Операция "Перелом":
неизвестные подробности одной чекистской операции. Часть 3.
( часть 1, часть 2)
Большое спасибо всём товарищам, высказавшим свои критические замечания и дополнения по поводу двух предыдущих частей. Буду весьма признателен за дальнейшую помощь.
Сылки на источники опущены. Искренняя признательность Джеффри за любезно предоставленный материал.
Прежде, чем мы перейдём к дальнейшему изложению событий, нам необходимо прерваться и рассмотреть ситуацию, сложившуюся в Проводе ОУН к концу войны, и взаимоотношения между его руководством.
На протяжении 1941 -1943 гг. Провод возглавлял Мыкола Лебедь («Максим Рубан»), давний член ОУН и ближайший сподвижник С.Бандеры, которого «Быйлыхо» оставил вместо себя «урядуючим» проводником. К весне 1943 г. в результате проводимой немцами жесточайшей оккупационной политики в рядах ОУН всё чаще стали раздаваться призывы к борьбе с оккупантами, а на Волыни (в большей мере стихийно или под воздействием других организаций) появились первые вооружённые отряды. Лебедь, который продолжал контакты с немцами и после ареста Бандеры, не мог нейтрализовать эти настроения и лишь упрекал членов Провода в плохой работе, самоуправстве и требовал для себя неограниченных полномочий и полного подчинения. В свою очередь, члены Провода обвиняли Лебедя в том, что его диктатура ведёт организацию к упадку и разложению. Возникший кризис умело обернул в свою пользу Р.Шухевич, который незадолго перед тем вернулся из Белоруссии и занимал должность военного референта Провода. Он поддержал (как вскоре выяснилось, лишь на словах) курс на антинемецкое восстание и демократизацию внутренней жизни ОУН и, используя недовольство членов Провода диктаторской политикой Лебедя, в апреле 1943 г. отстранил последнего от руководства и занял место во главе коллегиального Бюро Провода ОУН. Третий Великий Сбор ОУН в августе 1943 г. эти полномочия Шухевича утвердил. Тогда же, играя на разногласиях оуновских функционеров, он подчинил себе вооружённые отряды и занял место Главного командира УПА. Здесь уместно привести свидетельство члена Провода и командира УПА-Запад А.Луцкого, согласно которому в руководстве ОУН Шухевича считали большим интриганом и безынициативным человеком, умеющим удачно улавливать чужие мысли и советы, а затем выдавать их за свои. Как подчёркивал далее Луцкий, «своего мнения у него нет, и он его прямо никогда не выскажет. Если бы не его заместитель по ОУН "Тарас" (Д.Маевский - Н.), ему вообще трудно было бы руководить ОУН-УПА». Похожим же образом оценивал Шухевича и другой член Провода М.Степаняк, характеризуя его как человека мелочного, мстительного и честолюбивого.
Укрепив собственные позиции в руководстве и подчинив себе УПА, Шухевич занял ещё более бескомпромиссную и диктаторскую линию поведения, а главное, отказался от намеченного ранее курса и перенаправил остриё вооруженной борьбы против советских партизанских отрядов. Уместно предположить, что это было обусловлено договорённостями между Шухевичем с немецким военным командованием, которое было крайне заинтересовано привлечь формирования УПА к борьбе с советскими партизанами, активизировавшими боевые действия на Волыни и в Галиции в преддверии наступления Красной Армии, уже освободившей к тому времени часть левобережной Украины. По выявленным на сегодняшний день документальным источникам сложно указать, когда именно произошло восстановление контактов абвера со своим бывшим офицером (если они вообще когда либо прерывались), во всяком случае, на протяжении 1944 г. они документируются совершенно точно. Заметим, что Шухевич тщательно скрывал эти контакты от других членов Провода, не говоря уже о рядовых уповцах, а на словах по-прежнему декларировал антинемецкую позицию и грозил отдельным командирам, по собственной инициативе заключавшим соглашения с немецкими представителями на местах, «революционным» судом. Однако линия, которую проводило Бюро Провода свидетельствовала об обратном. В этой связи среди оуновских функционеров возникли подозрения, что немцы имеют в Проводе своих агентов, а некоторые прямо указывали на самого Шухевича.
Поэтому не удивительно, что Шухевич своими действиями и интригами вскоре нажил себе в Проводе мощную и опасную оппозицию, в которую входили: начальник главного военного штаба УПА Д.Грицай («Перебейнис»), руководитель СБ ОУН М.Арсенич («Михайло»), краевой проводник Галиции Р.Кравчук («Петро»), руководитель южного краевого провода ОУН и командир УПА-Юг В.Кук («Лемиш»), командир УПА-Запад А.Луцкий, начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА Я.Бусол («Галына»), члены Провода ОУН М.Степаняк («Сергий») и В.Охримович («Бард»).
Однако наиболее серьёзным соперником Шухевича оставался Мыкола Лебедь, авторитет которого был по-прежнему высок у многих членов организации. После смещения с должности «урядуючого» проводника он на некоторое время отошёл от дел, а затем, на фоне конфронтации Шухевича с другими членами Провода, вернулся к активной работе и занял пост Председателя Рады ОУН - высшего контрольного органа этой организации, и одновременно возглавил референтуру внешних связей (Р-33). В июле 1944 г. в связи с созданием «надпартийной» структуры «УГВР» (Украинской Главной Освободительной Рады), призванной скрыть под новой вывеской запятнавшую себя пособничеством оккупантам ОУН и репрезентовать всю «воюющую» Украину, Лебедь занял в ней пост генерального секретаря иностранных дел. Стоит заметить, что на этот раз Шухевич не отважился пренебречь политическим авторитетом Лебедя и «спихнуть» с завоёванного пьедестала. Вместо этого, в связи с освобождением Красной Армией территории Западной Украины, он как глава Секретариата на специальном заседании инициировал вопрос о выезде делегации УГВР, в том числе и Лебедя, за границу.
Казалось бы, для амбициозного соперника это была почётная «дипломатическая» ссылка, но Шухевич ошибся. В виду поражения Германии и ожидаемого конфликта между США и Великобританией с одной стороны и СССР с другой, пребывающий в Братиславе Лебедь развил кипучую деятельность по установлению контактов с западными союзниками. Под прикрытием немецкой организации ОТ курьеры Лебедя Е.Стахив и К.Микитчук выехали в Триест, а оттуда в Италию, где связались с представителями армейского командования стран-союзников, в Вене в этот же период находился ещё один член делегации УГВР М.Прокоп, который пытался наладить связь с английскими представителями через бывшего австрийского эрцгерцога Вильгельма Габсбурга (В.Вышиванного). Двух курьеров, отправившихся в Югославию, постигла неудача - они были захвачены и уничтожены партизанами Тито. В начале 1945 г. по поручению Лебедя вице-президент УГВР отец И.Гриньох устанавливает контакты с украинскими представителями дивизии СС «Галиция», которая находилась тогда в Словакии, с целью взять дивизию под контроль УГВР и, как писал впоследствии член УГВР Л.Шанкивский, «возглавить её, если бы возникла такая необходимость». После перехода дивизии в Каринтию, в Загреб перебирается и миссия УГВР.
Таким образом, расчёты Шухевича на то, что, высланный за границу Лебедь окажется на второстепенных ролях в организационной иерархии и, по сути, в изоляции от событий в «Крае», не оправдались. Напротив, сосредоточив в своих руках все зарубежные контакты, Лебедь в условиях краха Третьего Рейха оказался монополистом на репрезентацию ОУН на Западе и, соответственно, лишь через него организация на Украине могла рассчитывать на получение помощи от стран - «альянтов».
