Американский папа в русской деревне.

[nschmoeller]

Оригинал взят у llorax в Американский папа в русской деревне.


Одним летом мой папа приехал к нам в гости из Америки. На нем были одеты резиновые сапоги до колена, а в руке он держал чемодан, полный снастей для рыбной ловли и макарон быстрого приготовления. Он сразу же размотал свои снасти, натянул сапоги и отправился на реку. Он достал своих резиновых червей и нацепил их на леску своей шикарной удочки. Мы с Игорем смотрели, как он забросил. Пусто. Забросил. Пусто. Два мужика из соседней деревни рыбачили в нескольких метрах ниже по течению. Они таскали щуку за щукой.
- Лора, - сказал отец, - пойди спроси у них, на что они ловят.

Я отправилась к ним и сказала, что мой отец приехал их Америки и у него полный чемодан резиновых червей, но рыба не ловится.
Заинтересовавшись, мужики спросили разрешения посмотреть. Мы подошли, и папа показал свои снасти.
- Я думаю, вы никогда не видели столько разных мух, червей и крючков, - сказала я им.
- Ну да, и рыба тоже никогда не видела, - сказал один из них. - Поэтому и не ловится. Русская рыба любит хорошую простую русскую еду. Как русский мужик.




Папа на русской рыбалке. My father fishing in Russia.

Мужик пошел к своему ведру и достал оттуда длинного, тощего грязного вьюна.
- Попробуй это, - сказал он, протягивая его отцу.
- Где вы их берете? - спросил отец.

Мужик рассмеялся.
- На дне моего колодца, - сказал он.

Отец взял тощую рыбу и попытался насадить ее крючок за спину. Она завопила так громко, что он подпрыгнул и уронил ее на землю. Я никогда не думала, что рыба может издавать такие пронзительные звуки. Я подняла рыбу, и мы попробовали еще раз. На этот раз отец ее нацепил. Он забросил ее в реку, но вода оставалась спокойной. Вьюн сорвался с лески. Мужики дали нам другого. Насадили, забросили, ждем. По-прежнему ничего. Мы прождали полчаса, потом нам это надоело. Мы отпустили вьюна на волю, хотя он вряд ли сможет жить с дыркой в спине.

В тот вечер к нам пришла Антонина Ивановна - почтальонша. На голове у нее был намотан платок, закрывающий подбородок. Она плакала.
- Я слышала, что ты врач, да? - сказала она отцу.

Я перевела. Он кивнул.
- Мой зуб, - плакала она. - Это просто невыносимо. Сделай что-нибудь. Можешь его вырвать?
- Стоп-стоп, - сказал мне папа. - Скажи ей, что я рентгенолог, а не зубной врач.

Я перевела.
- Да ладно, - настаивала она. - Ты просто его вырви.
Она открыла рот и показала больной зуб, который был единственным на верхней челюсти.

- Лора, дай мне фонарик.

Я принесла и он посветил ей в рот.
- Боже мой,  - воскликнул отец.

Зуб совсем сгнил и качался, держась на маленьком кусочке. Десна опухла и вероятно была инфицирована.
- Вот что, - сказал он, - вот что я сделаю.
Он пошел в маленькую комнату, рядом с входом, где он спал, и вернулся с двумя флакончиками лекарства.
- Лора, я собирался дать эти таблетки тебе, - сказал он мне. - Это антибиотики общего назначения. Они дорогие - $90 за флакон. Но я получил их бесплатно, как образцы. Может, дать их ей?
- Да, конечно, - сказала я.

Он объяснил Антонине Ивановне, как принимать лекарство, а я переводила.
- Принимайте эти один раз в день в течение десяти дней вместе с едой, - сказал он, протягивая ей антибиотики.
- А эти маленькие оранжевые принимайте по две штуки через четыре - шесть часов, чтобы унять боль, - добавил он, насыпав ей целую горсть ибупрофена.

- Спасибо, спасибо большое, - сказала она. - Благослови тебя Бог.
- Я тебе заплачу. Я принесу тебе сала, когда буду резать свинью, - сказала она мне, - если Бог ей даст вырасти.
Она говорила на таком диалекте, что многое мне казалось смешным, но смысл я понимала.
- Нет, не надо, - сказала я, - все в порядке.

