Любовь как любопытство
Художник отличается от не-художника тем, что имеет довольно сильную способность, даже тягу, воспринимать окружающий мир не только через призму своих эмоций и чувств, но и со стороны, как наблюдатель.
Живописец
Например, не-художник, видящий грязь на улице и пасмурное небо, будет мучиться и стараться это забыть или как-то устранить (мечтами улететь в жаркие страны, или даже просто полетом в жаркие страны). Художник-живописец, видящий грязь на улице и пасмурное небо, невольно начинает анализировать визуальное впечатление. Цветовую гармонию (или какие-то диссонансы). Какие-то детали, сходство текстур, акценты... Если, конечно, живописец одет так, чтобы не замерзнуть и не простудиться, это тоже важно.
Музыкант
Слыша ругань двух людей, не-художник начнет испытывать отрицательные эмоции. Художник-музыкант будет слышать интонации и тембр, и даже если то, что происходит, будет вызывать у него негативные чувства, у него всегда на заднем плане (или даже прямо на переднем) сознания будет музыкальная сторона дела. Его мозг сам подбрасывает идеи, как можно обратить звуки, которые он слышит, в некую симфонию или композицию. Если, конечно, он может защититься от таких децибел, которые физиологически опасны.
Поэт
Общаясь с людьми, он видит два плана: план отношений, в которые он ввязан, которые он рационально и эмоционально оценивает, которые он так или иначе выстраивает с другими людьми... и план характеров. Он не просто способен видеть людей и события отстраненным взглядом, как характеры и цепочку причин и следствий, это восприятие мира может застилать для него все остальное. Если он видит характер, который ему нравится, он не может отделаться от того, что этот характер его вдохновляет на поэтическое творчество. Если он чувствует, что он влюблен, его сознание четко разделяет течение его отношений - и то, как он видит характеры, свой и другого человека, со стороны. Поэт видит себя и своего любимого человека как два характера. Есть я, а есть ты, и ты не должен соответствовать каким-либо ожиданиями, как и я не должен. Я хочу узнать, кто ты, и я надеюсь, что ты хочешь узнать, кто я. Ты не должен испытывать каких-либо эмоций по заказу, и я не должен. И не нужно наказывать меня за то, что я не испытываю чего-либо (или, наоборот, испытываю). Я тоже совершенно не собираюсь тебя наказывать, хотя я прекрасно знаю, что такое "наказывать". Я просто не считаю, что "наказывать" - значит проявлять характер. Мой характер - не "наказыватель" и не "шантажист".
Если художник прямо не говорит о том, что его что-либо не удовлетворяет, думайте, что его все удовлетворяет. И что за его радостью по поводу вас стоит именно радость по поводу вас. И ему хорошо. Если не оговаривается иное.
Трудности наступают в тот момент, когда художник пытается объяснить любимому человеку, что его восприятие мира как художника сильнее, чего его восприятие мира как не-художника.
И, соответственно, ему трудно бывает ответить на какой-то конкретный стимул, особенно когда его пытаются втянуть в манипуляции, выяснение отношений или какой-то эмоциональный шантаж. Потому что ему доставляет удовольствие поэтическое осмысление объекта его любви. Художник-живописец испытывает любопытство по отношению к тому, как выглядит то, что привлекло и вдохновило его (даже если то, что вдохновило его - плод его воображения, например, или, скажем, какой-то странный поступок человека), художник-музыкант испытывает любопытство по отношению к тому, например, как говорят другие люди, как шумят колеса машин зимой, а как - летом, и это вызывает в нем желание художественно передать то, что он надумал. Художник-поэт испытывает любопытство по отношению к характеру и не может от этого избавиться. Да и не имеет желания.
Невозможно сделать из художника не-художника попыткой манипулировать его страхами, самооценкой, чувствами или желанием удовольствия.
А потому - какие бы склонности ни были у человека, который вступает в отношения с художником - принципиально важно то, вдохновляет ли художника этот человек как характер - или нет.
Любая жалоба художника при этом относится к плану его бытового комфорта и безопасности.
Если тот, кому художник жалуется, хорошо к нему относиться, он может учитывать, что художник иногда замерзает, иногда должен поесть, иногда поспать.
