Валерий Исхаков о Новоуральске
"Сегодня с утра [я] разлюбил свою родину.... А за что собственно я должен ее любить? Что она сделал такого хорошего - не для меня лично, меня она никогда не любила, черт ее подери, но это я бы ей простил, но что она сделала хорошего для всех нас?.. Но вообще-то я имел в виду родину малую, этот вот поганый городишко, в котором я имел несчастье родиться и прожить всю свою жизнь. Жизни, впрочем, никакой не было, так, существование... Я, по-твоему, должен не только жить здесь, в этой вонючей дыре, но еще и любить ее? А за что, спрашивается? Только за то, что меня здесь родили? Благодарю покорно", - такие вот слова можно прочитать в романе Валерия Исхакова "Каникулы для меланхоликов" (Урал. - 1993. - № 2. - С. 75-76).
В принципе, автор вложил в уста героя свои мысли о Новоуральске, о своем родном городе, в котором вырос и жил. Один из наших читателей, увидев это, сказал: "Дурак".
Но обо всем по порядку.
Новоуральск богат талантами: здесь жили и живут именитые спортсмены, художники, актеры, артисты. Одни родились в Новоуральске, другие провели здесь детство или юность, а потом уехали в поисках славы и лучшей жизни.
Кто-то вспоминает город с большой теплотой, например, Борис Плотников, приезжая в Новоуральск, всегда прогуливается по его старым улочкам, вспоминая детство. А кто-то поносит родную пристань последними словами.
Как оказалось, в Новоуральске жил когда-то уральский писатель Валерий Исхаков. И в нескольких своих произведениях он упоминает наш город.
Валерий Эльбрусович Исхаков - писатель, известный не на всю Россию, но уж на Урале точно, да и то в советское время. Родился он в 1949 году в Казани, а рос и учился в Свердловске-44, работал электромонтером, слесарем, инженером-испытаталем на ЗИЛе как в Москве, так и в Новоуральске. Затем заочно окончил литературный институт и стал писателем. Печатался в разных журналах ("Урал", "Новый мир", "Дружба народов" и пр.). Выпустил несколько книг. Сейчас работает в журнале "Урал".
Произведения у него абсолютно разные по тематике: это и молодежь 60-70-х, и любовь, и социальная философия. Интересны его повести и рассказы, посвященные теме заводского человека. Например, в повести "Великолепный Понтыкин" он описывает работу новоуральского ЗИЛа. К этому мы еще вернемся.
Я заинтересовалась его творчеством именно потому, что знаю, что в некоторых своих произведениях он вспоминает жизнь в Свердловске-44.
И, как оказалось, не только с негативной стороны.
В уже упомянутой повести "Великолепный Понтыкин" главный герой Кондрашов "решил вернуться в город своего детства - свободный от прошлого, независимый, сравнительно молодой. И нужный, необходимый - на филиале автозавода, выросшем в родном городке, позарез нужны были наладчики, никаких проблем ни с работой, ни с жильем не предвиделось. Что еще надо для счастья?" Узнаете?
А дальше целая глава посвящена описанию города и УАМЗа. Правда, город здесь назван Артемьевском, а вот река осталась Бунаркой. А еще интересно, как автор описывает комбинатовцев и зиловцев. Читаем (с сокращениями, я передаю только то, что касается города):
"Город Артемьевск, в который возвращался Кондрашов, он привык считать своей родиной. Хотя вовсе не здесь он появился на свет, не здесь провел первые младенческие годы... Так он и вырос в полудеревенском домике на берегу полноводной Бунарки - река была естественным рубежом, за который город никак не решался переступить. Они жили по ту сторону рубежа. В город можно было попасть только по узенькому пешеходному мостику. Когда мостик сносило весенним паводком, они какое-то время жили как на необитаемом острове... [Я думаю, что имеется в виду Западный поселок, который действительно считался "ЗАгородским". деревянный мостик тоже был, и в паводки его сносило].
Далее Кондрашов вместе с бабушкой и дедом, с которыми он жил, уезжает из города, идет в армию, учится в техникуме, а потом решает вернуться в родной город.
"Прошло семь лет... В один прекрасный день [он] не выдержал и вернулся в родной город.
И поначалу не узнал его.