На следующее утро я попыталась посадить папу на лошадь. В конце концов, это именно он научил меня ездить верхом. Он отказался. Прошло много времени с тех, когда он ездил верхом, с тех пор, как у нас была соловая скаковая лошадка Бри.



Мы с Папой и "Бри."  My father and I with Bree.

После того, как отец познакомился с моей мачехой, Пэт, когда они работали в госпитале в Денвере, они переехали в городок Паркер в сорока километрах к юго-востоку. Там у них был почти гектар сухой колорадской прерии и живописный вид на Скалистые горы от пика Пайк до пика Лонгс. Отец забирал нас с братом у мамы на выходные и каникулы. Мы ехали вниз по дороге к Паркеру, и он всегда нам говорил, что у нас кончается бензин. Он говорил, что неуверен, что нам удастся доехать до заправки. Я всегда ему верила и волновалась, что мы застрянем на пустой дороге без бензина. Но нам всегда удавалось доехать до заправки у подножия холма.
-    На парáх бензина, - говорил он.

Иногда папу вызывали в госпиталь посреди ночи, и он запихивал нас, спящих, на заднее сиденье и отвозил обратно к маме.
Я любила большой дом в Паркере, который, по сути, был большим деревянным ящиком с плоской крышей. Внутри было много уровней и перил, сквозь которые можно было смотреть на другой уровень. Большие окна на два этажа в гостиной выходили на холмистую прерию и грозные горы вдали.

В то лето, когда мне исполнилось девять, папа сделал загородку вокруг выгона за домом. Он построил односкатный маленький загон.
- Зачем? - спросила я.
- Для кроликов, - сказал он. - Мы собираемся завести много кроликов. Ты же любишь кроликов?

Я любила. Но мне казалось, что кролики могут легко подлезть под нижнюю слегу изгороди. Он заверил меня, что мы потом поставим вокруг загона мелкую сетку.
Однажды мы с моим братом Марком играли во дворе, когда подъехал грузовик, закрытый черной пластиковой ширмой.
- Что это, папа? - спросила я.
- Это кролики, - сказал он.

Грузовик остановился у низкого холма и родители Пэт вышли и откинули борт. Оттуда выпрыгнули два очаровательных пони.
- Сюрприз!- сказал папа.



"Кролики"

Это был один из самых волнующих моментов в моей детской жизни. Я сразу выбрала меньшего - это была девочка по имени Мэнди. Она была темно-коричневая с белыми пятнами.
Мой брат взял второго, по имени Пэтчес, который был светло-коричневым с белыми пятнами.
Мэнди учила меня ездить верхом. Я ее тоже кое-чему научила. Иногда она бывала злой, как все пони, но обычно мы ладили. Однажды я привязала ее к дощатому настилу, который вел от гаража к дому. Она испугалась и вырвала два метра перил, протащив их за собой почти километр. Мы с Мэнди объездили все холмы вокруг Паркера, исследовав все канавы и проскакав галопом по всем проселочным дорогам.

Скоро я переросла своего пони, а Марк никогда много не ездил на Пэтчесе. Мы их продали. Папа купил мне скаковую лошадку по имени Бри у одного из родственников Пэт. Я начала ездить верхом на соревнования. Больше всего мне нравилось родео. Я ездила на Бри между бочками, мы скакали зигзагом вокруг столбов. Мы соревновались в способности "управлять вожжами", когда ездили по схеме по рингу и выполняли плавные остановки. Когда папа переехал в Скотсблафф в Небраске, он там поселил Бри на ранчо, принадлежавшем очень милой пожилой паре по имени Берггренс. У них было две взрослых дочери, которые были чемпионами в скачках между бочками на родео. Я смотрела на них, как на членов королевской семьи.



Мы с Бри заняли первое место по скачкам между бочками. Bree and I won first place in barrell racing.

