ЧЕЛОВЕК КАК БЕСТИАРИЙ
Выходишь из автобуса или из метро, а снаружи маленькая толпа, толпица пассажиров, которым надо войти и ехать дальше. Плюс хорошо бы занять удобные места. Поэтому они встают стеной и даже вроде бы не видят, что другие пассажиры выходят. Некоторые, не дожидаясь, начинают проталкиваться внутрь, глядя сквозь выходящих, точно сквозь стену. На секунду, даже на четверть секунды эти разные люди превращаются в маленькую отару, и взгляды - при всем многообразии воспитаний, образований, привычек - окосневают туповатым упорством, неспособностью думать шире текущего момента, выше инстинкта-интереса-мотива.
А тебя - на ту же четверть секунды - снова озаряет открытие: вся дарвиновская цепочка, все отдельные этапы эволюции, все существа с разных ступеней лестницы записаны в каждом из нас. Да, записаны, как треки на диске и готовы проснуться-включиться в любой - нет! в особый! - момент. Все эти бойкие инфузории, рыбы, земноводные, все ящеры с раскосыми и жадными очами, агнцы и бараны, волки и псы, бабуины и неандертальцы. Проснуться, сыграть свою партию и тут же исчезнуть. Или отогреться на целую эпоху и квакать, рычать, повизгивать на «вызовы времени».
И тут диво не в зоопарке юрского периода, который заложен в каждом, точно набор бомб с часовым механизмом. Он есть, он ждет сигнала, он готов действовать. Иной раз удивительнее, что при этом человеческое не пятится в тень, а продолжает главенствовать вопреки вызовам времени. И иногда - в редчайших, но важнейших случаях - сквозь весь этот бестиарий-в-одном-лице проступает свет того, что выше человека, добрее, божественнее его.
С этими мыслями я спустился в метро, задумчиво подошел к вагону остановившегося поезда и едва не задел плечом человека, котрый выходил из вагона. Что и требовалось доказать, грустно подумал я: кура те ипсум.
А тебя - на ту же четверть секунды - снова озаряет открытие: вся дарвиновская цепочка, все отдельные этапы эволюции, все существа с разных ступеней лестницы записаны в каждом из нас. Да, записаны, как треки на диске и готовы проснуться-включиться в любой - нет! в особый! - момент. Все эти бойкие инфузории, рыбы, земноводные, все ящеры с раскосыми и жадными очами, агнцы и бараны, волки и псы, бабуины и неандертальцы. Проснуться, сыграть свою партию и тут же исчезнуть. Или отогреться на целую эпоху и квакать, рычать, повизгивать на «вызовы времени».
И тут диво не в зоопарке юрского периода, который заложен в каждом, точно набор бомб с часовым механизмом. Он есть, он ждет сигнала, он готов действовать. Иной раз удивительнее, что при этом человеческое не пятится в тень, а продолжает главенствовать вопреки вызовам времени. И иногда - в редчайших, но важнейших случаях - сквозь весь этот бестиарий-в-одном-лице проступает свет того, что выше человека, добрее, божественнее его.
С этими мыслями я спустился в метро, задумчиво подошел к вагону остановившегося поезда и едва не задел плечом человека, котрый выходил из вагона. Что и требовалось доказать, грустно подумал я: кура те ипсум.