Казалось, городок его настолько погружен в сонную дремоту, что никогда уже и никто не сможет его разбудить. Так и будет он до скончания веков лежать на живописных холмах, поросших мачтовыми соснами и темными елями, любуясь отражением своим в водах красавицы Бунарки, так и будут незаметно сменять друг друга все новые и новые поколения горожан, и дети будут ходить в те же школы, что и родители, и так же будет их встречать на пороге сентября и провожать десять лет спустя все та же старая учительница, и так же все будут знать все друг про друга, и даже приезжему человеку годика через три будет казаться, что он прямо и родился в этом сонно-сосновом царстве и прожил здесь всю жизнь. Но всякому сонному благополучию приходит конец. Однажды городские власти проснулись и оказались лицом к лицу с проблемой: куда девать многочисленных женщин и подрастающую молодежь? Единственный в городе завод скобяных изделий [повесть была написана в 70-е годы, и не дай Бог в то время указать, чем занимается комбинат; это понимал даже человек, сильно не любящий свою малую родину] не мог бесконечно вбирать в свои старые цехи растущее население, - а оно росло. Ветераны чувствовали себя прекрасно и не спешили на покой, молодежь с малолетства привыкла к чистоте и уюту родимого гнезда и как-то не рвалась в дальние края, на гигантские новостройки, жены множества специалистов вырастили детишек и заскучали, не желая более прозябать в домашних хозяйках... Надо было искать выход из тупика. И выход нашелся.
Тот самый автогигнат, на котором после армии работал Кондрашов, предложил городу: давайте организуем у вас ма-аленькое такое предприятие - не предприятие даже, а так, цех ширпотреба или вроде того. Ну, скажем, будем мы у вас, вашими силами, изготавливать некоторые запчасти к нашим замечательным автомобилям. Одну-две, не более, лишь бы занять ваши трудовые резервы. Сказано - сделано. Построили небольшой такой цех, начали выпускать запчасти. Одну, вторую, третью... А потом все пошло как в той сказке про зайца и лису: пустил он ее сначала на порог, потом в сени погреться, на печку, а после и сам кубарем из собственного дома вылетел. В городе и оглянуться не успели, как автогигант могучим бульдозером прошелся по Заречному району, стерев с лица земли старые домишки (в том числе и домишко кондрашовских стариков), и пристроил к маленькому цеху цех побольше, к тому еще больше, а потом уже выросли целые корпуса, поднялся первый в городе небоскреб - одиннадцатиэтажное здание заводоуправления, и с конвейеров прошли уже не отдельные запчасти, а узлы, агрегаты, двигатель в сборе, и в конце концов из всего этого однажды получился целый автомобиль. И уже не сотни - тысячи людей трудились в цехах и отделах нового завода, уже десятки тысяч чужаков понаехали в городок со всех окрестных деревень - собственные ресурсы были исчерпаны еще в первые два года, и тут же бойкие вербовщики поскакали от деревни к деревне, обшаривая все в округе и подбираясь уже к соседним областям. За одну пятилетку неробкий новичок развернул в городе такое жилищное строительство, такие новые районы понастроил, что старый город с его преобладающим трехэтажьем, с его узкими, не рассчитанную на бурную автомибилизацию, улочками, с его вековыми соснами, преспокойно растущими прямо посреди тротуаров, почувствовал себя каким-то допотопным пристроем к новому, осколком давно умершего прошлого. И горожане позабыли те идиллистические времена, когда каждый знал каждого, когда дети шли по стопам родителей, когда браки "свершались" только в своем кругу. Город был переполнен новыми людьми, одни откуда-то приезжали, другие уезжали неведомо куда, потом вдруг снова возвращались - великому сидению на месте пришел конец. Какой-то новый сильный ветер перемешивал постоянно эти людские массы. Одним казалось, что это свежий ветер прогресса, другим - чуждый дух штурмовщины и наживы. На старом заводе ведь все шло по старинке, как испокон веку повелось: молодой человек приходил в цех после школы и становился учеником; постепенно осваивая мастерство, он шел от разряда к разряду, и так же постепенно, но верно росла его зарплата. Он знал, что если будет изо дня в день делать то, что положено, то будет получать стабильную, гарантированную плату за труд - и ничего сверх того; знал, что при наличии минимальных способностей со временем может выдвинуться в бригадиры, мастера, а то и в начальники цеха; знал, что причитающуюся ему долю почета и уважения он всегда успеет заработать - было бы желание. На новом заводе все пошло иначе. Тут брали человека с улицы, "от сохи", как говорится, с ходу давали ему третий разряд, ставили к станку