыв обо всем, а вдалеке чужая компания играет на гитаре, кажется, «Битлз». И вот уже его дети носятся по берегу, жена просит намазать спину кремом и соблазнительно смотрит, но младший в этот момент наступает на огромную колючку, и нужно срочно ехать к врачу. А потом он сидит наверху, среди осоки, и снова ночь, и снова рядом вино, но он один, и не хочется спускаться к воде, а хочется прыгнуть вниз головой в шумящую темноту. Опять солнце, песок, бегают дети, но теперь это внуки и, пользуясь положением деда, можно без опаски смотреть на проходящих мимо юных девушек, для вида ворча о развращенных нравах, допускающих купальники без верха. А потом все меньше людей, с которыми здороваешься за руку и перекидываешься парой слов о здоровье и погоде, все больше новых лиц, которые не запомнить. Все чаще и чаще ловишь себя на мысли, что все уже было, и вместо новых впечатлений бредешь сквозь ветер в окружении картинок из прошлого.
Ногам стало холодно. Ксавье с усилием вытащил сначала одну, а потом другую стопу из песчаного плена. Пора было возвращаться - пройдет минут сорок, самое большее - час, прежде чем море вернется. Он повернулся и побрел обратно. Подошла к концу очередная история из бесконечной череды тех, которые Ксавье Монтено давно смотрел, не испытывая ни радости, ни боли, ни сожаления.
Москва,
24-27 апреля 2017 года
Ночью был шторм. Берег рядом с почти отвесной стеной песка был покрыт толстым слоем темно-зеленых водорослей. В них, пахнущих йодом и гнилью, копошились полупрозрачные морские жуки, валялись остатки ракушек, обрывки рыболовных сетей и прочий мусор. Ксавье посмотрел по сторонам в поисках прохода, и, не найдя его, побрел напрямик, разгребая, как мог, водоросли тростью.
Солнце припекало, но не слепило. Из-за сильного ветра в воздухе висела пелена из песка и морской воды. Темные скалы, хорошо видимые в спокойную погоду справа, сейчас высились зыбкими очертаниями. Слева, куда на несколько километров уходила песчаная коса, горизонт пропал вовсе.
Он шел вперед, сначала раскаленному песку с колючими пустыми панцирями крабов, потом по теплым озерцам, оставленным отступающим морем, потом по прохладным ручьям, разрезающим берег на тысячи мелких островков. Море было все ближе. Оно уже отражалось на идеально ровной, словно отполированной поверхности берега, по которому прыгали, крича, чайки и молча стояли, расправив крылья, черные птицы, название которых уже пропало из слабеющей памяти.
Ксавье стоял на самой границе, где море, ослабнув, отступало, успевая намочить ноги, но не подвернутые до колен выцветшие брюки. Здесь ветер был слабым, и можно было больше не держать за засаленный козырек серую льняную кепку. С каждой волной стопы затягивало все глубже и глубже. Ксавье опирался обеими руками на трость и смотрел, чуть щурясь, на воду.
Всю жизнь прожил он рядом с дюнами и сейчас дюны стали всей его жизнью. Каждый звук, запах, прикосновение пробуждали воспоминания, обрывки событий из далекого прошлого, которые сплетались в истории без начала и конца. Поиски затерянного клада вместе с братом. Папа крутит ручку транзисторного приемника, пытаясь сквозь треск ультракоротких волн поймать музыкальную волну. Изучение таинственных следов с друзьями и охота за немецким шпионом, который высадился на берег Нормандии с подводной лодки. Сосед гонялся за ними потом по всей округе, а родители в наказание не взяли в город на воскресную ярмарку. Лунная тихая ночь, в руке бутылка вина, рядом какая-то девушка, они стоят у воды, забыв обо всем, а вдалеке чужая компания играет на гитаре, кажется, «Битлз». И вот уже его дети носятся по берегу, жена просит намазать спину кремом и соблазнительно смотрит, но младший в этот момент наступает на огромную колючку, и нужно срочно ехать к врачу. А потом он сидит наверху, среди осоки, и снова ночь, и снова рядом вино, но он один, и не хочется спускаться к воде, а хочется прыгнуть вниз головой в шумящую темноту. Опять солнце, песок, бегают дети, но теперь это внуки и, пользуясь положением деда, можно без опаски смотреть на проходящих мимо юных девушек, для вида ворча о развращенных нравах, допускающих купальники без верха. А потом все меньше людей, с которыми здороваешься за руку и перекидываешься парой слов о здоровье и погоде, все больше новых лиц, которые не запомнить. Все чаще и чаще ловишь себя на мысли, что все уже было, и вместо новых впечатлений бредешь сквозь ветер в окружении картинок из прошлого.
Ногам стало холодно. Ксавье с усилием вытащил сначала одну, а потом другую стопу из песчаного плена. Пора было возвращаться - пройдет минут сорок, самое большее - час, прежде чем море вернется. Он повернулся и побрел обратно. Подошла к концу очередная история из бесконечной череды тех, которые Ксавье Монтено давно смотрел, не испытывая ни радости, ни боли, ни сожаления.
Москва,
24-27 апреля 2017 года