Осенью 1944 г. Шухевич получил ещё одно неприятное известие - на свободе оказались С.Бандера и Я.Стецько, с которыми Лебедь тут же устанавливает контакт. Непосредственно к Бандере он направляет И.Гриньоха, а связь между Братиславой и Краковом поддерживается через регулярно курсирующих курьеров Лебедя Р.Павленко («Юрко») и Михайлы Лебедя («Медвидя»).
По свидетельству командира УПА-Запад А.Луцкого, Бандера - «Быйлыхо» был невысокого мнения о способностях Шухевича и собирался претендовать на ведущее место в ОУН, которое занимал до войны. Важно отметить, что возвращения «Быйлыха» к руководству ожидали и многие оуновские функционеры в «Крае», в частности глава СБ М.Арсенич. Тем не менее, до конца 1944 г., в условиях прохождения фронта через территорию Галиции и Польши и активных боевых действий между частями Красной Армии и вермахтом, ни Бандера, ни «краевики» не ставили вопрос о смещении Шухевича. Все усилия были сконцентрированы на противодействии наступающим советским войскам, и, как уже отмечалось, Бандера и Гриньох оставались за линией фронта в распоряжении абверкоманды-202 и координировали заброску диверсионно-террористических групп в расположение УПА.
Но уже в феврале в Вене на расширенном совещании членов ОУН, находящихся за границей, Бандера резко поставил вопрос о своём возвращении к руководству всей ОУН, отмене принципа коллегиального руководства и остальных «демократических» решений Третьего Сбора. Одновременно с этим он направил Проводу ОУН письмо с указанием обеспечить технические условия для своего перехода на Украину.
Таким образом, для Шухевича сложилась очень непростая ситуация: с одной стороны он был вынужден считаться с оппозицией «краевиков», с другой же - оказался в фактической внешней изоляции, ибо приближающаяся капитуляция Германии лишала его связи с соответствующими немецкими кругами, а контакты с «альянтами» оказались сосредоточены в руках врага и соперника Мыколы Лебедя. Вдобавок ко всему возвращение к руководству Степана Бандеры вообще грозило ему потерей всех занимаемых позиций в ОУН и УГВР.
Однако было бы неверным упрощать ситуацию и сводить всё лишь к схватке за властные полномочия. К середине 1944 г. Шухевич, который мог воочию наблюдать развитие событий в «Крае», достаточно быстро понял всю сложность вооружённой борьбы с таким гигантом, каким был побеждающий в войне Советский Союз. Полное изгнание оккупантов с территории республики и непрекращающиеся войсковые операции против «повстанцев» заставили его всерьёз задуматься о перспективах дальнейшей борьбы с «Советами». На состоявшемся в конце октября - начале ноября 1944 г. очередном заседании Провода политический референт и заместитель Шухевича Д.Маевский убеждал собравшихся, что с разгромом Германии война не закончится и перерастёт в вооружённое столкновении США и Великобритании с Советским Союзом, соответственно, на этот конфликт им и следовало делать ставку. По его словам, «прихід Англії уможливлював би національне оздоровлення». Но до этого времени нужно было банально дожить и сохранить структуру организации, поэтому активизация вооружённой борьбы в «підсовітской дійсності» становилась нецелесообразной и следовало искать другие пути. Они, по мнению Шухевича, должны были заключаться в овладении искусством «як панувати над масами, щоб їх не втратити», потому до начала ожидаемого конфликта следовало не активизировать вооружённое сопротивление, а «масам давати такі завдання, що будуть приносити у якомусь проценті виконання».
В августе 1944 г. органами госбезопасности был арестован член Провода ОУН М.Степаняк («Сергий»). В собственноручных показаниях он писал: «В деякій час після приходу радянської влади на Західну Україну Шухевич змінив свій погляд щодо можливостей революції в СРСР силами УПА, признавав попередній погляд помилковим і вслід за тим почав шукати виходу із ситуації. Між іншим висловлювався за розпущення УПА, ґрунтовну переорганізацію ОУН і[з] переходом до інших методів роботи. ... [За] деякий час після того Шухевич почав застановлятися над можливістю припинення діяльності взагалі, тобто не тільки розпустити УПА, але теж розпустити ОУН. Той свій погляд Шухевич висловлював тільки перед деякими членами Проводу, як, напр[иклад], «Тарасом» (Д.Маевским - Н.), який щодо цього з Шухевичем погоджувався. Шухевич і «Тарас» вважали, що припинення всякої діяльності, отже розпущення ОУН і УПА, можливе тільки при умові, коли з боку радянської влади були б прийняті певні умови, над якими Шухевич, а, зокрема «Тарас», деякий час застановлялися. Йшло отже про розв'язку шляхом договореності з представниками радянської влади. Що зроблено було з боку Шухевича і «Тараса» в даній справі, невідомо».
Можно предположить, что именно эта информация послужила отправной точкой для разработки операции «Перелом»: советская сторона, принимая позицию Шухевича за чистую монету, решила первой пойти навстречу и протянуть руку мира. Однако понадобилось несколько месяцев, и серьёзные изменения во внешнеполитической ситуации и в самом руководстве ОУН, прежде чем Шухевич сделал ответный шаг.
В феврале 1945 г. на совещании членов Провода он формально подчиняется С.Бандере, вводит последнего в Бюро Провода ОУН и одновременно с этим проводит решение, согласно которому Бандере категорически воспрещается появляться в «крае». Мотивировка была выбрана вполне благопристойная - высокая вероятность ареста проводника «Быйлыха» советскими спецслужбами. В результате Бандера сохранял политическое лидерство, а реальные рычаги управления организацией на Западной Украине пока оставались в руках Шухевича. Следующим его шагом стала отправка курьера во Львов, который должен был передать советской стороне согласие на встречу...
...Учитывая важность полученной от «Свитляны» информации, Савченко и Карин вечером того же дня срочно вылетели в Киев и лично доложили о результатах встречи Хрущеву. Придавая серьёзное значение наметившейся перспективе склонить подполье к мирному разрешению конфликта, Хрущев от имени ЦК дал указание чекистам принять условия Провода ОУН и вести переговоры в направлении прекращения или ограничения проводимой им диверсионно-террористической деятельности при одновременном прекращении против подполья оперативно-войсковых операций со стороны власти. При благоприятном развитии событий Карину следовало поставить вопрос об условиях легализации не только рядовых членов УПА, но и самих руководителей подполья с последующим привлечением их к общественной и государственной (sic!) жизни республики. При этом было решено, что идти на встречу одному Карину всё же рисковано, потому ему следует взять с собой кого-нибудь из офицеров Львовского УНКГБ. Выбор пал на капитана Хорошуна, который должен был выступать под видом работника львовского облисполкома.
Хорошун Александр Алексеевич, 1913 года рождения, уроженец г. Конотоп Сумской области, из семьи рабочего. Образование высшее, член КПСС с 1940 года. В органах государственной безопасности с 1938 года, участник Великой Отечественной войны, награждён орденами и медалями.
В Львовском управлении опасались, что бандеровцы могут совершить попытку захвата или ликвидации представителей правительства и настаивали на страховке делегации подразделением внутренних войск, однако Карин от этого категорически отказался. Его и Хорошуна должна была сопровождать охрана из четырёх сотрудников УНКГБ, и то лишь до места встречи.
Итак, вечером 24 февраля 1945 года, чётко придерживаясь инструкций курьера, из Львова в направлении Тернополя выехали два легковых автомобиля. Двигаясь по разбитому шоссе, передовая машина, в которой находился Карин, каждую минуту подавала сигналы светом фар. Но ответа от связных с той стороны не было. Доехав до Тернополя, делегация была вынуждена повернуть назад и к утру вернулась во Львов. Уже позже выяснилось, что Карин был прав, когда отказался от усиленной охраны. Той ночью бандеровцы специально не выходили на связь и, наблюдая за кортежем машин, проверяли, не сопровождает ли делегацию крупное войсковое подразделение.