или на конвейер и показывали на пальцах: делай так вот и так. И он делал. Не надо кончать курсы или долго всходить по ступенькам профессионального обучения, чтобы закручивать гайки компрессора или ставить на токарный станок заготовку гильзы цилиндра, включать подачу, запускать станок на одни и те же, установленные наладчиком обороты. Конечно, первую неделю новичок и с этими элементарными операциями не справлялся, сноровки не хватало, ему приходилось доплачивать до среднего, но с новой недели он уже сам крутил все доверенные ему гайки и получал такую же зарплату, как все. И зарплата эта, как правило, была больше, чем у какого-нибудь седоусого ветерана, свою жизнь протрубившего на соседнем заводике. Ветеран, разумеется, не бросал милое сердцу предприятие,не бежал за большими деньгами, а вот кто помоложе - те кинулись взапуски. Правда, со временем, многие из них, получив на новом заводе квартиры, деньги на "Жигули", потихоньку возвращались обратно - не так уж легко давались большие деньги. Зря их не платили. На старом заводе привыкли работать чинно, размеренно. Приходили на место точно по звонку, долго переодевались, курили, беседуя о том о сем, - потом только не спеша начинали. На обед собирались заранее, тщательно отмывали руки, переодевались в чистое и, пообедав, успевали еще сыграть партию-другую в домино или шахматы. К уходу домой тоже готовились загодя.. А тут ровно в семь мастер уже врубал конвейер, на обед отводилось двадцать минут - руки некогда помыть, не то что переодеться, котлета еще не прожевана, а надо хвататься за гайковерт, и пропуска перед уходом домой выдавались за пять минут до конца смены, и получать их положено было в рабочей одежде. А бесконечные авралы, рабочие субботы, трехсменный график... Нет, к этому привыкать не хотелось. Трудно было привыкать. А еще труднее было привыкать к постоянным переменам: только вчера человек у конвейера стоял, гладь - он уже в другом цехе, за токарным станком; сегодня был слесарем - завтра фрезеровщик; вчерашний мастер вдруг оказывается рядом с тобой на рабочем месте, а какой-нибудь слесарь уже бегает в заместителях начальника цеха и покрикивает на тебя начальственно - словно и не забивали вы с ним козла еще неделю назад. И невозможно было понять, почему один человек поднимается стремительно вверх, а другой падает вниз, и не было уверенности в собственном завтрашнем дне..."
Не совсем 11-этажка, но этажность в те времена впечатляла. Фото А. Гурина
Такое вот мнение, видение человека, который прошел школу ЗИЛа.
И, кстати, впервые на страницах нашего сообщества мысль о том, что ЗИЛ построили именно для того, чтобы куда-то пристроить многочисленных женщин и молодежь, мелькнула от барсука314. Я тогда пыталась выяснить, не легенда ли это? Но вот здесь как-то похоже на правду.
Конечно, произведения Исхакова больше не о заводе, а о жизни, поэтому, если будет интересно, то познакомьтесь с этим автором.
В принципе, автор вложил в уста героя свои мысли о Новоуральске, о своем родном городе, в котором вырос и жил. Один из наших читателей, увидев это, сказал: "Дурак".
Но обо всем по порядку.
Новоуральск богат талантами: здесь жили и живут именитые спортсмены, художники, актеры, артисты. Одни родились в Новоуральске, другие провели здесь детство или юность, а потом уехали в поисках славы и лучшей жизни.
Кто-то вспоминает город с большой теплотой, например, Борис Плотников, приезжая в Новоуральск, всегда прогуливается по его старым улочкам, вспоминая детство. А кто-то поносит родную пристань последними словами.
Как оказалось, в Новоуральске жил когда-то уральский писатель Валерий Исхаков. И в нескольких своих произведениях он упоминает наш город.
Валерий Эльбрусович Исхаков - писатель, известный не на всю Россию, но уж на Урале точно, да и то в советское время. Родился он в 1949 году в Казани, а рос и учился в Свердловске-44, работал электромонтером, слесарем, инженером-испытаталем на ЗИЛе как в Москве, так и в Новоуральске. Затем заочно окончил литературный институт и стал писателем. Печатался в разных журналах ("Урал", "Новый мир", "Дружба народов" и пр.). Выпустил несколько книг. Сейчас работает в журнале "Урал".
Произведения у него абсолютно разные по тематике: это и молодежь 60-70-х, и любовь, и социальная философия. Интересны его повести и рассказы, посвященные теме заводского человека. Например, в повести "Великолепный Понтыкин" он описывает работу новоуральского ЗИЛа. К этому мы еще вернемся.
Я заинтересовалась его творчеством именно потому, что знаю, что в некоторых своих произведениях он вспоминает жизнь в Свердловске-44.
И, как оказалось, не только с негативной стороны.
