Jul 09, 2009 20:30
Катерина Молочникова
вероятно это к юбилею мне (хотя подозрительно напоминает на годовщину смерти)
Терапия
Коле Реберу
Последнее прости поводья отпускает.
Проходят стороной и зрение, и слух.
В прощальном взмахе вдруг поднимется рука и
тут же упадет, поскольку мы на дух
не переносим ни сироп, ни сантименты,
а шестистопный ямб лишь разливает желчь.
И, если здесь циклон, то мы, похоже, в центре.
О, Волобуев, где твой острый длинный меч?
Хоть к Фрейду не ходи - и так все очень ясно.
Плацебо горстью жри в надежде на эффект.
Мы улыбались, да, но не снимали каску,
идя толпой гулять на глянцевый проспект.
Глядели в небеса, как будто не слепые.
Грозили кулаком, как будто силачи.
Кому не помогла такая терапия -
тот до сих пор кричит. Без голоса кричит.
Хоть решка, хоть орел, хоть реверс, а хоть аверс -
монета все равно застыла на ребре.
Красивые, как день, и страшные, как старость -
мы выпускаем залп сигнальных сигарет.
Все тяжелее дым, все напряженней лица -
уже мы чуем гниль в отеческих гробах.
И тополиный пух не тает на ресницах.
И тополиный пух не тает на губах.
8.07.09 г.
белонитье от Александра Павлова
н. реберу
швы слипаются на Франкенштейне.
пресной влаге лизаться с рубцом,
вечнотесанным аки ошейник
на мазутной Реке под лицом.
на лице половинкою солнце,
половиной обратной луна.
скарамуш на русалке трясется,
и монетка на дне не видна
ни одна, а кидались пригоршней
за вернусь-не вернусь. дальше вен
вытекает Херон осторожный,
из зрачков извлекая селен.
над убогим по этой же Речке,
голубой разрывая мазут,
свесив ноги плывут человечки
на камнях, что неслышно ползут
к устью выдоха, вопля и воли,
поглощающим Шиву словам -
где уродец не чувствует боли,
разползаясь по швам.
рисунок фабер-кастеллем николаю реберу (от Алексея Королёва) [Jun. 7th, 2009|11:44 am]
жена решила в пол одеться
все дура хочет молодиться
река не шире полотенца
не холоднее дня водица
жена решила в пол одеться
корявые упрятать ноги
покинул своего владельца
дом у канавистой дороги
жена решила в пол одеться
зерно сочится из сусека
и полумертвого младенца
несет на сеновал соседка
застыли люди на абсциссах
и фонари на ординатах
вокруг младенца воздух высох
он ходит головою набок
истерта бирка полотенца
река зовется вроде темза
не помню имени младенца
и имени домовладельца
повсюду слуги королевы
они все делают руками
руками разрывают хлебы
и щупают руками ткани
боится призраков пещерных
курка заждавшаяся пуля
и ходит по полю священник
и шепчет под нос аллилуйя
а я теряю с боем каждых
часов привязанность сыновью
кладу икону на багажник
и уезжаю прочь с женою