Чекистам же оставалось ждать запасной даты.
Через четыре дня, 28 февраля в восемь часов вечера Карин и Хорошун вновь выехали в сторону Тернополя. Двигались медленно, через три часа миновали Злочев, и вдруг на 93 километре от Львова Карин, который всю дорогу напряжённо всматривался в темноту, заметил слабый сигнал электрического фонаря, который круговым движением подавал какой-то человек, затаившийся на обочине шоссе. Это был обусловленный курьером знак, и Карин приказал остановить машины. Один из сопровождавших делегацию сотрудников УНКГБ вышел на дорогу, навстречу ему шагнул из темноты человек в полушубке, вооружённый немецким автоматом. Обменялись паролем, связник повстанцев подошёл к машине, в которой находился Карин и сообщил, что представителей правительства уже ждут, но место встречи находится в нескольких километрах от шоссе и добраться туда можно только лошадьми. Машины же с охраной следует оставить здесь, «під нашою опікою». Вариантов не было, и Карин согласился.
Подали сани, Карину и Хорошуну завязали глаза, и через несколько минут в сопровождении группы всадников и ещё одних саней с вооружёнными бандеровцами они двинулись в сторону от шоссе. Вместе с чекистами в санях примостились двое повстанцев, которые следили, чтобы те не снимали с глаз повязок. Ехали долго, около трёх часов. Как позднее рассказывал Карин своёму ученику, уже упоминавшемуся И.К.Шорубалке, он вскоре понял, что провожатые специально запутываю дорогу, и лишь отмечал про себя, что вот проехали лес, здесь едут полем, миновали село, повернули направо. Наконец сани остановились, чекистам сняли повязки, и первое, что увидел Карин, была обычная сельская хата возле кромки заснеженного леса и усиленная вооружённая охрана вокруг и во дворе дома...
Позже, несмотря на ухищрения с завязыванием глаз, чекистам удалось установить это место - хутор Конюхи Козовского района Тернопольской области, в нескольких километрах от шоссе Львов-Тернополь. Интересно отметить, что в этот период (зима 1944-1945 гг.) Козовский район служил местом укрытия Романа Шухевича, который наведывался, в том числе, и на этот хутор.
...Чекистов ввели в жарко натопленную хату и предложили раздеться. На длинном, покрытым вышитой скатертью столе уже стояли разные закуски и выпивка, притом, кроме самогона, как отметил про себя Карин, была и водка заводского производства. В хате вкусно пахло жаренной с чесноком свининой. Карин понял: те, с кем предстоит вести переговоры, ещё не прибыли. Выжидали и провожатые. И лишь через двадцать минут в комнату вошли двое. Поздоровались.
- Как доехали? - поинтересовался один, раздеваясь. - Надеюсь, наши хлопцы не причинили вам неудобств?
- Кроме того, что завязали глаза, неприятностей не было, - въедливо ответил Карин. - Спасибо, доехали хорошо.
- Извините, но у нас такая конспирация, даже для своих, - пояснил первый.
- Вас же, наверное, целый полк прикрывает, - густым басом вступил в разговор второй с характерной внешностью: почти квадратным лицом, слегка суженным к подбородку. - Вот и вынуждены скрываться...
- Может быть, - усмехнулся Карин.
- Прошу к столу! - пригласил первый, - Должно быть, проголодались с дороги.
Карин и Хорошун сели за стол, хозяева налили по чарке и предложили выпить за встречу. Карин, у которого после тюремного заключения серьёзно пошаливало сердце, вынужден был отказаться, его примеру последовал Хорошун, не стали пить и представители провода.
- Ну, с чего начнём? - спросил первый.
(далее текст приводится по отчёту, составленному Кариным и Хорошуном)
С. К.-Д.: Прежде всего, панове, мы хотели бы знать, кто будет вести разговор и кого вы представляете.
Представитель Провода ОУН: Мы, собственно, говоря, пользуясь правом хозяев, хотели бы задать аналогичный вопрос и вам.
С. К.-Д.: Я уполномоченный Совета Народных Комиссаров республики Даниленко, а это (он показал на Александра Хорошуна) - представитель Львовского облисполкома Головко.
(Карин-Даниленко знакомит представителей подполья с официальными полномочиями правительства Украинской ССР на проведение переговоров с руководством «повстанческой армии»).
С. К.-Д.: Теперь можем вернуться к моему вопросу.
Представитель Провода ОУН: Мы - представители организации украинских националистов, которая, как вам известно, находится в подполье. И потому по конспиративным причинам не имеем права называть свои фамилии. Что же касается репрезентации, то мы представляем здесь центральный провод ОУН.
Карин про себя лишь усмехнулся. Он предполагал, что вряд ли на встречу прибудет сам главнокомандующий УПА, но рассчитывал, что делегация подполья по своему составу будет всё же внушительной. Так оно и оказалось. Хорошая зрительная память и знание примет оуновских главарей позволили ему сразу же вычислить, кого отрядил Шухевич на эту ответственную встречу. Первым представителем провода, который выспрашивал чекистов о дороге и приглашал за стол, оказался Дмытро Маевский, вторым, с характерной внешностью и густым басом - Яков Бусел.
Маевский Дмытро (он же «Косар», «Тарас», «Зруб») , 1914 года рождения, уроженец Сокальского района Львовской области, из семьи учителя, с незаконченным высшим образованием. Закончил учительскую семинарию, учился в Варшавской консерватории по классу скрипки. Член ОУН с 1932 г. Повитовый проводник ОУН Жовковского района, организатор вооружённых выступлений в сентябре 1939 г., затем окружной проводник Сокальского района. Участвовал в подготовке вооружённого восстания в советском тылу, приуроченного к нападению Германии на СССР. Бежал в Краков, после раскола поддержал группу С.Бандеры. Участник II и III Сборов ОУН. С началом войны один из руководителей т.н. Северной походной группы ОУН, организовывавшей на оккупированной территории местные органы власти. Член Провода ОУН с 1942 г., референт пропаганды. Доверенное лицо Р.Шухевича. С августа 1943 г. - заместитель руководителя Бюро Провода ОУН, политический референт ОУН.
Бусел Яков (он же «Галина», «Киевский», «Днепровой») , 1912 года рождения, уроженец г.Клевань Ровенской области, из семьи богатого землевладельца, после окончания гимназии год проучился в Львовском университете. Член ОУН с 1934 г. Организационный референт Провода ОУН на Волыни. В 1939 г. бежал в Краков, после раскола поддержал группу С.Бандеры. Участник II и III Сборов ОУН. После начала войны руководитель административного отдела Ровенской областной управы. Референт пропаганды краевого провода ОУН на Волыни, политреферент УПА-Север, заместитель командира УПА-Север. Член Провода ОУН с 1943 г., начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА.
С. К.-Д.: Мы прибыли сюда по поручению правительства Советской Украины с целью предложить вашему проводу и командованию УПА прекратить вооруженную борьбу против Советского государства, прекратить братоубийство. И мы хотим узнать: как вы относитесь к этому предложению? Имеете ли вы волю и желание вести переговоры с правительством республики о прекращении борьбы, сдаче оружия, наконец, о роспуске своих войсковых формирований и подполья.
Д. М.: Мы не готовы сразу дать ответы на ваши вопросы. Мы ищем брода, чтобы приблизиться к вам, но у нас возникает в связи с этим множество вопросов. Например, такие. Считает ли нас Советское правительство немецкой агентурой или политической силой? Оцениваете ли вы нас как конструктивный или как деструктивный элемент?