В уже упомянутой повести "Великолепный Понтыкин" главный герой Кондрашов "решил вернуться в город своего детства - свободный от прошлого, независимый, сравнительно молодой. И нужный, необходимый - на филиале автозавода, выросшем в родном городке, позарез нужны были наладчики, никаких проблем ни с работой, ни с жильем не предвиделось. Что еще надо для счастья?" Узнаете?
А дальше целая глава посвящена описанию города и УАМЗа. Правда, город здесь назван Артемьевском, а вот река осталась Бунаркой. А еще интересно, как автор описывает комбинатовцев и зиловцев. Читаем (с сокращениями, я передаю только то, что касается города):
"Город Артемьевск, в который возвращался Кондрашов, он привык считать своей родиной. Хотя вовсе не здесь он появился на свет, не здесь провел первые младенческие годы... Так он и вырос в полудеревенском домике на берегу полноводной Бунарки - река была естественным рубежом, за который город никак не решался переступить. Они жили по ту сторону рубежа. В город можно было попасть только по узенькому пешеходному мостику. Когда мостик сносило весенним паводком, они какое-то время жили как на необитаемом острове... [Я думаю, что имеется в виду Западный поселок, который действительно считался "ЗАгородским". деревянный мостик тоже был, и в паводки его сносило].
Далее Кондрашов вместе с бабушкой и дедом, с которыми он жил, уезжает из города, идет в армию, учится в техникуме, а потом решает вернуться в родной город.
"Прошло семь лет... В один прекрасный день [он] не выдержал и вернулся в родной город.
И поначалу не узнал его.
Казалось, городок его настолько погружен в сонную дремоту, что никогда уже и никто не сможет его разбудить. Так и будет он до скончания веков лежать на живописных холмах, поросших мачтовыми соснами и темными елями, любуясь отражением своим в водах красавицы Бунарки, так и будут незаметно сменять друг друга все новые и новые поколения горожан, и дети будут ходить в те же школы, что и родители, и так же будет их встречать на пороге сентября и провожать десять лет спустя все та же старая учительница, и так же все будут знать все друг про друга, и даже приезжему человеку годика через три будет казаться, что он прямо и родился в этом сонно-сосновом царстве и прожил здесь всю жизнь. Но всякому сонному благополучию приходит конец. Однажды городские власти проснулись и оказались лицом к лицу с проблемой: куда девать многочисленных женщин и подрастающую молодежь? Единственный в городе завод скобяных изделий [повесть была написана в 70-е годы, и не дай Бог в то время указать, чем занимается комбинат; это понимал даже человек, сильно не любящий свою малую родину] не мог бесконечно вбирать в свои старые цехи растущее население, - а оно росло. Ветераны чувствовали себя прекрасно и не спешили на покой, молодежь с малолетства привыкла к чистоте и уюту родимого гнезда и как-то не рвалась в дальние края, на гигантские новостройки, жены множества специалистов вырастили детишек и заскучали, не желая более прозябать в домашних хозяйках... Надо было искать выход из тупика. И выход нашелся.
Тот самый автогигнат, на котором после армии работал Кондрашов, предложил городу: давайте организуем у вас ма-аленькое такое предприятие - не предприятие даже, а так, цех ширпотреба или вроде того. Ну, скажем, будем мы у вас, вашими силами, изготавливать некоторые запчасти к нашим замечательным автомобилям. Одну-две, не более, лишь бы занять ваши трудовые резервы. Сказано - сделано. Построили небольшой такой цех, начали выпускать запчасти. Одну, вторую, третью... А потом все пошло как в той сказке про зайца и лису: пустил он ее сначала на порог, потом в сени погреться, на печку, а после и сам кубарем из собственного дома вылетел. В городе и оглянуться не успели, как автогигант могучим бульдозером прошелся по Заречному району, стерев с лица земли старые домишки (в том числе и домишко кондрашовских стариков), и пристроил к маленькому цеху цех побольше, к тому еще больше, а потом уже выросли целые корпуса, поднялся первый в городе небоскреб - одиннадцатиэтажное здание заводоуправления, и с конвейеров прошли уже не отдельные запчасти, а узлы, агрегаты, двигатель в сборе, и в конце концов из всего этого однажды получился целый автомобиль. И уже не сотни - тысячи людей трудились в цехах и отделах нового завода, уже десятки тысяч чужаков понаехали в городок со всех окрестных деревень - собственные ресурсы были исчерпаны еще в первые два года, и тут же бойкие вербовщики поскакали от деревни к деревне, обшаривая все в округе и подбираясь уже к соседним областям. За