И естественно, что художник в нормальном случае помнит о соответствующей потребности у человек, с которым он вступает в отношения. Не нужно бояться ему об этом говорить и превращать каждую такую беседу в цирк со смертельными номерами.
То, что художник помнит о потребностях людей, с которыми он связан, выражается в доброжелательном отношении и доверии.
Доброжелательное отношение не является способом манипуляции. Доверие тоже. Попытка увидеть в доброжелательности и доверии манипуляцию является формой унижения.
Если вы ловите себя на том, что начали унижать человека, вероятно, вам нужно больше любви и заботы. И внимания. Но люди, от которых вы можете получить внимание, не узнают об этом из ноосферы, они нуждаются в сообщениях и просьбах, чтобы их рассматривать на предмет оказания посильной помощи.
И конечно, если человек, который вас любит, говорит вам о том, что его беспокоит - это не значит, что он вас упрекает или угрожает вас разлюбить. Это значит только то, что он вам доверяет. Он не хочет нарушать какие-то границы или унижать кого-то, он хочет, чтобы у вас была возможность с ним продуктивно коммуницировать путем вопросов и ответов. Не путем действий. А путем вопросов и ответов.
Художник отличается от не-художника повышенной тягой к диалогу. Для него каждый художественный акт - это диалог с миром, который он ощущает. Диалог в той или иной форме, на том или ином уровне, с тем или иным процентом осознанности этой вот внутренней потребности в диалоге.
Если художник пытается выстроить с вами диалог - он вас уже любит.
Диалог начинается с реплик. Вопросов и ответов. Не с прямых поступков и действий.
Всякий диалог - это реплика и ожидание ответной реплики.
Не нужно обмениваться грубыми репликами и тем более превращать грубые поступки в реплики. Это наносит вред диалогу, так как заставляет собеседника-художника не слушать вас, а защищаться... он тратит на это силы, и на диалог, собственно, с вами у него более сил не остается.
Не нужно также и ждать от собеседника грубости и демонстративных грубых поступков, так как это ожидание заставляет защищаться вас. И вы перестаете слышать.
Когда вы перестаете слышать собеседника, вы испытывает чувство страха, тревоги и становитесь очень несчастным.
Ни один настоящий художник не пытается добиться того, чтобы вы стали несчастным. Настоящий художник хочет, чтобы вы были счастливы. Так же, как счастлив он сам.
Живописец
Например, не-художник, видящий грязь на улице и пасмурное небо, будет мучиться и стараться это забыть или как-то устранить (мечтами улететь в жаркие страны, или даже просто полетом в жаркие страны). Художник-живописец, видящий грязь на улице и пасмурное небо, невольно начинает анализировать визуальное впечатление. Цветовую гармонию (или какие-то диссонансы). Какие-то детали, сходство текстур, акценты... Если, конечно, живописец одет так, чтобы не замерзнуть и не простудиться, это тоже важно.
Музыкант
Слыша ругань двух людей, не-художник начнет испытывать отрицательные эмоции. Художник-музыкант будет слышать интонации и тембр, и даже если то, что происходит, будет вызывать у него негативные чувства, у него всегда на заднем плане (или даже прямо на переднем) сознания будет музыкальная сторона дела. Его мозг сам подбрасывает идеи, как можно обратить звуки, которые он слышит, в некую симфонию или композицию. Если, конечно, он может защититься от таких децибел, которые физиологически опасны.
Поэт
Общаясь с людьми, он видит два плана: план отношений, в которые он ввязан, которые он рационально и эмоционально оценивает, которые он так или иначе выстраивает с другими людьми... и план характеров. Он не просто способен видеть людей и события отстраненным взглядом, как характеры и цепочку причин и следствий, это восприятие мира может застилать для него все остальное. Если он видит характер, который ему нравится, он не может отделаться от того, что этот характер его вдохновляет на поэтическое творчество. Если он чувствует, что он влюблен, его сознание четко разделяет течение его отношений - и то, как он видит характеры, свой и другого человека, со стороны. Поэт видит себя и своего любимого человека как два характера. Есть я, а есть ты, и ты не должен соответствовать каким-либо ожиданиями, как и я не должен. Я хочу узнать, кто ты, и я надеюсь, что ты хочешь узнать, кто я. Ты не должен испытывать каких-либо эмоций по заказу, и я не должен. И не нужно наказывать меня за то, что я не испытываю чего-либо (или, наоборот, испытываю). Я тоже совершенно не собираюсь тебя наказывать, хотя я прекрасно знаю, что такое "наказывать". Я просто не считаю, что "наказывать" - значит проявлять характер. Мой характер - не "наказыватель" и не "шантажист".