С. К.-Д.: Мы ставим вопрос прямо - о переговорах, о прекращении кровопролития. Вы же сбиваетесь на общие проблемы. Стоит ли? О связях добавлю: агентурные связи вашего провода с немцами широко известны, и сейчас, наверно, не время и не место дискутировать на эту тему.
А.X.: Нет необходимости и в определении конструктивности или деконструктивности ваших дел - о них пусть судят философы и историки. Мы призываем вас к конкретике, к решению принципиального вопроса - дать людям возможность мирно и спокойно жить, работать на своей земле. Хватит крови и жертв.
Я. Б.: Мы не можем миновать ни философских, ни исторических проблем. Мы хотим быть конструктивным элементом в политической жизни Украины. Мы не имеем права пренебрегать тем психологическим комплексом, который лежит в основе нашей организаций.
С. К.-Д.: Мы знаем цену вашему психологическому комплексу. Видим и разницу между вашим и нашим, советским мировосприятием. Вы воспитаны и других воспитываете на предательских традициях Ивана Мазепы, Ивана Выговского, Симона Петлюры, а мы воспитываем людей на патриотических традициях Богдана Хмельницкого, на традициях дружбы народов.
Я. Б.: Ваши традиции - то ваше дело. Но война продолжается. Правда, теперь у вас сильная армия. Вы даже можете разгромить немцев. А потом ваша армия столкнется с армиями союзников-альянтов. И это закончится вашим крахом.
С. К.-Д.: О ваших надеждах мы читаем в вашей подпольной прессе, в журнальчике «Ідея і чин» и других. Слушая вас, вижу, что история так ничему и не научила вас, националистов. Знаете, я пришел в революцию юношей и вот уже 26 лет из лагеря наших врагов слышу это слово «крах». Сначала говорили, что крах Советской власти наступит через две недели, потом срок продлевали на месяцы, потом - на годы. Между тем, тех, кто пророчил нам крах, самих постиг крах, а власть Советов жила и крепла. В начале войны ОУН делала ставку на победу фашизма, однако крах потерпели именно гитлеровцы. Давайте всё же не будем отвлекаться на идеологические дискуссии и споры, а дадим ответы на главные вопросы. Вы готовы прекратить вооруженную борьбу или, по крайней мере, ограничить её на время переговоров?
Д. М.: Конкретного ответа сейчас дать не можем. Нам надо всё взвесить, посоветоваться со своим руководством. Пока что, как я уже говорил, мы ищем брода к переговорам, ищем вполне искренне.
С. К.-Д.: Это не ответ. Правительство республики обратилось к вам с призывом прекратить обреченную на провал борьбу. Ведь дальнейшее ваше сопротивление абсолютно бесперспективно, оно выгодно только немцам. Об этом, в конце концов, шла речь в двух обращениях правительства Советской Украины к участникам подполья.
Д. М.: Окончательного ответа на все вопросы дать не можем. Это прерогатива провода. Хотел бы лишь уточнить - что вы предлагаете в первую очередь?
С. К.-Д.: Предлагаем сложить оружие, вернуть «уповцев» к честному труду, вовлечь их в общественную жизнь. Всем, кто повинится перед народом, в том числе и руководителям подполья, правительство гарантирует освобождение от уголовной или какой-либо другой ответственности.
Д. М.: И эта гарантия будет закреплена каким-то документом? Как мы передадим её нашим людям?
С. К.-Д.: Я думаю, мы с вами должны подписать соглашение, что ОУН и УПА прекращают борьбу и складывают оружие, а правительство Украины гарантирует каждому полную безопасность. Это соглашение можно будет размножить типографским способом и вручить каждому вашему человеку. Заверенное печатью, оно будет служить и пропуском, и гарантией.
Д. М.: И что будет с нашими людьми, когда они явятся к вам с этими листовками?
С. К.-Д.: Кто захочет учиться - может поступать в вузы и техникумы, выбор места работы в пределах республики гарантируется. Все желающие работать на земле - получат её.
Я.Б.: А если кто-то не захочет возвращаться в своё село или город, опасаясь самосуда или преследования?
С. К.-Д.: Такие люди получат возможность свободно выбирать место проживания и им предоставят жильё.
Д. М.: А что будет с организацией, с нашими вооруженными подразделениями?
С. К.-Д.: Они должны быть распущены. Если захотят - могут пойти служить в Красную Армию. Условия прекращения борьбы, предлагаемые вам правительством, - почетные, благоприятные. Руководство республики не возражает и против участия «уповцев» и их проводников в общественной жизни, в деятельности государственного и хозяйственного аппарата.
Д. М.: Нет! На капитуляцию мы не пойдем. Даже если бы мы оба (показывает на себя и Бусела) капитулировали - за нами никто не пойдет. Мы хотим обсудить вопрос шире, обсудить политические и психологические аспекты прекращения вооруженной борьбы. А на это требуется время.
А. X.: Вы снова уходите от прямых ответов на наши вопросы. Поэтому я склоняюсь к выводу, что у вас нет доброй воли к прекращению кровавой борьбы.
Я. Б.: Воля у нас есть, но сразу все решить невозможно.
С. К.-Д.: Давайте тогда обсудим хотя бы вопрос о прекращении массовых убийств мирного населения, о прекращении диверсий на железных дорогах. Этот вопрос очень тревожит правительство республики. Мы не понимаем, как можно подрывать пассажирские поезда с детьми, женщинами, пожилыми людьми. Несколько таких диверсий совершено на днях возле Здолбунова.
Д. М.: Это борьба. Вы арестовываете и судите наших людей. Мы же отвечаем своими методами...
Переговоры продолжались пять часов, но позиции сторон так и не сблизились. Когда стрелка часов приближалась к шести утра, в комнате повисла тишина. Карин высказал всё, что было ему поручено Хрущевым, слово оставалось за подпольем. Но Маевский и Бусол молчали. Как позднее вспоминал Карин, он видел, какая тяжёлая внутренняя борьба происходит в головах этих людей, от решения которых зависела судьба их организации. Когда же он всё же рискнул предложить составить предварительное соглашение, в котором были бы изложены условия советской стороны, представители провода ответили отказом. Маевский вновь повторил, что эта встреча носит лишь предварительный характер, так сказать, «знакомство», и подписывать какие-либо бумаги провод их не уполномачивал. При этом он добавил, что о результатах встречи они доложат руководству подполья и затем через Музыку сообщат о принятых решениях. Если какие-то вопросы возникнут у советской стороны, она может по тому же каналу направить письмо в адрес центрального провода ОУН. На конверте в таком случае должно стоять имя «Гайворонский».
Представителям власти оставалось лишь распрощаться и покинуть хутор. Тем не менее, стоя на пороге, Карин повернулся к Маевскому и Бусолу и произнёс: «Я всё же очень надеюсь, что вы оцените гуманный шаг правительства к миру, а наши беседы положат начало согласию и прекращению братоубийственной борьбы». Делегации завязали глаза и тем же кружным путём доставили на шоссе. К полудню 1 марта Карин и Хорошун вернулись во Львов.
А вскоре чекисты получили первую информацию, свидетельствующую о реакции главарей подполья на предложения руководства республики. Арестованный в ходе операции один из руководителей львовского краевого провода показал на допросе, что окончательного решения Провод ещё не принял. Но Шухевич в разговоре с краевым проводником Фёдором Тершакивцем высказал мнение, что «было бы хорошо, если среди стрельцов и симпатиков организации пошли слухи, будто инициатива переговоров исходит не от «Совітів», а от руководства УПА». Эта информация свидетельствовала, что Шухевич активно готовит почву для принятия советских предложений, и обнадёживала чекистов, что предпосылки закончить конфликт миром всё же существуют. Однако время показало, что надежды эти оказались преждевременными...