Все летние каникулы я проводила в поездках на Бри. Я участвовала в шоу и вступила в клуб 4-H. Я много узнала о лошадях. У многих других детей для показа на соревнованиях были коровы или другой скот, но я прикипела к лошадям. Я помню, как папа цеплял свой пикап к трейлеру для перевозки лошадей и отвозил на соревнования. Потом он отсоединял трейлер и уезжал в госпиталь. Я была там одна такая с трейлером. У всех остальных были пикапы и папы. Иногда, если не было ничего срочного, папа возвращался из госпиталя на мои выступления. Я получила много голубых ленточек (первых премий), но были и красные, и желтые. Когда в пятнадцать лет я поступила в школу-интернат, я очень горевала, что пришлось продать Бри, но мы нашли для него хорошего хозяина, который тоже хотел участвовать в скачках между бочками. И мне повезло: в школе была программа верховой езды, так что я могла продолжать ездить верхом и участвовать в соревнованиях.



Я на скачках в школе (на переднем плане).  At the school gymkana (I am in the foreground).

- Давай, папа. Садись в седло, - убеждала я его в то лето в Чухраях. - Аза - лучшая лошадь на земле. Она не обидит и младенца.
- Нет, спасибо. Я потерял навык.

Тогда я запрягла Азу в деревянную телегу и мы поехали на прогулку вокруг деревни, и папа с гордостью держал вожжи.
Мы объехали поля вокруг Чухраев и въехали обратно с другого конца деревни. Там мы натолкнулись на Антонину Ивановну, которая помогала мужу Степану возить сено с поля.
- Как Ваш зуб? - спросил папа.

Я перевела.
- Все еще болит, - сказала она.
- А Вы принимаете таблетки от боли? - спросил он.
- Якие таблетки? У меня нет больше никаких таблеток, - закричала она. - Я их все выпила ночью!
- Все? Что Вы имеете ввиду под "все”? - папа был в ужасе.
- Папа, оставь, - сказала я.
Позже мы узнали, что она всю ночь пила самогон и выпила все таблетки антибиотиков и ибупрофена сразу, думая, что вместе с самогоном они помогут ее страданиям...

Папа решил выучить несколько русских слов. Он вытащил маленький блокнот и приготовился записывать некоторые слова.
- Ну, скажи мне, как поздороваться, - спосил он.
- Здравствуйте, - ответила я.
- Здра… - что? - воскликнул он.
- Привет,- сказала я. Это проще. И это просто приветствие.

П-р-и-в-е-т записал он в свой блокнот.
- Ладно, а как поблагодарить?
- Спасибо.

Он записал и это.
- Так, а теперь как извиниться?
- Извините, - сказала я.
- А как сказать про глупость?
- Глупо, - сказала я. - Но произносится, как "глуп-а."

Г-л-у-п-о записал он.
- Мне нравится это слово, - сказал он, повторив несколько раз. - Глууупаа, глууупаа.

Мы пообедали макаронами быстрого приготовления, которые были припасены у него в чемодане. Игорь сказал, что по вкусу они напоминают резиновых червей для рыбалки.

- Пойду-ка я прогуляюсь, - сказал папа после обеда. Он натянул резиновые сапоги, так как в них ходили все в деревне, и положил свой блокнот в карман брюк.

На полдороге вокруг деревни он натолкнулся на Ховряча и Кисета - деревенских пьяниц. Ховряч  - это от старорусского слова "свинья", а кисет служит для хранения табака. Свои прозвища они унаследовали от родителей. Большинство мужчин в деревне время от времени напивались, но для этих двоих пьянство было образом жизни.

Заметив Ховряча и Кисета спереди на дороге, отец вытащил свой блокнот и быстро открыл страничку со своими словами.
- Привет, - окликнул он их.
- Здравствуйте, - ответили они хором на одном дыхании, не глядя на него.

Папа поискал, какие еще слова можно было бы использовать. И в этот момент он споткнулся о кочку травы и полетел лицом вниз в грязную лужу. Выглянув из лужи, он сказал:
- Глупо!

Мужики даже не вздрогнули и продолжали идти своей дорогой.

Папа вернулся весь промокший и рассказал о встрече. Мы смеялись до слез. Папа никак не мог понять, почему они никак не отреагировали на то, что он упал в лужу.
- Папа, для них лежать лицом в луже - это обычное дело, - сказала я ему. - И увидев тебя, они решили, что это вполне естественно.

Про неудачных визитах моей мамы и отчима, я написала здесь.

Переводила отрывок из моей книги Анна Макарова.



Папа поймал крысу в нашем сарае. Тут он почти похож на местного!