одну пятилетку неробкий новичок развернул в городе такое жилищное строительство, такие новые районы понастроил, что старый город с его преобладающим трехэтажьем, с его узкими, не рассчитанную на бурную автомибилизацию, улочками, с его вековыми соснами, преспокойно растущими прямо посреди тротуаров, почувствовал себя каким-то допотопным пристроем к новому, осколком давно умершего прошлого. И горожане позабыли те идиллистические времена, когда каждый знал каждого, когда дети шли по стопам родителей, когда браки "свершались" только в своем кругу. Город был переполнен новыми людьми, одни откуда-то приезжали, другие уезжали неведомо куда, потом вдруг снова возвращались - великому сидению на месте пришел конец. Какой-то новый сильный ветер перемешивал постоянно эти людские массы. Одним казалось, что это свежий ветер прогресса, другим - чуждый дух штурмовщины и наживы. На старом заводе ведь все шло по старинке, как испокон веку повелось: молодой человек приходил в цех после школы и становился учеником; постепенно осваивая мастерство, он шел от разряда к разряду, и так же постепенно, но верно росла его зарплата. Он знал, что если будет изо дня в день делать то, что положено, то будет получать стабильную, гарантированную плату за труд - и ничего сверх того; знал, что при наличии минимальных способностей со временем может выдвинуться в бригадиры, мастера, а то и в начальники цеха; знал, что причитающуюся ему долю почета и уважения он всегда успеет заработать - было бы желание. На новом заводе все пошло иначе. Тут брали человека с улицы, "от сохи", как говорится, с ходу давали ему третий разряд, ставили к станку или на конвейер и показывали на пальцах: делай так вот и так. И он делал. Не надо кончать курсы или долго всходить по ступенькам профессионального обучения, чтобы закручивать гайки компрессора или ставить на токарный станок заготовку гильзы цилиндра, включать подачу, запускать станок на одни и те же, установленные наладчиком обороты. Конечно, первую неделю новичок и с этими элементарными операциями не справлялся, сноровки не хватало, ему приходилось доплачивать до среднего, но с новой недели он уже сам крутил все доверенные ему гайки и получал такую же зарплату, как все. И зарплата эта, как правило, была больше, чем у какого-нибудь седоусого ветерана, свою жизнь протрубившего на соседнем заводике. Ветеран, разумеется, не бросал милое сердцу предприятие,не бежал за большими деньгами, а вот кто помоложе - те кинулись взапуски. Правда, со временем, многие из них, получив на новом заводе квартиры, деньги на "Жигули", потихоньку возвращались обратно - не так уж легко давались большие деньги. Зря их не платили. На старом заводе привыкли работать чинно, размеренно. Приходили на место точно по звонку, долго переодевались, курили, беседуя о том о сем, - потом только не спеша начинали. На обед собирались заранее, тщательно отмывали руки, переодевались в чистое и, пообедав, успевали еще сыграть партию-другую в домино или шахматы. К уходу домой тоже готовились загодя.. А тут ровно в семь мастер уже врубал конвейер, на обед отводилось двадцать минут - руки некогда помыть, не то что переодеться, котлета еще не прожевана, а надо хвататься за гайковерт, и пропуска перед уходом домой выдавались за пять минут до конца смены, и получать их положено было в рабочей одежде. А бесконечные авралы, рабочие субботы, трехсменный график... Нет, к этому привыкать не хотелось. Трудно было привыкать. А еще труднее было привыкать к постоянным переменам: только вчера человек у конвейера стоял, гладь - он уже в другом цехе, за токарным станком; сегодня был слесарем - завтра фрезеровщик; вчерашний мастер вдруг оказывается рядом с тобой на рабочем месте, а какой-нибудь слесарь уже бегает в заместителях начальника цеха и покрикивает на тебя начальственно - словно и не забивали вы с ним козла еще неделю назад. И невозможно было понять, почему один человек поднимается стремительно вверх, а другой падает вниз, и не было уверенности в собственном завтрашнем дне..."
Не совсем 11-этажка, но этажность в те времена впечатляла. Фото А. Гурина
Такое вот мнение, видение человека, который прошел школу ЗИЛа.
И, кстати, впервые на страницах нашего сообщества мысль о том, что ЗИЛ построили именно для того, чтобы куда-то пристроить многочисленных женщин и молодежь, мелькнула от барсука314. Я тогда пыталась выяснить, не легенда ли это? Но вот здесь как-то похоже на правду.
Конечно, произведения Исхакова больше не о заводе, а о жизни, поэтому, если будет интересно, то познакомьтесь с этим автором.