( часть 1, часть 2)
Большое спасибо всём товарищам, высказавшим свои критические замечания и дополнения по поводу двух предыдущих частей. Буду весьма признателен за дальнейшую помощь.
Сылки на источники опущены. Искренняя признательность Джеффри за любезно предоставленный материал.
Прежде, чем мы перейдём к дальнейшему изложению событий, нам необходимо прерваться и рассмотреть ситуацию, сложившуюся в Проводе ОУН к концу войны, и взаимоотношения между его руководством.
На протяжении 1941 -1943 гг. Провод возглавлял Мыкола Лебедь («Максим Рубан»), давний член ОУН и ближайший сподвижник С.Бандеры, которого «Быйлыхо» оставил вместо себя «урядуючим» проводником. К весне 1943 г. в результате проводимой немцами жесточайшей оккупационной политики в рядах ОУН всё чаще стали раздаваться призывы к борьбе с оккупантами, а на Волыни (в большей мере стихийно или под воздействием других организаций) появились первые вооружённые отряды. Лебедь, который продолжал контакты с немцами и после ареста Бандеры, не мог нейтрализовать эти настроения и лишь упрекал членов Провода в плохой работе, самоуправстве и требовал для себя неограниченных полномочий и полного подчинения. В свою очередь, члены Провода обвиняли Лебедя в том, что его диктатура ведёт организацию к упадку и разложению. Возникший кризис умело обернул в свою пользу Р.Шухевич, который незадолго перед тем вернулся из Белоруссии и занимал должность военного референта Провода. Он поддержал (как вскоре выяснилось, лишь на словах) курс на антинемецкое восстание и демократизацию внутренней жизни ОУН и, используя недовольство членов Провода диктаторской политикой Лебедя, в апреле 1943 г. отстранил последнего от руководства и занял место во главе коллегиального Бюро Провода ОУН. Третий Великий Сбор ОУН в августе 1943 г. эти полномочия Шухевича утвердил. Тогда же, играя на разногласиях оуновских функционеров, он подчинил себе вооружённые отряды и занял место Главного командира УПА. Здесь уместно привести свидетельство члена Провода и командира УПА-Запад А.Луцкого, согласно которому в руководстве ОУН Шухевича считали большим интриганом и безынициативным человеком, умеющим удачно улавливать чужие мысли и советы, а затем выдавать их за свои. Как подчёркивал далее Луцкий, «своего мнения у него нет, и он его прямо никогда не выскажет. Если бы не его заместитель по ОУН "Тарас" (Д.Маевский - Н.), ему вообще трудно было бы руководить ОУН-УПА». Похожим же образом оценивал Шухевича и другой член Провода М.Степаняк, характеризуя его как человека мелочного, мстительного и честолюбивого.
Укрепив собственные позиции в руководстве и подчинив себе УПА, Шухевич занял ещё более бескомпромиссную и диктаторскую линию поведения, а главное, отказался от намеченного ранее курса и перенаправил остриё вооруженной борьбы против советских партизанских отрядов. Уместно предположить, что это было обусловлено договорённостями между Шухевичем с немецким военным командованием, которое было крайне заинтересовано привлечь формирования УПА к борьбе с советскими партизанами, активизировавшими боевые действия на Волыни и в Галиции в преддверии наступления Красной Армии, уже освободившей к тому времени часть левобережной Украины. По выявленным на сегодняшний день документальным источникам сложно указать, когда именно произошло восстановление контактов абвера со своим бывшим офицером (если они вообще когда либо прерывались), во всяком случае, на протяжении 1944 г. они документируются совершенно точно. Заметим, что Шухевич тщательно скрывал эти контакты от других членов Провода, не говоря уже о рядовых уповцах, а на словах по-прежнему декларировал антинемецкую позицию и грозил отдельным командирам, по собственной инициативе заключавшим соглашения с немецкими представителями на местах, «революционным» судом. Однако линия, которую проводило Бюро Провода свидетельствовала об обратном. В этой связи среди оуновских функционеров возникли подозрения, что немцы имеют в Проводе своих агентов, а некоторые прямо указывали на самого Шухевича.
Поэтому не удивительно, что Шухевич своими действиями и интригами вскоре нажил себе в Проводе мощную и опасную оппозицию, в которую входили: начальник главного военного штаба УПА Д.Грицай («Перебейнис»), руководитель СБ ОУН М.Арсенич («Михайло»), краевой проводник Галиции Р.Кравчук («Петро»), руководитель южного краевого провода ОУН и командир УПА-Юг В.Кук («Лемиш»), командир УПА-Запад А.Луцкий, начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА Я.Бусол («Галына»), члены Провода ОУН М.Степаняк («Сергий») и В.Охримович («Бард»).
Однако наиболее серьёзным соперником Шухевича оставался Мыкола Лебедь, авторитет которого был по-прежнему высок у многих членов организации. После смещения с должности «урядуючого» проводника он на некоторое время отошёл от дел, а затем, на фоне конфронтации Шухевича с другими членами Провода, вернулся к активной работе и занял пост Председателя Рады ОУН - высшего контрольного органа этой организации, и одновременно возглавил референтуру внешних связей (Р-33). В июле 1944 г. в связи с созданием «надпартийной» структуры «УГВР» (Украинской Главной Освободительной Рады), призванной скрыть под новой вывеской запятнавшую себя пособничеством оккупантам ОУН и репрезентовать всю «воюющую» Украину, Лебедь занял в ней пост генерального секретаря иностранных дел. Стоит заметить, что на этот раз Шухевич не отважился пренебречь политическим авторитетом Лебедя и «спихнуть» с завоёванного пьедестала. Вместо этого, в связи с освобождением Красной Армией территории Западной Украины, он как глава Секретариата на специальном заседании инициировал вопрос о выезде делегации УГВР, в том числе и Лебедя, за границу.
Казалось бы, для амбициозного соперника это была почётная «дипломатическая» ссылка, но Шухевич ошибся. В виду поражения Германии и ожидаемого конфликта между США и Великобританией с одной стороны и СССР с другой, пребывающий в Братиславе Лебедь развил кипучую деятельность по установлению контактов с западными союзниками. Под прикрытием немецкой организации ОТ курьеры Лебедя Е.Стахив и К.Микитчук выехали в Триест, а оттуда в Италию, где связались с представителями армейского командования стран-союзников, в Вене в этот же период находился ещё один член делегации УГВР М.Прокоп, который пытался наладить связь с английскими представителями через бывшего австрийского эрцгерцога Вильгельма Габсбурга (В.Вышиванного). Двух курьеров, отправившихся в Югославию, постигла неудача - они были захвачены и уничтожены партизанами Тито. В начале 1945 г. по поручению Лебедя вице-президент УГВР отец И.Гриньох устанавливает контакты с украинскими представителями дивизии СС «Галиция», которая находилась тогда в Словакии, с целью взять дивизию под контроль УГВР и, как писал впоследствии член УГВР Л.Шанкивский, «возглавить её, если бы возникла такая необходимость». После перехода дивизии в Каринтию, в Загреб перебирается и миссия УГВР.
Таким образом, расчёты Шухевича на то, что, высланный за границу Лебедь окажется на второстепенных ролях в организационной иерархии и, по сути, в изоляции от событий в «Крае», не оправдались. Напротив, сосредоточив в своих руках все зарубежные контакты, Лебедь в условиях краха Третьего Рейха оказался монополистом на репрезентацию ОУН на Западе и, соответственно, лишь через него организация на Украине могла рассчитывать на получение помощи от стран - «альянтов».