Если художник прямо не говорит о том, что его что-либо не удовлетворяет, думайте, что его все удовлетворяет. И что за его радостью по поводу вас стоит именно радость по поводу вас. И ему хорошо. Если не оговаривается иное.
Трудности наступают в тот момент, когда художник пытается объяснить любимому человеку, что его восприятие мира как художника сильнее, чего его восприятие мира как не-художника.
И, соответственно, ему трудно бывает ответить на какой-то конкретный стимул, особенно когда его пытаются втянуть в манипуляции, выяснение отношений или какой-то эмоциональный шантаж. Потому что ему доставляет удовольствие поэтическое осмысление объекта его любви. Художник-живописец испытывает любопытство по отношению к тому, как выглядит то, что привлекло и вдохновило его (даже если то, что вдохновило его - плод его воображения, например, или, скажем, какой-то странный поступок человека), художник-музыкант испытывает любопытство по отношению к тому, например, как говорят другие люди, как шумят колеса машин зимой, а как - летом, и это вызывает в нем желание художественно передать то, что он надумал. Художник-поэт испытывает любопытство по отношению к характеру и не может от этого избавиться. Да и не имеет желания.
Невозможно сделать из художника не-художника попыткой манипулировать его страхами, самооценкой, чувствами или желанием удовольствия.
А потому - какие бы склонности ни были у человека, который вступает в отношения с художником - принципиально важно то, вдохновляет ли художника этот человек как характер - или нет.
Любая жалоба художника при этом относится к плану его бытового комфорта и безопасности.
Если тот, кому художник жалуется, хорошо к нему относиться, он может учитывать, что художник иногда замерзает, иногда должен поесть, иногда поспать.
И естественно, что художник в нормальном случае помнит о соответствующей потребности у человек, с которым он вступает в отношения. Не нужно бояться ему об этом говорить и превращать каждую такую беседу в цирк со смертельными номерами.
То, что художник помнит о потребностях людей, с которыми он связан, выражается в доброжелательном отношении и доверии.
Доброжелательное отношение не является способом манипуляции. Доверие тоже. Попытка увидеть в доброжелательности и доверии манипуляцию является формой унижения.
Если вы ловите себя на том, что начали унижать человека, вероятно, вам нужно больше любви и заботы. И внимания. Но люди, от которых вы можете получить внимание, не узнают об этом из ноосферы, они нуждаются в сообщениях и просьбах, чтобы их рассматривать на предмет оказания посильной помощи.
И конечно, если человек, который вас любит, говорит вам о том, что его беспокоит - это не значит, что он вас упрекает или угрожает вас разлюбить. Это значит только то, что он вам доверяет. Он не хочет нарушать какие-то границы или унижать кого-то, он хочет, чтобы у вас была возможность с ним продуктивно коммуницировать путем вопросов и ответов. Не путем действий. А путем вопросов и ответов.
Художник отличается от не-художника повышенной тягой к диалогу. Для него каждый художественный акт - это диалог с миром, который он ощущает. Диалог в той или иной форме, на том или ином уровне, с тем или иным процентом осознанности этой вот внутренней потребности в диалоге.
Если художник пытается выстроить с вами диалог - он вас уже любит.
Диалог начинается с реплик. Вопросов и ответов. Не с прямых поступков и действий.
Всякий диалог - это реплика и ожидание ответной реплики.
Не нужно обмениваться грубыми репликами и тем более превращать грубые поступки в реплики. Это наносит вред диалогу, так как заставляет собеседника-художника не слушать вас, а защищаться... он тратит на это силы, и на диалог, собственно, с вами у него более сил не остается.
Не нужно также и ждать от собеседника грубости и демонстративных грубых поступков, так как это ожидание заставляет защищаться вас. И вы перестаете слышать.
Когда вы перестаете слышать собеседника, вы испытывает чувство страха, тревоги и становитесь очень несчастным.
Ни один настоящий художник не пытается добиться того, чтобы вы стали несчастным. Настоящий художник хочет, чтобы вы были счастливы. Так же, как счастлив он сам.