Гуманисты и мой автор
Пришла к выводу, что можно попробовать составить себе распорядок работы по переводу.
Прежде я делала это по вдохновению. Теперь же решила внести распорядок.
Не работать дольше какого-то количества часов в день.
Потому что если на меня нападало вдохновение, это выливалось в то, что я уходила с головой в перевод и поиск какой-то информации и вылезала только часов через восемь после начала работы, начав в конце дня - отрывалась в ночи, а потом не могла заснуть от переутомления.
Теперь мой организм стал бояться этого текста, на физиологическом уровне. Он боится, что я не проконтролирую себя - и засижусь. Никто ведь не следит за тем, сколько я залипаю, слушая Прокофьева или, наоборот, какую-то барочную музыку - и занимаясь своим переводом латинского автора.
Ну и получается, что я засиживаюсь.
Пытаюсь останавливать себя, разбивать часы работы другими делами (не сажать глаза и спину сплошной восьмичасовкой).
Возможно, удастся найти какой-то новый ритм.
Привычка залипать над текстом - со времен диплома. Я делала перевод Теренция Скавра для приложения. И залипала надолго. Там ведь как, чем быстрее переведу - тем быстрее займусь интересным, основной частью. И в те времена организм был покрепче. Могла сидеть много часов подряд, пока мозг не решит всю задачу целиком.
Но так работать нельзя. Никто из опытных филологов, старых, покрытых слоями пыли и опыта, так не работает. При таком режиме работы ни один филолог-классик не проживет много десятилетий. А филолог-классик, как говорил мне во времена моей юности мой научный руководитель, должен жить долго.
Мой автор, тем временем, высказывается о гуманистах. Ох, лучше бы не высказывался. Переводить эти части тягостно, скучно. Нельзя так скучно говорить о гуманистах.