Осенью 1944 г. Шухевич получил ещё одно неприятное известие - на свободе оказались С.Бандера и Я.Стецько, с которыми Лебедь тут же устанавливает контакт. Непосредственно к Бандере он направляет И.Гриньоха, а связь между Братиславой и Краковом поддерживается через регулярно курсирующих курьеров Лебедя Р.Павленко («Юрко») и Михайлы Лебедя («Медвидя»).
По свидетельству командира УПА-Запад А.Луцкого, Бандера - «Быйлыхо» был невысокого мнения о способностях Шухевича и собирался претендовать на ведущее место в ОУН, которое занимал до войны. Важно отметить, что возвращения «Быйлыха» к руководству ожидали и многие оуновские функционеры в «Крае», в частности глава СБ М.Арсенич. Тем не менее, до конца 1944 г., в условиях прохождения фронта через территорию Галиции и Польши и активных боевых действий между частями Красной Армии и вермахтом, ни Бандера, ни «краевики» не ставили вопрос о смещении Шухевича. Все усилия были сконцентрированы на противодействии наступающим советским войскам, и, как уже отмечалось, Бандера и Гриньох оставались за линией фронта в распоряжении абверкоманды-202 и координировали заброску диверсионно-террористических групп в расположение УПА.
Но уже в феврале в Вене на расширенном совещании членов ОУН, находящихся за границей, Бандера резко поставил вопрос о своём возвращении к руководству всей ОУН, отмене принципа коллегиального руководства и остальных «демократических» решений Третьего Сбора. Одновременно с этим он направил Проводу ОУН письмо с указанием обеспечить технические условия для своего перехода на Украину.
Таким образом, для Шухевича сложилась очень непростая ситуация: с одной стороны он был вынужден считаться с оппозицией «краевиков», с другой же - оказался в фактической внешней изоляции, ибо приближающаяся капитуляция Германии лишала его связи с соответствующими немецкими кругами, а контакты с «альянтами» оказались сосредоточены в руках врага и соперника Мыколы Лебедя. Вдобавок ко всему возвращение к руководству Степана Бандеры вообще грозило ему потерей всех занимаемых позиций в ОУН и УГВР.
Однако было бы неверным упрощать ситуацию и сводить всё лишь к схватке за властные полномочия. К середине 1944 г. Шухевич, который мог воочию наблюдать развитие событий в «Крае», достаточно быстро понял всю сложность вооружённой борьбы с таким гигантом, каким был побеждающий в войне Советский Союз. Полное изгнание оккупантов с территории республики и непрекращающиеся войсковые операции против «повстанцев» заставили его всерьёз задуматься о перспективах дальнейшей борьбы с «Советами». На состоявшемся в конце октября - начале ноября 1944 г. очередном заседании Провода политический референт и заместитель Шухевича Д.Маевский убеждал собравшихся, что с разгромом Германии война не закончится и перерастёт в вооружённое столкновении США и Великобритании с Советским Союзом, соответственно, на этот конфликт им и следовало делать ставку. По его словам, «прихід Англії уможливлював би національне оздоровлення». Но до этого времени нужно было банально дожить и сохранить структуру организации, поэтому активизация вооружённой борьбы в «підсовітской дійсності» становилась нецелесообразной и следовало искать другие пути. Они, по мнению Шухевича, должны были заключаться в овладении искусством «як панувати над масами, щоб їх не втратити», потому до начала ожидаемого конфликта следовало не активизировать вооружённое сопротивление, а «масам давати такі завдання, що будуть приносити у якомусь проценті виконання».
В августе 1944 г. органами госбезопасности был арестован член Провода ОУН М.Степаняк («Сергий»). В собственноручных показаниях он писал: «В деякій час після приходу радянської влади на Західну Україну Шухевич змінив свій погляд щодо можливостей революції в СРСР силами УПА, признавав попередній погляд помилковим і вслід за тим почав шукати виходу із ситуації. Між іншим висловлювався за розпущення УПА, ґрунтовну переорганізацію ОУН і[з] переходом до інших методів роботи. ... [За] деякий час після того Шухевич почав застановлятися над можливістю припинення діяльності взагалі, тобто не тільки розпустити УПА, але теж розпустити ОУН. Той свій погляд Шухевич висловлював тільки перед деякими членами Проводу, як, напр[иклад], «Тарасом» (Д.Маевским - Н.), який щодо цього з Шухевичем погоджувався. Шухевич і «Тарас» вважали, що припинення всякої діяльності, отже розпущення ОУН і УПА, можливе тільки при умові, коли з боку радянської влади були б прийняті певні умови, над якими Шухевич, а, зокрема «Тарас», деякий час застановлялися. Йшло отже про розв'язку шляхом договореності з представниками радянської влади. Що зроблено було з боку Шухевича і «Тараса» в даній справі, невідомо».
Можно предположить, что именно эта информация послужила отправной точкой для разработки операции «Перелом»: советская сторона, принимая позицию Шухевича за чистую монету, решила первой пойти навстречу и протянуть руку мира. Однако понадобилось несколько месяцев, и серьёзные изменения во внешнеполитической ситуации и в самом руководстве ОУН, прежде чем Шухевич сделал ответный шаг.
В феврале 1945 г. на совещании членов Провода он формально подчиняется С.Бандере, вводит последнего в Бюро Провода ОУН и одновременно с этим проводит решение, согласно которому Бандере категорически воспрещается появляться в «крае». Мотивировка была выбрана вполне благопристойная - высокая вероятность ареста проводника «Быйлыха» советскими спецслужбами. В результате Бандера сохранял политическое лидерство, а реальные рычаги управления организацией на Западной Украине пока оставались в руках Шухевича. Следующим его шагом стала отправка курьера во Львов, который должен был передать советской стороне согласие на встречу...
...Учитывая важность полученной от «Свитляны» информации, Савченко и Карин вечером того же дня срочно вылетели в Киев и лично доложили о результатах встречи Хрущеву. Придавая серьёзное значение наметившейся перспективе склонить подполье к мирному разрешению конфликта, Хрущев от имени ЦК дал указание чекистам принять условия Провода ОУН и вести переговоры в направлении прекращения или ограничения проводимой им диверсионно-террористической деятельности при одновременном прекращении против подполья оперативно-войсковых операций со стороны власти. При благоприятном развитии событий Карину следовало поставить вопрос об условиях легализации не только рядовых членов УПА, но и самих руководителей подполья с последующим привлечением их к общественной и государственной (sic!) жизни республики. При этом было решено, что идти на встречу одному Карину всё же рисковано, потому ему следует взять с собой кого-нибудь из офицеров Львовского УНКГБ. Выбор пал на капитана Хорошуна, который должен был выступать под видом работника львовского облисполкома.
Хорошун Александр Алексеевич, 1913 года рождения, уроженец г. Конотоп Сумской области, из семьи рабочего. Образование высшее, член КПСС с 1940 года. В органах государственной безопасности с 1938 года, участник Великой Отечественной войны, награждён орденами и медалями.
В Львовском управлении опасались, что бандеровцы могут совершить попытку захвата или ликвидации представителей правительства и настаивали на страховке делегации подразделением внутренних войск, однако Карин от этого категорически отказался. Его и Хорошуна должна была сопровождать охрана из четырёх сотрудников УНКГБ, и то лишь до места встречи.
Итак, вечером 24 февраля 1945 года, чётко придерживаясь инструкций курьера, из Львова в направлении Тернополя выехали два легковых автомобиля. Двигаясь по разбитому шоссе, передовая машина, в которой находился Карин, каждую минуту подавала сигналы светом фар. Но ответа от связных с той стороны не было. Доехав до Тернополя, делегация была вынуждена повернуть назад и к утру вернулась во Львов. Уже позже выяснилось, что Карин был прав, когда отказался от усиленной охраны. Той ночью бандеровцы специально не выходили на связь и, наблюдая за кортежем машин, проверяли, не сопровождает ли делегацию крупное войсковое подразделение.
Чекистам же оставалось ждать запасной даты.
Через четыре дня, 28 февраля в восемь часов вечера Карин и Хорошун вновь выехали в сторону Тернополя. Двигались медленно, через три часа миновали Злочев, и вдруг на 93 километре от Львова Карин, который всю дорогу напряжённо всматривался в темноту, заметил слабый сигнал электрического фонаря, который круговым движением подавал какой-то человек, затаившийся на обочине шоссе. Это был обусловленный курьером знак, и Карин приказал остановить машины. Один из сопровождавших делегацию сотрудников УНКГБ вышел на дорогу, навстречу ему шагнул из темноты человек в полушубке, вооружённый немецким автоматом. Обменялись паролем, связник повстанцев подошёл к машине, в которой находился Карин и сообщил, что представителей правительства уже ждут, но место встречи находится в нескольких километрах от шоссе и добраться туда можно только лошадьми. Машины же с охраной следует оставить здесь, «під нашою опікою». Вариантов не было, и Карин согласился.
Подали сани, Карину и Хорошуну завязали глаза, и через несколько минут в сопровождении группы всадников и ещё одних саней с вооружёнными бандеровцами они двинулись в сторону от шоссе. Вместе с чекистами в санях примостились двое повстанцев, которые следили, чтобы те не снимали с глаз повязок. Ехали долго, около трёх часов. Как позднее рассказывал Карин своёму ученику, уже упоминавшемуся И.К.Шорубалке, он вскоре понял, что провожатые специально запутываю дорогу, и лишь отмечал про себя, что вот проехали лес, здесь едут полем, миновали село, повернули направо. Наконец сани остановились, чекистам сняли повязки, и первое, что увидел Карин, была обычная сельская хата возле кромки заснеженного леса и усиленная вооружённая охрана вокруг и во дворе дома...
Позже, несмотря на ухищрения с завязыванием глаз, чекистам удалось установить это место - хутор Конюхи Козовского района Тернопольской области, в нескольких километрах от шоссе Львов-Тернополь. Интересно отметить, что в этот период (зима 1944-1945 гг.) Козовский район служил местом укрытия Романа Шухевича, который наведывался, в том числе, и на этот хутор.
...Чекистов ввели в жарко натопленную хату и предложили раздеться. На длинном, покрытым вышитой скатертью столе уже стояли разные закуски и выпивка, притом, кроме самогона, как отметил про себя Карин, была и водка заводского производства. В хате вкусно пахло жаренной с чесноком свининой. Карин понял: те, с кем предстоит вести переговоры, ещё не прибыли. Выжидали и провожатые. И лишь через двадцать минут в комнату вошли двое. Поздоровались.
- Как доехали? - поинтересовался один, раздеваясь. - Надеюсь, наши хлопцы не причинили вам неудобств?
- Кроме того, что завязали глаза, неприятностей не было, - въедливо ответил Карин. - Спасибо, доехали хорошо.
- Извините, но у нас такая конспирация, даже для своих, - пояснил первый.
- Вас же, наверное, целый полк прикрывает, - густым басом вступил в разговор второй с характерной внешностью: почти квадратным лицом, слегка суженным к подбородку. - Вот и вынуждены скрываться...
- Может быть, - усмехнулся Карин.
- Прошу к столу! - пригласил первый, - Должно быть, проголодались с дороги.
Карин и Хорошун сели за стол, хозяева налили по чарке и предложили выпить за встречу. Карин, у которого после тюремного заключения серьёзно пошаливало сердце, вынужден был отказаться, его примеру последовал Хорошун, не стали пить и представители провода.
- Ну, с чего начнём? - спросил первый.
(далее текст приводится по отчёту, составленному Кариным и Хорошуном)
С. К.-Д.: Прежде всего, панове, мы хотели бы знать, кто будет вести разговор и кого вы представляете.
Представитель Провода ОУН: Мы, собственно, говоря, пользуясь правом хозяев, хотели бы задать аналогичный вопрос и вам.
С. К.-Д.: Я уполномоченный Совета Народных Комиссаров республики Даниленко, а это (он показал на Александра Хорошуна) - представитель Львовского облисполкома Головко.
(Карин-Даниленко знакомит представителей подполья с официальными полномочиями правительства Украинской ССР на проведение переговоров с руководством «повстанческой армии»).
С. К.-Д.: Теперь можем вернуться к моему вопросу.
Представитель Провода ОУН: Мы - представители организации украинских националистов, которая, как вам известно, находится в подполье. И потому по конспиративным причинам не имеем права называть свои фамилии. Что же касается репрезентации, то мы представляем здесь центральный провод ОУН.
Карин про себя лишь усмехнулся. Он предполагал, что вряд ли на встречу прибудет сам главнокомандующий УПА, но рассчитывал, что делегация подполья по своему составу будет всё же внушительной. Так оно и оказалось. Хорошая зрительная память и знание примет оуновских главарей позволили ему сразу же вычислить, кого отрядил Шухевич на эту ответственную встречу. Первым представителем провода, который выспрашивал чекистов о дороге и приглашал за стол, оказался Дмытро Маевский, вторым, с характерной внешностью и густым басом - Яков Бусел.
Маевский Дмытро (он же «Косар», «Тарас», «Зруб») , 1914 года рождения, уроженец Сокальского района Львовской области, из семьи учителя, с незаконченным высшим образованием. Закончил учительскую семинарию, учился в Варшавской консерватории по классу скрипки. Член ОУН с 1932 г. Повитовый проводник ОУН Жовковского района, организатор вооружённых выступлений в сентябре 1939 г., затем окружной проводник Сокальского района. Участвовал в подготовке вооружённого восстания в советском тылу, приуроченного к нападению Германии на СССР. Бежал в Краков, после раскола поддержал группу С.Бандеры. Участник II и III Сборов ОУН. С началом войны один из руководителей т.н. Северной походной группы ОУН, организовывавшей на оккупированной территории местные органы власти. Член Провода ОУН с 1942 г., референт пропаганды. Доверенное лицо Р.Шухевича. С августа 1943 г. - заместитель руководителя Бюро Провода ОУН, политический референт ОУН.
Бусел Яков (он же «Галина», «Киевский», «Днепровой») , 1912 года рождения, уроженец г.Клевань Ровенской области, из семьи богатого землевладельца, после окончания гимназии год проучился в Львовском университете. Член ОУН с 1934 г. Организационный референт Провода ОУН на Волыни. В 1939 г. бежал в Краков, после раскола поддержал группу С.Бандеры. Участник II и III Сборов ОУН. После начала войны руководитель административного отдела Ровенской областной управы. Референт пропаганды краевого провода ОУН на Волыни, политреферент УПА-Север, заместитель командира УПА-Север. Член Провода ОУН с 1943 г., начальник отдела политвоспитания Провода ОУН и ГВШ УПА.
С. К.-Д.: Мы прибыли сюда по поручению правительства Советской Украины с целью предложить вашему проводу и командованию УПА прекратить вооруженную борьбу против Советского государства, прекратить братоубийство. И мы хотим узнать: как вы относитесь к этому предложению? Имеете ли вы волю и желание вести переговоры с правительством республики о прекращении борьбы, сдаче оружия, наконец, о роспуске своих войсковых формирований и подполья.
Д. М.: Мы не готовы сразу дать ответы на ваши вопросы. Мы ищем брода, чтобы приблизиться к вам, но у нас возникает в связи с этим множество вопросов. Например, такие. Считает ли нас Советское правительство немецкой агентурой или политической силой? Оцениваете ли вы нас как конструктивный или как деструктивный элемент?
С. К.-Д.: Мы ставим вопрос прямо - о переговорах, о прекращении кровопролития. Вы же сбиваетесь на общие проблемы. Стоит ли? О связях добавлю: агентурные связи вашего провода с немцами широко известны, и сейчас, наверно, не время и не место дискутировать на эту тему.
А.X.: Нет необходимости и в определении конструктивности или деконструктивности ваших дел - о них пусть судят философы и историки. Мы призываем вас к конкретике, к решению принципиального вопроса - дать людям возможность мирно и спокойно жить, работать на своей земле. Хватит крови и жертв.
Я. Б.: Мы не можем миновать ни философских, ни исторических проблем. Мы хотим быть конструктивным элементом в политической жизни Украины. Мы не имеем права пренебрегать тем психологическим комплексом, который лежит в основе нашей организаций.
С. К.-Д.: Мы знаем цену вашему психологическому комплексу. Видим и разницу между вашим и нашим, советским мировосприятием. Вы воспитаны и других воспитываете на предательских традициях Ивана Мазепы, Ивана Выговского, Симона Петлюры, а мы воспитываем людей на патриотических традициях Богдана Хмельницкого, на традициях дружбы народов.
Я. Б.: Ваши традиции - то ваше дело. Но война продолжается. Правда, теперь у вас сильная армия. Вы даже можете разгромить немцев. А потом ваша армия столкнется с армиями союзников-альянтов. И это закончится вашим крахом.
С. К.-Д.: О ваших надеждах мы читаем в вашей подпольной прессе, в журнальчике «Ідея і чин» и других. Слушая вас, вижу, что история так ничему и не научила вас, националистов. Знаете, я пришел в революцию юношей и вот уже 26 лет из лагеря наших врагов слышу это слово «крах». Сначала говорили, что крах Советской власти наступит через две недели, потом срок продлевали на месяцы, потом - на годы. Между тем, тех, кто пророчил нам крах, самих постиг крах, а власть Советов жила и крепла. В начале войны ОУН делала ставку на победу фашизма, однако крах потерпели именно гитлеровцы. Давайте всё же не будем отвлекаться на идеологические дискуссии и споры, а дадим ответы на главные вопросы. Вы готовы прекратить вооруженную борьбу или, по крайней мере, ограничить её на время переговоров?
Д. М.: Конкретного ответа сейчас дать не можем. Нам надо всё взвесить, посоветоваться со своим руководством. Пока что, как я уже говорил, мы ищем брода к переговорам, ищем вполне искренне.
С. К.-Д.: Это не ответ. Правительство республики обратилось к вам с призывом прекратить обреченную на провал борьбу. Ведь дальнейшее ваше сопротивление абсолютно бесперспективно, оно выгодно только немцам. Об этом, в конце концов, шла речь в двух обращениях правительства Советской Украины к участникам подполья.
Д. М.: Окончательного ответа на все вопросы дать не можем. Это прерогатива провода. Хотел бы лишь уточнить - что вы предлагаете в первую очередь?
С. К.-Д.: Предлагаем сложить оружие, вернуть «уповцев» к честному труду, вовлечь их в общественную жизнь. Всем, кто повинится перед народом, в том числе и руководителям подполья, правительство гарантирует освобождение от уголовной или какой-либо другой ответственности.
Д. М.: И эта гарантия будет закреплена каким-то документом? Как мы передадим её нашим людям?
С. К.-Д.: Я думаю, мы с вами должны подписать соглашение, что ОУН и УПА прекращают борьбу и складывают оружие, а правительство Украины гарантирует каждому полную безопасность. Это соглашение можно будет размножить типографским способом и вручить каждому вашему человеку. Заверенное печатью, оно будет служить и пропуском, и гарантией.
Д. М.: И что будет с нашими людьми, когда они явятся к вам с этими листовками?
С. К.-Д.: Кто захочет учиться - может поступать в вузы и техникумы, выбор места работы в пределах республики гарантируется. Все желающие работать на земле - получат её.
Я.Б.: А если кто-то не захочет возвращаться в своё село или город, опасаясь самосуда или преследования?
С. К.-Д.: Такие люди получат возможность свободно выбирать место проживания и им предоставят жильё.
Д. М.: А что будет с организацией, с нашими вооруженными подразделениями?
С. К.-Д.: Они должны быть распущены. Если захотят - могут пойти служить в Красную Армию. Условия прекращения борьбы, предлагаемые вам правительством, - почетные, благоприятные. Руководство республики не возражает и против участия «уповцев» и их проводников в общественной жизни, в деятельности государственного и хозяйственного аппарата.
Д. М.: Нет! На капитуляцию мы не пойдем. Даже если бы мы оба (показывает на себя и Бусела) капитулировали - за нами никто не пойдет. Мы хотим обсудить вопрос шире, обсудить политические и психологические аспекты прекращения вооруженной борьбы. А на это требуется время.
А. X.: Вы снова уходите от прямых ответов на наши вопросы. Поэтому я склоняюсь к выводу, что у вас нет доброй воли к прекращению кровавой борьбы.
Я. Б.: Воля у нас есть, но сразу все решить невозможно.
С. К.-Д.: Давайте тогда обсудим хотя бы вопрос о прекращении массовых убийств мирного населения, о прекращении диверсий на железных дорогах. Этот вопрос очень тревожит правительство республики. Мы не понимаем, как можно подрывать пассажирские поезда с детьми, женщинами, пожилыми людьми. Несколько таких диверсий совершено на днях возле Здолбунова.
Д. М.: Это борьба. Вы арестовываете и судите наших людей. Мы же отвечаем своими методами...
Переговоры продолжались пять часов, но позиции сторон так и не сблизились. Когда стрелка часов приближалась к шести утра, в комнате повисла тишина. Карин высказал всё, что было ему поручено Хрущевым, слово оставалось за подпольем. Но Маевский и Бусол молчали. Как позднее вспоминал Карин, он видел, какая тяжёлая внутренняя борьба происходит в головах этих людей, от решения которых зависела судьба их организации. Когда же он всё же рискнул предложить составить предварительное соглашение, в котором были бы изложены условия советской стороны, представители провода ответили отказом. Маевский вновь повторил, что эта встреча носит лишь предварительный характер, так сказать, «знакомство», и подписывать какие-либо бумаги провод их не уполномачивал. При этом он добавил, что о результатах встречи они доложат руководству подполья и затем через Музыку сообщат о принятых решениях. Если какие-то вопросы возникнут у советской стороны, она может по тому же каналу направить письмо в адрес центрального провода ОУН. На конверте в таком случае должно стоять имя «Гайворонский».
Представителям власти оставалось лишь распрощаться и покинуть хутор. Тем не менее, стоя на пороге, Карин повернулся к Маевскому и Бусолу и произнёс: «Я всё же очень надеюсь, что вы оцените гуманный шаг правительства к миру, а наши беседы положат начало согласию и прекращению братоубийственной борьбы». Делегации завязали глаза и тем же кружным путём доставили на шоссе. К полудню 1 марта Карин и Хорошун вернулись во Львов.
А вскоре чекисты получили первую информацию, свидетельствующую о реакции главарей подполья на предложения руководства республики. Арестованный в ходе операции один из руководителей львовского краевого провода показал на допросе, что окончательного решения Провод ещё не принял. Но Шухевич в разговоре с краевым проводником Фёдором Тершакивцем высказал мнение, что «было бы хорошо, если среди стрельцов и симпатиков организации пошли слухи, будто инициатива переговоров исходит не от «Совітів», а от руководства УПА». Эта информация свидетельствовала, что Шухевич активно готовит почву для принятия советских предложений, и обнадёживала чекистов, что предпосылки закончить конфликт миром всё же существуют. Однако время показало, что надежды эти оказались преждевременными...